Звенящие звезды

[RedShinigami]

1.
Внутренний мир Кучики Бьякуи цветет алым и золотым, звенит сухим горячим ветром в натянутых, как струны, солнечных лучах, вскипает пеной нежно-розовых лепестков. В обычно прохладном и спокойном пространстве царят жар и движение, и Сенбонзакура недовольно морщится, когда очередной поток воздуха взметает полы его кимоно, бросает роскошные иссиня-черные волосы в незащищенное маской лицо. В таком буйном, будоражащем мире занпакто неуютно. Закрывает глаза, безуспешно пытаясь отгородиться от происходящего и хотя бы в мыслях вернуть привычное спокойствие. Он слишком хорошо знает, что происходит сейчас там, снаружи.
…Там нет и в помине никакого солнца и ветра. Благородно монохромна гамма ночной тьмы за окном и белизны простыней, черных кимоно и белых косодэ, сброшенных, как придется, на узорчатые татами. Там ночь дышит прохладой и ароматом трав, и светлячки мерцают в саду, и в темном пруду стоят неподвижно серебристые сонные карпы. Но по белому шелку постели кровавым пятном растекаются алые пряди, и смуглые ладони оглаживают и сжимают обманчиво хрупкие плечи, и узкие хищные губы рассыпают по белому шелку кожи яркие метки. Бьякуя стонет рвано и сдавленно, сквозь сжатые зубы, тайно, постыдно, сладко. Бьякуя ловит зацелованными губами каждый вздох, что срывается с таких же зацелованных, воспаленных губ Ренджи, распластанного под ним, насаживающего его на свой член, крепко удерживая за бедра. Тонкое лицо искажено наслаждением, влажные черные волосы хлещут по голой груди Абараи, сливаясь с ломаными линиями татуировок, а глаза намертво сцеплены с янтарным безумием глаз напротив…
Сенбонзакуру едва не сносит взрывной волной слитой воедино духовной силы, когда, наконец, наступает разрядка и эти двое, не в силах еще разделиться, стискивают друг друга в объятиях, хрипя и вздрагивая, мешая черное с красным на разворошенной белизне. А потом в его мир вновь приходит покой. Лепестки сакуры плавно покачиваются на воде, ветер стихает и тихо угасает огненный закат. Голова Бьякуи покоится на татуированном плече, его дыхание постепенно выравнивается. Он засыпает. А Ренджи долго-долго еще лежит без сна, распахнув в темноту пьяные, потрясенные, счастливые глаза.
Занпакто против воли ловит всем существом затихающие вибрации отполыхавшей страсти, впитывает окутавшие комнату доверие и нежность, - и где-то по краешку сознания тонкой призрачной змейкой скользит одиночество.
2.
- Есть! – торжествующий возглас Абараи сквозь окутавшую тело усталость. – Я таки - достал вас, тайчо…
Он тяжело дышит, от его потного тела пышет жаром, как от огня, а лицо сияет неподдельной, детской какой-то радостью. Она согревает сердце Кучики и, кажется, даже окрашивает слабым румянцем его фарфорово-бледные щеки. Однако голос капитана по-прежнему ровен, когда он бросает высокомерно:
- Недостаточно. Повторим еще раз.
Выражение усталости пополам с радостной эйфорией мгновенно улетучивается с лица лейтенанта, движения вновь обретают утраченную было упругость и четкость. Бьякуя – соперник, которого непременно нужно победить. Сегодня, завтра… когда-нибудь. Но – непременно. Глаза в глаза,- цепко, остро. Глаза тайчо – цвета голубиного пера, цвета дождливого неба и талой воды, прохладные и … нет, не думать об ЭТОМ сейчас… Выпад, разворот, удар. Волосы черным крылом взметают ветер около щеки и снова падают на спину. Тупая боль в задетом боккеном плече. Выпад…
- Хватит, Ренджи. На сегодня это все.
-Но… я еще не…
- В другой раз, Абараи-фукутайчо. Я же всегда даю вам шанс,- улыбка одними глазами и шорох задвигаемой двери. Тишина.
« А ведь на самом деле задел. И неслабо задел»,- эта мысль не дает покоя Кучики весь вечер и половину ночи, которую он проводит сегодня один,- Абараи на очередной развеселой пьянке с остальным офицерским составом. Он и Бьякую каждый раз пытается потащить с собой, однако капитан упрямо отказывается, предпочитая благородное одиночество, и не ведется на доводы о том, что остальные-то капитаны не гнушаются подобными сходками, вот Зараки Кенпачи, например… Бьякуя возмущенно фыркает при мысли об этом,- вот уж этот-то грубиян и забияка для него ну никак не авторитет. Однако Ренджи он посиделки не запрещает, только вот являться перед свои светлы очи в пьяном виде не позволяет, и поэтому такие вечера для лейтенанта обычно кончаются там, где окончательно накроет. Бьякуя вздыхает и переворачивается на другой бок… Не спится, Пустой его подери! Он знает сценарий наизусть. Сначала его лейтенант, опрокидывая первые три-четыре чашечки, будет обаятельно улыбаться и сыпать милыми и остроумными шутками, приводя в восторг всю женскую половину компании, с повышением градуса приличие и качество юмора неудержимо поползет вниз, и в ход пойдут непристойные байки, над которыми может смеяться разве что рядовой состав одиннадцатого отряда. Потом наступит фаза бесшабашной веселости,- кто инициатор большинства пьяных выходок и проказ в Готее -13? Пра-авильно, ребята, - Абараи-фукутайчо. И не дай боже кому-то задеть этого буяна,- в четвертом появится на одного пациента больше, причем пациентом может оказаться и сам Абараи,- смотря в каком состоянии и с кем он сцепится…
Кучики садится на постели, прислушиваясь к ночной тишине, словно ожидая услышать легкие шаги по траве. А мысли упрямо возвращаются к сегодняшней тренировке, цепляются за яркое пятно распустившихся волос, за бесконечную игру геометрических линий на загорелой коже, за это торжествующее « Я вас достал, тайчо!»…
- Достал, Ренджи, достал,- бормочет Бьякуя, совсем не аристократично почесывая левую пятку о правую.
Эта мысль сверлит мозг неотвязно. Никакая любовь не смогла пригасить их соперничества, и то, что Кучики безропотно,- да что там, с радостью - позволяет рыжему раскладывать себя на любой горизонтальной поверхности и иметь так, как подскажет тому бурная фантазия… ну вот, - к бессоннице еще и стояк прибавился, замечательно… так вот, все это не означает, что капитан так же легко уступит дерзкому мальчишке первенство в боевых навыках!
-Правильно, Хозяин,- вдруг слышится тихий и вкрадчивый голос. Сенбонзакура на подставке серебрится нежным, едва уловимым сиянием,- невозможно ошибиться.
- Подслушиваем, значит?- строго констатирует Бьякуя, наблюдая, как свечение незаметно и красиво собирается в стройную фигуру с устрашающей маской на лице и копной волос, связанных в длиннющий высокий хвост.
Самовольно материализовавшийся дух меча без лишних церемоний присаживается на постель, непозволительно близко наклоняется, обдавая горьковатым, теплым запахом июльской полыни.
- Подслушиваем,- спокойно признает Сенбонзакура. – И еще – подглядываем. Регулярно. Это… ммм… весьма интересно и поучительно, Хозяин.
Бьякуя непроизвольно вздрагивает всем телом,- мысль о том, что его собственный занпакто почти каждую ночь наблюдает, как он стонет под ласками Абараи, почему-то неожиданно заводит, заставляя и без того напряженный член налиться тяжелой твердостью камня, до боли, до стона… Закрытые глаза Ренджи, делающего ему минет… жаркий танец острого быстрого языка на отвердевших сосках… сладкая боль от проникновения, собственные приглушенные, но от этого не менее страстные, стоны и откровенные выкрики Ренджи на пике наслаждения, его закушенные губы и безумный взгляд цвета красного вина…
- Черт, Сенбонзакура,- дыхание прерывается от сумасшедшего возбуждения, а запах полыни приближается, жаркий, пьянящий, окутывает, сладкой отравой проникает в кровь. Тонкие сильные пальцы раздвигают полы ночного одеяния, тесно обхватывают горящий, пульсирующий член. И голос,- просящий, почти умоляющий:
- Можно мне тоже?.. пожалуйста… мне так одиноко там, взаперти, так холодно, Кучики-сама… Бьякуя…
- Маску… сними…
И на какой-то миг сознание проясняется и будто со стороны Бьякуя видит, как исчезает жуткая личина, и совсем близко к нему склоняется тонкое, изящное лицо его занпакто.
- Ему никогда не победить нас, Хозяин.

3.
Звезды едва ли не со звоном катились по бархатно-черному небосклону одна за другой, когда Абараи Ренджи перемахнул через низкую ограду родового поместья Кучики Бьякуи. Вопреки ожиданиям последнего, он был совершенно трезв, хотя и выглядел усталым,- решил заменить попойку тренировкой. Так упоительно близка была победа, такой радостной дрожью отдавался в кисти мягкий тупой удар в середину груди капитана, что хотелось испытывать это незабываемое ощущение еще и еще. Наставник, старший брат, друг, любовник,- Бьякуя стал для бывшего маленького руконгайского бродяги всем на свете, соединил в себе понятия «чувства» и «долг», щедро дарил ему свое тело и сердце,- и всегда был на шаг впереди, недосягаемый, словно луна. И Ренджи готов был рвать и метать, лишь бы хоть немного сократить это расстояние…
Рваные вспышки смутно знакомой духовной энергии, переплетенные с яркой рейацу капитана, Ренджи почувствовал, еще даже не отодвинув дверь. Войдя же в комнату, рыжий на миг оцепенел. Обнаженный Сенбонзакура самозабвенно сосал член распростертого на полу Кучики, покорно принимая его сильные толчки в самое горло. Пальцы Бьякуи в этот момент двигались в заднем проходе парня, входя и выходя, вызывая у того глухие стоны и вскрики, которые он не умел, да и не хотел сдерживать. Абараи потрясенно застыл, лихорадочно соображая, как в данной ситуации следует поступить. Если бы кто другой, тут не возникало бы вопросов,- выскочить из комнаты, с шумом задвинув дверь, и сначала напиться до беспамятства, а потом уже выяснять, что это было и почему. Но Сенбонзакура был частью души самого Кучики,- как же можно ревновать капитана к нему самому?..
Голос Бьякуи, как всегда, расставил все на свои места:
- Раздевайся и иди сюда, Ренджи.
… Сенбонзакура не поверил своим глазам, когда увидел, как Ренджи скидывает одежду и опускается на колени рядом. Его духовная сущность изо всех сил пыталась сохранять приличествующие духу меча спокойствие и отстраненность, но человеческая оболочка уже предала его. Абараи был так красив с этой буйной гривой, рассыпанной по широким плечам, с удивленным, растерянным взглядом и вздрагивающими от возбуждения, точно у норовистого жеребца, тонкими ноздрями, что рука сама потянулась – прикоснуться, ощутить тяжелый жар отзывчивой плоти, спровоцировать на дальнейшие действия. Не отрываясь от выгибающегося под его губами Бьякуи, занпакто сжал пальцы и резко двинул рукой вдоль и вниз и почувствовал, как Ренджи инстинктивно рванул навстречу, пропарываясь сквозь его ладонь… Потом мысли исчезли и реальность выключилась, и остались лишь они трое на маленьком пятачке чудом не сорвавшейся в бездну земли.
…Повинуясь одному движению глаз Хозяина, Сенбонзакура опускается на его плоть, щедро смазанную собственной слюной,- осторожно, крепко зажмурившись, ожидая всплеска острой боли,- но боли нет, только упругая пульсация внутри, когда он начинает плавно двигаться, опираясь ладонями о грудь Бьякуи. Лицо Хозяина сейчас совсем не похоже на фарфоровое,- на скулах полыхают алые пятна, губы влажные и яркие, манят к себе, как спелые ягоды… и Сенбонзакура тянется к этим губам, касается почти невесомым поцелуем, нерешительно прослеживая языком их совершенные контуры. Но властная рука Кучики уже тянет за волосы, заставляя поднять голову. Открывшаяся картина выносит мозг окончательно,- Ренджи во весь рост стоит над ними, и его член, прямой как стрела, покачивается практически на уровне глаз безнадежно захваченного человеческими страстями занпакто.
Абараи в совершенной растерянности. Еще недавно самая мысль о том, чтобы просто прикоснуться к руке своего капитана, сопровождалась приступами священного ужаса,- а теперь он беззастенчиво наблюдает, как Бьякуя сгорает от наслаждения и желания, как его тонкие пальцы скользят по мраморной коже прерывисто дышащего Сенбонзакуры, а широко раскинутые бедра ритмично подаются навстречу его резким движениям. Одно это может лишить последних крупиц рассудка,- так ведь нет же, этот сумасшедший занпакто творит такое, что Ренджи забывает дышать,- язык Сенбонзакуры порхает над его членом, словно бабочка над цветком, цепочка легчайших касаний заставляет сердце сбиваться с ритма, а на нежном лице длинноволосого совершенно счастливая улыбка сменяется гримасой похоти, когда Абараи, упруго двинув бедрами, со стоном входит в его рот на всю длину…
- Все живы? – невозмутимо интересуется Бьякуя некоторое время спустя, когда все трое расслабленно валяются рядышком, восстанавливая дыхание.
- Живы, Хозяин,- Сенбонзакура игриво тянет Абараи за волосы.
-Теперь тебе ни за что нас не победить, фукутайчо.
Татуированная бровь иронически ползет вверх:
- Да что ты такое говоришь? С чего бы это?
- Ну… мы с Бьякуей-сама вышли на новый уровень духовного единения и все такое…- занпакто откровенно зевает, и нежно проводит пальцем по губам молча лежащего Кучики, то ли запоминая редкую улыбку, то ли ища поддержки. Ренджи умолкает на полминуты, а потом разражается смехом:
- Ну хорошо, хорошо… а со мной-то ты, в таком случае, на какой уровень вышел, а?..
- А вот это мы завтра на тренировке с банкаем увидим, лейтенант,- наконец подает голос Бьякуя. Холодный и ровный голос, вот только немного осипший от криков и стонов, оглашавших поместье еще несколько минут назад. – Ренджи, спать. Сенбонзакура,- к себе.
Разочарование и печаль так явственно читаются на лице занпакто, что Ренджи, сам себе удивляясь, просит:
- А может, пусть он остается сегодня, тайчо?
Внимательный взгляд прямо в глаза. И в знак согласия,- молчаливое похлопывание по футону между ними. Сенбонзакура, совершенно довольный, уютно устраивается головой на плече Кучики, а спиной прижимается к теплому боку Абараи. В поместье наконец-то воцаряется тишина…
*******
- Ну нифига себе, ты посмотри только, Обезьяна! - Змейка, пылая праведным гневом, непрерывно переходит в человеческую форму и обратно, чем явно раздражает свою напарницу и заставляет Ренджи нервно вздрагивать во сне.
- Да не мельтеши ты, мелочь,- отмахивается Обезьяна. – Или ты того, - четвертым пристроиться хотел?..
- С Закурой-то!? Фу, я тебе не извращенец какой! Нет, ну а наш-то нам хоть бы раз у Матсумото выпить предложил, гад! Покажу я ему завтра тренировочку, припомнит он у меня восстание занпакто!
- Выпить, говоришь?..- задумчиво тянет Обезьяна. – Можно устроить… Надо просто сказать ему, что, общаясь с нами в неформальной обстановке, он значительно укрепляет нашу духовную связь, что в свою очередь неуклонно влечет за собой…
- Зануда-зануда-зануда,- Змейка, демонстративно затыкая пальцами уши, раскачивается, сидя на траве, но глаза его уже улыбаются. – Моя самая лучшая на свете, толстая старая зануда.
Мальчишка просовывает голову под ладонь сидящей рядом пышногрудой женщины и затихает, ловя тепло, а во внутреннем мире Абараи Ренджи медленно встает солнце.

@темы: Ренджи, Духовные мечи, Яой, Бьякуя, Фанфики

---

Душа, заблудшая в песках

[Greyhound*]

Название: Душа, заблудшая в песках.
Автор: Electra Hound
Фэндом: Блич
Пейринг: Гриммджо/Ичиго (основные), Айзен/Гриммджо (воспоминания), Гриммджо/Заэль (воспоминания), Хичиго, Гин, Тоусен, Эспада, остальные мельком
Рейтинг: NC-17
Жанр: Слэш (яой), Ангст, Экшн (action), Психология, Даркфик, Ужасы
Дисклаймер: все принадлежит Кубо-сама, я только играюсь
Описание: Ичиго с друзьями приходят в Уэко Мундо на помощь Орихиме. Побеждают Приварон Эспаду и решают, что дальше необходимо проявить смекалку и не вступать в прямые стычки с сильными арранкарами. Совершив гениальную партизанскую вылазку, они освобождают свою подругу. Дело за малым: нужно выбраться из Лас Ночес. Но настолько ли это просто, если на пути встает непреодолимое препятствие?
Размер: макси
Статус: в процессе написания
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Секс

Публикация на других ресурсах: с моего разрешения.

Глава 1. Цена спасения

Белые нескончаемые лабиринты… топот ног, гулко отдающийся от стен пугающим эхом… липкий страх, доползающий до сердца и сковывающий его ледяной лапой. Они бегут в надежде успеть спастись. Нужно всего лишь выбраться из этого злосчастного дворца, но вот сделать это не так уж и просто. Ичиго крепко держит Орихимэ за руку, увлекая за собой. Он почти доволен, он же вроде как сдержал обещание вытащить ее отсюда. И в доказательство он ощущает тепло ее маленькой ладони с нежными теплыми пальчиками. Надо всего лишь успеть выбраться. Впереди несется Ренджи, красный хвост воинственно развевается, напоминая языки пламени.
- Ренджи! – зовет Куросаки.
- А? Чего тебе?
- Где Рукия и Чад?
- Они ранены, но уже вне опасности. Исида и тот пустой, похожий на козла тоже с ними, в песках. Сейчас главное выбраться отсюда, снаружи нас ждет Нелл и Дондочакка со своей гусеницей. Они помогут нам добраться до гарганты.
Переходы… коридоры … проходы… Ну, когда же они кончатся? И вот, наконец, большая бело-перламутровая зала. На гладких стенах, слава Ками, есть окна, сквозь которые льется мертвенный лунный свет Уэко Мундо, значит еще чуть-чуть и свобода, они окажутся в пустыне. У беглецов вырывается вздох облегчения, осталось лишь разбить шлифованный камень и …
- Йо, Куросаки, - холодный маниакально-отрешенный голос врывается в сознание временного шинигами, заставив его похолодеть. – А куда это ты намылился?
Ичиго вихрем обернулся. В противоположном конце залы, на ступенях небольшой лестницы, стояли две зловещие фигуры. Взгляд остановился на знакомом: дерзкая синяя шевелюра, ослепительной лазурной чистоты глаза, презрительная ухмылка, наполовину скрытая за хищной костяной маской.
- Гриммджо, - голос предательски сорвался. Ичиго почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Черт, а он так надеялся, что они смогут уйти все вместе. За спиной у Джагеррджака высился пугающего вида детина с костяной маской на подбородке. Маленькие глазки, подведенные красными стрелками, алчно поблескивали.
- Эй, сопля, - басом пророкотал здоровяк. – Помнишь меня? Маленький говнюк, это ты мне руку тогда отхватил. А теперь, - он сжал кулаки, похрустывая костяшками пальцев, - я из твоей задницы ромштексов наделаю. Усек?!
В голове Ичиго всплыло имя, кажется Ямми. Он пришел в Каракуру вместе с Улькиоррой по заданию Айзена. Ох, и крепко же ему тогда досталось от этого арранкара!
- Реви, Дзаби…
- Ренджи, - Ичиго успел перехватить руку друга, не давая тому завершить шикай. – Хватай Иноуе и бегите отсюда. Я разберусь.
- Ты сдурел?!
- Живо, придурок! Они из Эспады.
Ренджи сверкнул глазами, подхватил девушку на плечо и с силой размахнулся мечом.
- Банкай!
- Куросаки-кун, ты что… - крик Иноуе потонул в реве костяной змеи. Мелькнули испуганные глаза Орихиме, полные слез и страха за своего друга.
– Хикоцу Тайхо!
Красный заряд саданул в стену, пробив немалую дыру. Костяные звенья защелкали, унося своего владельца и рыжую девушку навстречу спасению. Ичиго проводил их взглядом и крепко сжал черный меч. К горлу подкатил комок, его лихорадило. Он тряхнул головой, отгоняя секундную слабость. Колебаниям нет места! Сейчас его задача задержать этих двоих как можно дольше, пусть даже ценой своей жизни.
- Эй! Они удирают, - рявкнул здоровяк, нелепо дернувшись и взмахнув руками.
- Пускай, - Гриммджо медленно пошел вперед, заворожено глядя на напряженного, как натянутая струна, противника. – Их перехватит кто-нибудь другой. Эти двое только мешались бы. Ямми, ты же хочешь повеселиться?
Громила плотоядно облизнулся, бросив взгляд на Куросаки. На лице у него читалось какое-то сомнение.
- Гриммджо, ты хоть помнишь приказ господина Айзена?
Синеволосый арранкар остановился в опасной близости от шинигами, его лицо сейчас приняло какое-то мечтательное выражение. Красивая крупная рука привычно легла на рукоять катаны, клинок, тихо лязгнув, вышел из ножен.
Помню, Ямми, помню, - безумный оскал искривил тонкие губы, превратив лицо в причудливую устрашающую маску. – Ну же, приступим к исполнению велений нашего «дражайшего» господина Айзена!!!
То, что происходило дальше, боем назвать было сложно. Скорее нещадным избиением. Самое обидное, что арранкары не использовали серо или катаны. Было непонятно зачем Джаггерджак вообще доставал меч. Наверное, для пущей острастки дерзкого шинигами или, чтобы покрасоваться. Ичиго просто расчетливо и методично били: в морду, в горло, под дых. Но аккуратненько так, чтобы жив остался, и в тоже время, с оттяжкой, продлевая удовольствие.
Уследить за движениями мучителей не получалось, сколько бы юноша не старался. Попытки блокировать удары в большинстве случаев тоже не приносили должного эффекта. Он уже с трудом мог держаться на ногах, когда очередной удар Гриммджо впечатал его в стену. Мышцы отозвались сильной болью, каждый вдох и выдох давался с трудом. Шинигами сполз по стене и теперь смотрел на своих противников снизу вверх, судорожно хватая ртом воздух. Изображение врагов было нечетким, сквозь красную пелену крови, текущей из рассеченного лба, окружающие звуки слышались как будто из глубокого колодца. Вайзард поднял руку к лицу, сконцентрировал реацу, пытаясь призвать маску. Ну, пожалуйста, ну хоть на чуть-чуть – просил он уже чуть ли не молитвенно! Но все было тщетно, слишком много сил было истрачено в предыдущем бою, и он еще не успел восстановиться. С легким хлопком жалкие части маски дематериализовались.
- Смотри, - раздался издевательский голос Гриммджо, – этот придурок хочет превратится в пустого, чтобы нам навалять. Когда он только угомонится!
- Вот падла! – сарказм Шестого Ямми видимо принял за чистую монету. – Да я ему сейчас лапы узлом завяжу.
- Эй, стой! Погоди…
Но громила одним махом подлетел к несчастному временному шинигами, из-зо всех сил пнул левую кисть, сжимающую Зангецу. Меч со звоном крутанулся на полу и отлетел куда-то в сторону. Ичиго услышал, как хрустнули кости, увидел, как конечность изогнулась под неестественным углом, и почувствовал, как боль слепящей волной ринулась вверх по руке и вот уже охватила все тело, вытесняя из загнанного отчаяньем сознания все разумные мысли. Наверное, он заорал или взвыл, хватаясь за сломанное запястье и прижимая его к себе. Затем инстинктивно, сжался в комок, пытаясь восстановить дыхание и успокоиться. Почему-то ему дали передышку – надо воспользоваться этим! Черт, необходимо срочно что-то придумать, иначе эти двое садистов просто забьют его до смерти! Внезапно над головой раздался знакомый спокойный голос:
- Что здесь происходит?
- О, явился, – голос Сексты, наполненный желчью, неприятно резанул по нервам.
- Улькиорра, - у Лларго чуть ли не заискивающая интонация, - а мы вот приказ исполняем.
- Я не помню, чтобы в приказе были слова «превратить в фарш», - холодный тон Четвертого не предвещал ничего хорошего.
- Ну, вырубить то его как-то надо, а то брыкаться будет. Вот мы и стараемся изо всех сил, - Джаггерджак в своем репертуаре.
А временный шинигами так и лежит на земле, прижимая к животу изувеченную руку. Он отрешен, кажется, что все происходящее его не касается. Сейчас… он обязательно откроет глаза и проснется в своей постели, в Каракуре. Соберется и пойдет в школу. Наверное. Так ему кажется. Или хочет казаться. Но вместо этого приходит темнота, вместе с таким родным и ненавистным остро-надтреснутым тембром:
- Мой бедный, бедный король. Что опять кого-то спасаешь? Друзей? Как всегда жертвуешь собой и подставляешь нас под удар! Ты неисправим…
У Ичиго больше нет сил. Он погружается во тьму…
Пробуждение было отвратительным. Временный шинигами очнулся от ощущения холода и звука громких стонов. Сначала он подумал, что это он так подвывает и матерится, потом при более детальном размышлении решил, что все-таки это кто-то другой: уж больно низкий голос. Вспомнилось сломанное запястье, но вот, что интересно - боли не было. Он сжал руку – кисть вполне здорова, между пальцами почувствовались колючие песчинки. Странно, он же вроде был во дворце? Парень резко распахнул глаза и рывком сел. Так и есть - он сейчас в пустыне, вдалеке обрисовывались очертания дворца, напоминая картинку из детской сказки про Али-Бабу. Он опустил взгляд на свое тело. За исключением того, что он был почти нагим (жалкие обрывки хакама на бедрах не в счет), все было как обычно. Ни кровоподтеков, ни ушибов, ни гематом не наблюдалось. Единственным напоминанием о недавнем бое была грязь на коже, состоявшая из крови, песка и пота. И еще запах раскаленного металла. И ярости, витавшей в холодном воздухе. И чужие басовитые стенания.
- Оп-па! Вот мы как значит, - такой знакомый голос Гриммджо сейчас сам на себя не похож.
- Мгновенная регенерация, - Улькиорра как всегда бесстрастен, только вот почему в его фразе слышится такая усталость?
Ичиго поднял глаза и застыл. Похоже, сегодня у него день откровений. Оба арранкара выглядят не многим лучше него. То, что когда-то было белыми одеждами, превратилось в негодные лохмотья. На Улькиорре ни царапины, однако, остатки формы щедро раскрашены бурыми кровавыми пятнами. Левого рукава нет, каким-то чудом уцелели спинка и полы плаща, хакама разодраны, в некоторых местах ткань как будто обгорела. У Гриммджо все гораздо плачевней: он тяжело дышит, весь какой-то немыслимо грязный, без куртки, босой, с оборванной штаниной. Вдобавок на левом плече красуется огромная темная рана, вся правая сторона лица в запекшейся крови, а осколок белой маски в бордовых разводах придает своему владельцу схожесть с героями фильмов ужасов. Он смотрит на шинигами исподлобья, сильно сжимая рукоятку катаны, словно прикидывая что-то в уме. Разворачивается, обращаясь к Шиферу. Говорит совсем тихо, так, что слов не разобрать. Улькиорра молчаливо кивает и стаскивает с себя плащ, точнее его остатки.
- Куросаки,- синеволосый арранкар двинулся в его сторону, прихрамывая и горбясь. – Иди сюда. Не бойся. Мы тебе ничего не сделаем.
Ичиго вытаращился на врага: окровавленный Джаггерджак и ласковые нотки в его голосе как-то не увязывались вместе. Шифер между тем деловито рвет свой плащ на широкие полоски. Временного шинигами охватил странный озноб.
«Что происходит? Они рехнулись что ли? Или это я…»
- Гриммджо, - он тихо выдыхает, стремясь унять дрожь., - что… что случилось?
- Я тебе все расскажу. Иди ко мне, - почти шепчет Шестой, подбираясь ближе. Сейчас он воплощенная угроза и у него ледяные глаза.
Нутром рыжий парень понимает, что надо держаться от этих психов подальше. Он вскакивает на ноги и инстинктивно пятится, озираясь в поисках Зангецу. Обернувшись, он увидел свой меч … вонзенный в живот Ямми Лларго. Раненный арранкар лежал на спине и глухо стонал, изредка прерываясь на бессвязные ругательства. На громиле вообще нет живого места, песок под ним был обильно пропитан кровью. Левое бедро представляло собой одну большую рану, правый бок – кровавое месиво с обугленными краями. Внезапно на Ичиго снизошло озарение - это сделал он сам, точнее его Пустой. Потрясенный шинигами схватился за голову, к горлу подкатил комок, его вырвало, то ли от тошнотворности увиденного, то ли от омерзения к самому себе. Гриммджо, воспользовавшись моментом, беззвучно, по-кошачьи подскочил к нему, жестко заломив руки назад, поставил на колени. Потом он и Улькиорра торопливо связали его импровизированными веревками. Юноша дергался, пытаясь выскользнуть из рук врагов, но все попытки разбивались о железную хватку его противников.
Зачем они вообще сохранили ему жизнь? На арранкар это не похоже. Значит, такой приказ был отдан Айзеном. Но почему? Значит, ценой спасения Иноуэ будет его плен. Ну, что ж это справедливо, баш на баш. Но то, что произошло здесь во время боя... Ичиго передернуло. Хорошо, что его друзья не видели, какая тварь гнездится в его душе, иначе бы они точно возненавидели его, а Сейрейтей объявил бы на него охоту. При мысли об этом шинигами затрясло, по щекам предательски побежали слезы. Осознание своей разрушительной силы всегда пугало его. В нормальном состоянии Куросаки бы никогда не смог нанести своим врагам подобные раны. Он был слишком добр и благороден для этого. Плохо соображая, что делает, он вскинул голову.
- Что здесь случилось? Это я сделал с вами… с ним? – голос дрожал и прерывался непроизвольными всхлипами. – Отвечайте, ублюдки!!!
Улькиорра вздрогнул, но промолчал. А вот Гриммджо не сдержался и залепил временному шинигами увесистую пощечину, так что тот свалился на песок.
- Прекрати, - Улькиорра перехватил руку товарища, занесенную для второго удара.
- Что прекратить? Разве от хорошей оплеухи кто-нибудь когда-нибудь умирал? – Гриммджо с раздражением выдернул кисть из чужого захвата. Присел на корточки, ухватил пленника за рыжие вихры и развернул так, чтобы холодный лунный свет осветил карие глаза.
- Куррросаки, заткни фонтан! – тыльной стороной ладони стер с мальчишеских щек мокрые дорожки, оставляя темные разводы. Грязные пальцы скользнули по левой скуле, вниз, цепко ухватили беззащитную шею. – Какого черта ты делаешь, дебил? Ты что издеваешься?! Сначала устроил тут побоище, а теперь льешь слезы и корчишь из себя невинную овечку? Смотреть противно, хуже бабы. Улькиорра, ты возился с той девчонкой, скажи, она закатывала истерики?
Куатро индифферентно дернул плечами и отвернулся.
- Вот, Куросаки, - назидательно протянул Шестой, явно издеваясь, – Шифер такого безобразия не припомнит. Так что твоя подружка молодец, а ты слабак! И еще… - внезапно он замолчал, напрягшись. – Вот черт!
Секунда – и рядом с ними появилась высокая худощавая фигура в белом хаори без рукавов. Оранжевый декоративный шарф, черные перчатки и странные очки, скрывающие незрячие глаза: это был Канаме Тоусен собственной персоной. Ичиго почувствовал, как сжалась рука Джаггерджака на его затылке, похоже этот зверюга тоже иногда нервничает.
- Что тут происходит? Вам всего лишь надо было взять в плен временного шинигами, а вы вместо этого устроили какой-то балаган, - в спокойном тоне офицера чувствовалась злость.
- «Всего лишь» значит?! – прошипел Шестой. – Да ты…
- Стой, - вперед вышел Улькиорра и выразительно глянул на Гриммджо. – Господин, позвольте мне объяснить.
Канаме сдержано кивнул. Ичиго, как завороженный, слушал лаконичный доклад Шифера, а в голове между тем крутился один вопрос: зачем он так нужен Айзену? Ощущение тревоги усиливалось. Может экс-тайчо пятого отряда задумал использовать силу его пустого и направить ее против Общества душ? Одно это предположение вселяло в душу юного шинигами ужас. Нет, надо надеяться на лучшее. Он закрыл глаза, отгоняя мрачные мысли, и прислушался к разговору.
- Значит, после обморока он преобразовался? – уточнил Канаме. Ичиго непроизвольно забился в руках Гриммджо, когда почувствовал чужую изучающую реацу. Тоусен был слеп и поэтому духовная сила заменяла ему зрение в оценке возможностей врагов. Ощущение было неприятным: как будто десятки мелких щупалец настойчиво лезут к чему-то очень личному, тому, что хотелось бы скрыть от посторонних взоров. Канаме обратил на него невидящий взгляд.
- Не нужно сопротивляться. Я не причиню тебе вреда, - от холодного будничного тона командира побежали мурашки.
Куросаки судорожно сглотнул, мысленно проклиная предателей-капитанов. То, что с ним сейчас проделывали, было чертовски унизительным. И еще этот Джаггерджак, который так и не убрал свои грязные лапы: небось, скалится поганой ухмылкой наблюдая за мучениями пленного.
Неожиданно теплая рука, мертвой хваткой сжимавшая шею, переместилась ниже, и остановилась, слегка поглаживая большим пальцем яремную впадину. Ичиго удивленно распахнул глаза: никакой ухмылки, арранкар был очень серьезен, во взгляде мелькнули отголоски сочувствия. Тонкие губы вздрогнули в неслышном шипении: «Молчи». Этот необычный жест настолько отвлек паренька, что про Тоусена с его «щупальцами» он вспомнил, лишь услышав его голос.
- Ямми доставьте в лазарет, а Куросаки Ичиго в подземный каземат номер три. В кандалы его. За сохранность пленного отвечаете головой, - он быстро развернулся, под сапогами противно хрустнул песок. – Через полчаса на доклад к Повелителю, так что потрудитесь привести себя в порядок.
Канаме ушел так же резко, как и появился. Гриммджо отпустил Ичиго, поднялся на ноги и вложил катану в ножны. Перехватив шинигами в поясе, одним махом закинул себе на правое плечо и зашипел от боли. Рыжий страстно выругался, уткнувшись носом в зловещую татуировку с цифрой «6». От арранкара остро пахло кровью, потом и еще чем-то таким неуловимым, странным, что до боли напоминало о далеком теперь Мире живых. Это смущало и бесило одновременно. Чужая ладонь, словно невзначай попала под обрывки хакама, и интимно обхватила задницу временного шинигами, вызвав новый поток недовольства.
- А ну цыц, придурок, – цокнул языком Шестой. Затем обернулся и посмотрел на Улькиорру. - Этого жука я возьму на себя. Ты не против?
- Как пожелаешь, - Шифер пожал плечами. – Только постарайся не убить его ненароком.
- Посмотрим, - насмешливо отсалютовав свободной рукой старшему, Гриммджо сорвался в сонидо.

@темы: Ичиго, Внимание: рейтинг!, Хичиго, Манга, Эспада, Яой, Агнст, Аниме, Фанфики

---

На память. Часть вторая.

[Amaltiirtare-the-Witch]

Название: На память. Часть вторая.
Автор: Amaltiirtare-the-witch
Фэндом: Bleach
Персонажи: Гриммджо/Тоширо
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: ООС
Размер: мини

Жизнь продолжается. Сейчас за окном – поздняя осень, ветер гоняет по улицам разноцветные листья, небо хмурится, вот-вот начнет моросить неприятный мелкий дождик. Но после осени придет зима, с ее ледяными узорами, снежными вихрями и большими сугробами, в которых так любит резвиться малышня. За зимой - весна, природа очнется и расправит крылья, деревья вновь покроются сочной зеленью, зацветет сакура и в воздухе запахнет ароматом луговых трав. За весной придет жаркое, солнечное, яркое лето, наполненное визгом плескающихся в речке ребят, а лейтенантские попойки станут более частыми. Так было всегда и так будет впредь. Ничто не помешает жизни идти своей размеренной поступью через время.
Тоширо вздохнул, последний раз взглянув в окно, и снова углубился в отчетные бумаги отряда. Победа - победой, а бумажную работу никто не отменял. Матсумото уже тихо посапывала за своим столом, с головой зарывшись в документы, так что приходилось выполнять всю работу самому. Сейчас со-тайчо требователен, как никогда раньше. После предательства трех из подчиненных ему капитанов, он контролировал всех оставшихся капитанов Готэй, устраивая постоянные проверки. Ужесточился надзор за шинигами, выполняющими миссии на грунте. Они должны были выходить на связь с Сейрейтеем несколько раз в день, и горе тому, кто осмелится ослушаться. А если он не вернется к положенному сроку, то такой шинигами сразу же считался предателем, и наказание следовало незамедлительно.
Но за всеми этими крайними мерами многие видели лишь одно: страх. И страх не очередного предательства и появления еще одного претендента на роль Бога, а страх потерять власть, уже начавшую шататься. Методы со-тайчо уже не могли конкурировать с взрывным рыжеволосым риока, ворвавшимся в жизнь Общества Душ. Куросаки не шел на поводу у должностных инструкций, все решения принимал по велению своего сердца. И такой подход, к удивлению и раздражению Ямамото-тайчо, нашел немало последователей не только среди рядовых шинигами, но и капитанов. Это настораживало. Даже те, кто чтил веками устоявшиеся традиции и беспрекословно подчинялся приказам, теперь ослушались его. Генрюсай чувствовал, что это начало новой эры, когда не все решения будут приниматься в соответствии с принятыми нормами, и грядет время, когда мнение вышестоящего по званию уже не будет единственно верным. Поэтому, даже понимая это, он пытался как можно дольше удержать то, к чему он так привык. К полному подчинению и точному исполнению его распоряжений.
Тоширо отложил кисточку и потер глаза. Надо идти спать, уже поздно, сидеть дальше нет смысла, все иероглифы расплываются, превращаясь в непонятные кляксы. Часть документов можно оставить на завтра. Он вышел из комнаты и направился к себе, по дороге прокручивая мысли, которые не давали ему покоя уже довольно давно. Из Уэко по-прежнему никаких вестей. Там сейчас работает одиннадцатый отряд, во главе со своим капитаном, Зараки. Но сообщений о местонахождении арранкаров, которые теоретически могли выжить, не поступало. Последним, кто видел Гриммджо, был Ичиго. С его слов выходило, что Секста был сильно ранен, но остался жив. Значит, за время сражения с Айзеном, он мог найти себе укрытие.
Хитсугая устало опустился на кровать. Он не знал, радоваться ли тому, что Джагерджак выжил, или нет. И не знал, чего он так ждет все это время. Того, что Секста даст о себе знать? Тогда ему, как капитану Готэй, придется доложить об этом Ямамото со-тайчо. Результатом будет казнь. Таков приказ. Тоширо разделся и забрался под одеяло. Эти вопросы мучили его с того самого момента, когда он шагнул в раскрытую пасть гарганты, тогда, в Уэко. Он молчал все это время, никому не доверяя. Он не мог. Все произошедшее было слишком неправильно и зашло так далеко, что он и сам уже запутался в своих ощущениях. С каждым новым днем, он увязал все глубже и глубже, пытаясь понять, что он чувствует, старался услышать свой внутренний голос, ему хотелось хоть как-то разобраться в себе. Если бы он мог спросить совета, все было бы намного проще. Но он боялся, что его неправильно поймут, или начнут считать слабаком, который не в состоянии самостоятельно решить свои проблемы. Ему очень хотелось довериться кому-нибудь очень близкому, кому-то, кто его поддержит и хотя бы выслушает. Но таких людей рядом не было. У Момо достаточно своих проблем, она до сих пор переживает за своего бывшего капитана и ни о чем, кроме него, не может думать. А к Матсумото он не хотел обращаться. Это грозило тем, что лейтенант начнет его подкалывать, шутить, что ее тайчо наконец-то повзрослел. Она так сетовала на то, что у него до сих пор никого нет. Считала, что он был бы немного помягче и меньше придирался к ее работе. Поэтому, приходилось держать все свои мысли при себе, надеясь, что настанет тот день, когда его бремя станет легче.
Возможно, новое задание в Генсее поможет ему отвлечься и немного отдохнуть. В последнее время участилась активность пустых в столице Японии, Токио. Туда отправляли небольшой отряд из нескольких шинигами, а Тоширо должен был находиться там для поддержки, если вдруг противник окажется сильнее, чем они предполагают. Его заданием было получать информацию от рядовых и потом докладывать лично со-тайчо. Хитсугая надеялся, что данные не врут, ему очень хотелось провести бой с сильным противником, чтобы разум на некоторое время забыл обо всем, что его мучает, и наконец-то сконцентрироваться на чем-то другом. Поэтому он с радостью согласился сопровождать отряд, когда на собрании капитанов Ямамото-тайчо выдвинул предложение патрулировать Токио некоторое время, чтобы узнать побольше о пустых в этом городе.
Но его ждало разочарование. За два дня не было ни единого случая появления неприятеля в черте столицы. Он целыми днями бродил по городу, в надежде, что вот-вот датчик подаст сигнал. Но все было спокойно. Тоширо облюбовал себе крышу одного из зданий, проводя там большую часть времени, наблюдая за небом. Ему нравилось встречать тут рассвет и провожать закат. Каждый день облака окрашивались в разные сочетания красного и золотого цветов, если день был ясным, или лучам солнца приходилось пробиваться сквозь рваные серые дождевые тучи. Дождь он тоже полюбил. Когда начиналась гроза, он поднимался на крышу, забирался под небольшой навес, усаживался, и смотрел, как капли собирались в ручейки, стекая вниз, по стенам, превращаясь в большие лужи на асфальте. Глядя на сбитые с деревьев листья, которые проносил мимо поток воды, Тоширо представлял, что это его тяжелые мысли, пытаясь отпустить их от себя, чтобы дождевая вода забрала их с собой. Такая терапия помогала ненадолго, вскоре спутанный клубок мыслей снова возвращался на свое место.
Дождь прекратился только к вечеру, когда солнце уже село, и на улицах зажглись фонари, свет которых отражался в мокром асфальте белыми разводами. Хитсугая вылез из своего укрытия и спустился по пожарной лестнице вниз, в небольшой переулок между домами. Здесь никто не ходил, а ему не хотелось привлекать к себе лишнее внимание. Он уже устал отбиваться от бдительных прохожих, которые завидев подростка, спускающегося с крыши, тут же хватали его за шиворот и читали лекции о правилах безопасности. Это было еще полбеды, самое страшное, если ему попадалась какая-нибудь сердобольная женщина, которая тут же требовала адрес его родителей, грозясь позвонить в полицию. Поэтому он предпочитал покидать свой наблюдательный пост таким образом, чтобы его никто не видел.
Как всегда, лестница заканчивалась не совсем у земли, точнее, совсем не у земли, а на уровне второго этажа. Для Тоширо это никогда не было проблемой, он немного повисел, держась за последнюю ступеньку, и спрыгнул. Но в этот раз ему не повезло. Дождь намочил валявшуюся на асфальте картонную коробку, на которую как раз и приземлился подросток. Ноги разъехались, пытаясь сохранить равновесие, Тоширо немного отклонился назад и тут же упал, приземлившись пятой точкой в аккурат между двумя огромными мусорными баками, доверху набитыми всякой дрянью. Потерев ушибленный локоть, он попытался встать, оперевшись ладонью на один из баков, но черные мешки с мусором, громоздившиеся на нем, от малейшего толчка сместили центр тяжести и повалились на незадачливого шинигами. Запах был просто ужасный, Тоширо изо всех сил пытался выкарабкаться из-под завала на свежий воздух. Откинув верхние мешки, и глотнув, наконец, вечерней прохлады, он начал разгребать остальные. На его глаза попалась маленькая деталь. В метре от него стояли мужские кроссовки. Хитсугая замер. Уши начали понемногу приобретать пунцовый оттенок. В такую ужасную ситуацию он еще не попадал.
- Ты чего в помойке забыл, мелкий? Или вам уже даже паек не выдают?
Этот голос невозможно спутать. Резкий, насмешливый, низкий и немного хрипловатый, как будто разрядом молнии отозвался в голове у Тоширо. Он медленно поднял глаза на стоявшего рядом человека, как будто не хотел верить в то, что происходит. Но фирменный оскал во все тридцать два белоснежных зуба и растрепанная шевелюра голубого цвета не могли принадлежать никому другому. Гриммджо Джагерджак, Секста Эспада, собственной персоной. Стоит рядом, в одном из закоулков Токио, и не в привычной белой форме и с мечем на поясе, а в обычных джинсах и футболке. Тоширо молчал.
- Ты, это, головой тюкнулся, что ли? – Гриммджо внимательно посмотрел на парня. – Чего молчишь? Скажи хоть что-нибудь. Скажи «мама».
- Иди к черту, - пробормотал себе под нос Тоширо. Вот теперь он точно уверен, что это Гриммджо.
- Ну, тоже неплохо, - рассмеялся арранкар. – Долго там сидеть собираешься?
Подросток насупился, барахтаясь под мусорными мешками в попытках выбраться.
- Руку давай, чучело шинигамское, - вздохнул Гриммджо, протягивая Тоширо ладонь.
- Сам чучело, фрик крашеный, - фыркнул тот, но все же взял арранкара за руку.
- Ой, а мы уже и ругаться научились? Какой ты уже взрослый, - с издевкой протянул Секста. И тут же увернулся от удара в живот, которым собирался наградить его Хитсугая. – Ручками поменьше маши. Второй раз я тебя вытаскивать не буду, если снова в мусорке окажешься.
- И не надо, - ответил Тоширо, потирая локоть.
- Ладно, договорились, мелкий, - ухмыльнулся Гриммджо.
- У меня есть имя! – Подросток уже хотел было добавить: «Меня зовут капитан Хитсугая», но дикий хохот собеседника сгубил его желание на корню.
- Да? И какое же? Господин Картофельные очистки-в-волосах? Или Капитан Помойка?
Тоширо провел рукой по волосам и стряхнул мирно покоившиеся на них бытовые отходы. Так ужасно он себя еще не чувствовал.
- Ладно, пошли, - Гриммджо перестал смеяться, теперь уже серьезно глядя на парня. – Не думаю, что тебе стоит появляться перед остальными в таком виде.
Подросток нехотя поплелся за арранкаром. Хорошо, что сейчас уже поздно, да и дождь разогнал всех прохожих уже давно, так что никто его не увидит в таком кошмарном состоянии. Но главное, чтобы на пути им не попался кто-нибудь из патрульной группы шинигами. Тогда будет уже не до переживаний за свой внешний вид, проблемы будут гораздо серьезнее.
- Все, пришли. Веди себя прилично, у меня соседи придирчивые, - Секста открыл дверь, пропуская Тоширо вперед. – Думаю, нам лучше пойти пешком, - усмехнулся он, глядя на подростка, старающегося быть как можно незаметнее.
Тоширо согласно кивнул. На улице это не так чувствовалось, но сейчас, в подъезде дома, он ясно ощущал, как сильно от него воняет помойкой. Ехать в лифте было бы пыткой, как для него, так и для Гриммджо. Так что они поднялись по лестнице на пятый этаж и остановились у двери в квартиру. Вынув ключи, арранкар принялся отрывать замки. Тоширо отметил про себя небольшой серебряный брелок в виде клубнички, украшавший связку.
- Куросаки подарил, - не оборачиваясь произнес Гриммджо.
Парень удивленно взглянул на обращенную к нему спину арранкара. У него что, глаза на затылке?
- Да достали вы меня уже с этими вопросами, - улыбнулся Секста, посмотрев на шинигами. – Я уже обещал ему голову оторвать при встрече за такой подарок. Ну, че стоишь на пороге, проходи, что ли, гостем будешь.
Немного посомневавшись, подросток все же зашел в небольшую, но на удивление чистую прихожую. Гриммджо уже исчез в одной из комнат и, судя по звукам, что-то искал. Тоширо остался, не решаясь пройти дальше в квартиру. Осмотревшись, он заметил висевший на стене плакат. На нем были нарисованы зайчики Чаппи в разных жизненных сценах, на которых иногда залезали красивые узоры, вившиеся с другого угла плаката. Все это великолепие было разбавлено яркими картинками, повествующими о приключениях какого-то лысого человечка, который постоянно попадал в неловкие ситуации. Вот он пытается поймать рыбу в реке, но та утаскивает его за собой на дно и хочет скормить своим детенышам, а вот несчастный человечек поругался с павлином, и тот в отместку украл у него одежду, пока он спал, и бедному человечку пришлось идти через весь город за своей формой, которая была привязана к шпилю самого высокого здания. Тоширо смутно вспомнил, как совсем недавно Мадарамэ из одиннадцатого отряда гонялся за Юмичикой, грозясь убить его и закопать по самой большой сакурой в саду капитана Кучики за то, что тот насадил его одежду на флюгер поместья все того же капитана Кучики.
- Держи, скунс, душ там.
Повернувшись на звук голоса и открыв рот для возмущения, подросток встретил лицом полотенце, которое Гриммджо заботливо швырнул в него. Не дожидаясь, пока Тоширо сообразит, что ответить, арранкар ушел на кухню.
- И не задерживайся, мне тоже надо.
Взяв полотенце, парень пошел в указанном направлении. В ванной его тоже ждал небольшой сюрприз. В виде душевой занавесочки с яркими красными клубничками. Присмотревшись, он заметил, что на кранах с горячей и холодной водой вместо скучных синего и красного кружочков тоже уютненько примостились маленькая клубничка и маленькая голубика. « Это у него крыша поехала, или это Куросаки окончательно свихнулся?», - подумал Тоширо, но решил отложить выяснение этого вопроса на потом. Наконец-то можно принять душ и смыть с себя эту вонь. Он не глядя взял с полочки бутылек и щедро выдавил себе на макушку приятно пахнущую жидкость. И вскоре очень пожалел, потому что из-за обильной пены, стекавшей с волос на тело, он стал похож на маленького снеговика. Сильный мятный запах ударил в нос, Тоширо громко чихнул, с трудом убирая лезшие в глаза белые пузыристые облачка. Лицо ощутимо щипало, глаза начали слезиться. Кое-как нащупав краны с водой, подросток наконец-то смыл с себя густую пену.
Вытеревшись полотенцем, он обернул его вокруг бедер и вышел из ванной, наслаждаясь свежестью. Все же, быть чистым это здорово. Зайдя на кухню, подросток застал Гриммджо с бутылкой пива в руках. Посмотрев на мокрого, но довольного парня, и заметив, что уголки его губ чуть приподняты в едва заметной усмешке, Гриммджо лениво потянулся и сказал:
- И Исиду я тоже убью. Путем пришивания к Орихиме грубыми нитками и очень толстой иголкой.
Микроволновка, старательно что-то готовившая все это время, запищала, сообщая о том, что она выполнила поставленную перед ней задачу. Вытащив тарелку, Гриммджо поставил ее на стол перед Тоширо. На тарелке покоилась дымящаяся пицца.
- Ужин подан.
Подросток поднял глаза на арранкара.
- Другого ничего нет, так что ешь это. – Гриммджо поставил пустую бутылку из-под пива на стол рядом с раковиной, к остальным бутылкам.
Тоширо вздохнул и принялся жевать предложенную пиццу. На вкус она была как размоченный картон, тесто липло к зубам и нёбу, как пластилин.
- Спасибо, - сказал он, пытаясь протолкнуть в горло последний кусок. Хотя, надо ли говорить спасибо за попытку отравления некачественными продуктами, еще вопрос.
- Да не за что, - ухмыльнулся Гриммджо. – Пошли в комнату, я покажу, где будешь спать.
- А я здесь что, на ночь остаюсь? – Тоширо стало немного не по себе.
- Одежда все равно до утра не высохнет.
- Но я должен сообщить в Сейрейтей о результатах сегодняшнего дня.
- Сообщай, кто тебе мешает, - Гриммджо пожал плечами, выходя из кухни.
Подросток встал и пошел за ним.
- Располагайся, - Секста указал на лежащий на полу футон. – Докладывай, кому ты там собирался, пока я в душе. Капитан Хитсугая, - ухмыльнулся Гриммджо, и направился в ванную.
Никогда еще к нему не обращались с такой издевкой. Чертов арранкар, даже это смог сказать так, что у него внутри все сжалось. Но нужно успокоиться, чтобы Ямамото-тайчо не заподозрил неладное. Сделав пару вдохов и выдохов, Тоширо взял передатчик. Но, к его удивлению, со-тайчо не был так придирчив к его докладу, как обычно. Просто выслушал, задал несколько вопросов, касающихся организации патруля и дисциплины в отряде, и пожелал своему капитану удачи. Подросток вздохнул с облегчением. Что ж, самое трудное позади. Теперь можно отдохнуть.
Тоширо забрался под одеяло, удобно устраиваясь на футоне. Он уже закрыл глаза, приготовившись ко сну, как дверь в ванную со стуком распахнулась, и в комнату вошел Гриммджо, вытирая волосы полотенцем. Подросток съежился, стараясь не смотреть на арранкара, не удосужившегося прикрыться хотя бы чем-нибудь. Но взгляд все равно украдкой выхватывал мускулистые руки, стройные ноги и плоский живот со слегка выступавшими кубиками пресса. Шрама от меча Ичиго не было, кожа была гладкой, золотистый загар равномерно покрывал все тело. Подросток отметил, что все остальное было так же, как и раньше и тут же с ужасом зажмурился, когда понял, о чем только что подумал. Но факт оставался фактом, он помнил тело Гриммджо, хотя и не старался оставить в памяти эти детали. Приоткрыв на пару секунд один глаз, он снова притворился крепко спящим. Даже пирсинг у Сексты был на месте. Даже там.
Закончив вытираться, Гриммджо надел боксеры и забрался под одеяло, ложась рядом с Тоширо. Подросток опешил, когда почувствовал спиной жар чужого тела.
- Ты со мной спать будешь? – Не своим голосом спросил парень.
- Ты видишь здесь еще одну кровать? – Раздраженно спросил арранкар. Ему хотелось спать, а мелкий ему мешал.
- Нет, но… - Тоширо осекся, стараясь собрать мысли в кучу.
- Не собираюсь я к тебе приставать, я устал, мне не до этого. Так что расслабь задницу и спи спокойно, мелочь. И желательно молча. Будешь храпеть – вышвырну в коридор, на коврик.
Тоширо натянул одеяло по самые уши и попытался последовать совету Гриммджо и уснуть. Но какая-то мелкая, как червяк, мысль, усиленно копошащаяся у него в голове, не давала ему отключиться. Подросток пытался найти ответы на вновь появившиеся вопросы. Откуда взялся арранкар в том переулке? Зачем привел сюда, в свою квартиру, ведь он знал, если его найдут, то убьют без суда и следствия. Что ему нужно? И почему он молчит? В Сейрейтее Тоширо не был уверен, что чувствует, но сейчас он не сомневался в своих ощущениях. Ему обидно. Он так мучился, ожидая непонятно чего, толи известия о смерти Гриммджо, толи знака, что арранкар еще жив. Не знал, что ему делать, если он его все же найдет. Не знает и теперь. Но сейчас к этому прибавилось еще и гадкое чувство. Да еще и эти клубники по всему дому. Тоширо глубоко вздохнул, закрывая глаза. Надо успокоиться, пока он не придумал себе еще одну головную боль. Теперь, в свете недавних событий, подросток решил ждать, пока Гриммджо сам ему все объяснит. В конце - концов, всему есть причины, даже у арранкара они должны были быть, если он привел его сюда.
Проснувшись, Тоширо потянулся, вытягиваясь во весь рост на футоне. Улегшись обратно на подушку, подросток решил еще немного понежиться в тепле постели. Было так спокойно, тихо, лишь шум улицы еле слышно пробивался сквозь окно. Несколько минут он лежал, свернувшись калачиком под нагретым от его тела одеялом, и наслаждался долгожданной пустотой в голове. Ни одной навязчивой мысли, лишь бессвязные клочки и обрывки, появлявшиеся из сонного тумана и сразу же исчезающие обратно. В комнате даже не было часов, которые своим тиканьем могли бы нарушить вязкое ощущение спокойствия и комфорта, царившее в полумраке спальни, судя по обстановке, служившей еще и гостиной. Тоширо еще раз сладко потянулся. Тихо. В голове как будто пронеслась шаровая молния. Слишком тихо для квартиры, в которой обитает Гриммджо. Шинигами резко оторвал голову от подушки, внимательно прислушиваясь. С каждой секундой он все отчетливее понимал, что остался один. Секста ушел, иначе бы дал о себе знать. В тихого арранкара Тоширо не верилось. Представить, что сейчас синеволосая бестия может молча сидеть на кухне и читать что-нибудь, даже хотя бы газету, оказалось практически невозможным. Это оксюморон, точно так же, как и Бьякуя в ярко розовой домашней юкате с тапочками-собачками на ногах.
Значит, Гриммджо отправился по делам, возможно, пошел в магазин за очередной несъедобной отравой. Вчерашняя пицца до сих пор отдавала противным горьковато-кислым привкусом во рту. Подросток закопошился, усаживаясь на футоне, и завернулся в одеяло. Остается надеяться, что хозяин апартаментов скоро вернется, ибо работа не ждет, в любую минуту может подняться тревога. Тоширо посидел еще немного, потом взял валявшееся рядом на полу скомканное полотенце, накинул его на бедра и пошел в ванную. Чистая одежда нашлась без труда, изрядно помятая, но все же источавшая ненавязчивый запах порошка, а не ароматы мусорки. Умывшись, подросток отправился на инспекцию кухни. На столе обнаружилась записка, нацарапанная наспех на клочке бумаги: «Не ссы, мелкий, вернусь вечером. Пожрать найдешь в холодильнике». Открыв дверцу вышеозначенного бытового прибора, глаза наткнулись на сиротливо стоявшие бутылки с пивом, стройными шеренгами заполнившие две нижних полки. На верхней стояла банка йогурта, но даже невооруженным глазом было видно, что употребление сего продукта может вызвать непроизвольное сокращение желудка и выброс всего содержимого обратно. Зато морозилка просто изобиловала замороженной полуедой: пицца, овощные смеси, рис с морепродуктами. Тоширо решил не испытывать судьбу и ничего не есть, пока не вернется Гриммджо. Что делать со всем этим неаппетитным льдом, в котором встречались частицы еды, он просто не знал.
Оставалось лишь сидеть и ждать, уставившись в экран телевизора, в квартире не было книг, или чего-то, что можно было бы почитать. Застелив футон, Тоширо удобно устроился на нем и принялся щелкать по каналам. Единственной передачей, мало-мальски заинтересовавшей капитана десятого отряда, была передача о животных, приятный голос за кадром повествовал о нелегких буднях из жизни крупных кошачьих. Красочный видеоматериал наглядно показывал, как проходит охота, как хищник пожирает добычу, как воспитывает потомство. Тоширо с удивлением узнал, что многие крупные кошачьи, за исключением льва, являются одиночными животными. А черная пантера это и вовсе не отдельная особь. К роду пантер относятся такие хищники, как лев, тигр, ягуар и леопард. А черная окраска есть проявление меланизма, который, в свою очередь, вызван мутацией генов.
- Хе, ну, все понятно с вами, Ваше Мутированное Величество. Теперь ясно, откуда у вас такой необычный окрас и страсть к единоличному правлению, - хмыкнул Тоширо.
- Еще одно слово, ящерица-переросток, и я тебя выкрашу в зеленый и сделаю любимой женой, чтоб мне на троне не так скучно было.
По голове чем-то больно стукнули. Обернувшись, подросток увидел Гриммджо. Арранкар смог как-то незаметно войти в квартиру и теперь смотрел на парня, опершись плечом о дверной косяк, сложив руки на груди и нехорошо щурясь. Потерев ноющий затылок, подросток огляделся. Рядом валялась пачка крекеров, которая от столкновения с его черепом приняла какие-то странные неправильные формы.
- Совсем рехнулся? – Как-то по-детски обиженно пробурчал Тоширо.
- Нет, как ни странно, моей крыше еще есть куда ехать, - невинно отозвался Гриммджо. – Пошли ужинать, зоолог.
Подросток поднялся с футона и направился на кухню. Арранкар не сдвинулся с места, внимательно следя за парнем. Когда тот проходил мимо него, Секста резко наклонился и клацнул зубами прям перед носом у ничего не подозревавшего шинигами.
- Ну, что, будешь мне верной женой, м?
Тоширо похолодел. Давно он не видел хищных синих глаз так близко. Ему даже показалось, что вот-вот белоснежные клыки щелкнут еще раз, сомкнувшись, на этот раз, на его шее, настолько жадным и пожирающим взглядом сверлил его арранкар. Сглотнув, он немного отступил, хотя, в коридоре было не так просторно, и сразу же уперся спиной в стену. Довольно ухмыльнувшись, как кот, украдкой нализавшийся сливок, Гриммджо выпрямился и, хохотнув, направился на кухню. Шинигами стоял в коридоре и приводил расшатавшиеся нервы в порядок. «Теперь еще и у меня крыша едет, псих недоделанный!», - Тоширо глубоко вздохнул, успокаиваясь.
- Иди сюда, блоха запуганная. Ничего я тебе не сделаю, устал я, работы много было, - голос арранкара перекрывал шум воды на кухне.
Подросток спокойно вошел в комнату и сел на табурет у стола, держась так, как будто ничего не произошло, и это не он только что в коридоре с ужасом смотрел в расширенные зрачки сумасшедшего арранкара.
Секста поставил перед ним тарелку с дымящимся рисом, в котором угадывались частички овощей.
- Это хоть съедобно?
- Более-менее, - хмыкнул Секста, открывая бутылку пива. – На десерт мороженое, - добавил он, отправляя в рот горсть сухариков.
- Если выживу… - пробормотал себе под нос Тоширо. Кулинарные способности Гриммджо не внушали ему в этом глубокой уверенности.
Но, как ни странно, рис оказался удобоваримым и желудок не стал возмущаться по поводу некачественной пищи. Съев все, подросток отодвинул от себя тарелку, выжидательно смотря на трескавшего сухарики арранкара. Его желудок, видимо, был не против питаться пивом и первой попавшейся под руку закуской.
- Что смотришь? Поел, встал, вымыл тарелку. Официантов не держим, уж простите, - по размеру улыбки Гриммджо можно было с уверенностью сказать, что в роду у него были не только крупные кошачьи, но еще и Чеширский Кот.
Подросток подошел к раковине и принялся мыть посуду. С непривычки, несчастная тарелка несколько раз рисковала отправиться в рай, выскальзывая из рук мальчишки. И каждый раз, когда Тоширо ронял злосчастный предмет сервировки, за спиной слышался ехидный смешок и едкие комментарии, от которых уши начали гореть огнем.
- В Академии Шинигами не преподается домоводство? Какой позор, какой позор. А я думал, что это уважающая себя организация. Ужас-ужас, куда катится мир.
Положив наконец-то вымытую тарелку сушиться на полотенце, Тоширо повернулся к довольному собой арранкару, уминавшему уже третью пачку сухариков.
- Я Академию за год закончил, - с достоинством сказал подросток.
- О-о-о, ммм, - многозначительно протянул арранкар. – Мороженое в морозилке, двоечник.
- Я закончил Академию за год, потому что хорошо учился, а не потому что меня оттуда выперли за неуспеваемость! – Тоширо оскорбился до глубины души. В Сейрейтее его считали гением, имя произносили шепотом, и такого пренебрежения к своей персоне он еще не встречал. А тут какой-то дырявый, который и не учился-то нигде, Институт Благородных Арранкаров имени Владыки не в счет, будет насмехаться над его умениями. Да за это можно и кидо по наглой синеволосой морде схлопотать.
- Да-да, конечно, - равнодушный голос доносился уже из зала, где кошак устроился на большом кресле-мешке у окна и отдыхал.
Сжав кулаки, подросток мысленно приказал себе успокоиться. Это всего лишь нахальный бесцеремонный хам, и не стоит обращать на его издевки внимания. Он ему еще отмстит, только гораздо изощреннее и интеллектуальнее. Хмыкнув, Тоширо взял из морозилки мороженое, распаковал, и отправился в гостиную.
Гриммджо развалился на мешкообразном кресле, свесив одну ногу вниз, и читал. Странная, довольно умиротворенная картина тихого вечернего досуга, но так оно и было. Секста даже бровью не повел, когда Тоширо вошел в комнату. «Только спокойствие, не обращать внимания, полный игнор, пока мелкий сам не начнет разговор», - арранкар повторял свой коварный план, придуманный уже давно. На самом деле ему давалось это с трудом. Слишком долго он не видел это мелкое белобрысое недоразумение, слишком много времени прошло с тех пор, когда он в последний раз прижимал его теплое тело к себе, зарываясь носом в растрепанные волосы и вдыхал запах, ни с чем не сравнимый, уникальный, запах, который он узнает из миллионов, запах несносного мальчишки, которого считал уже почти своим. И вот это «почти» не давало спать долгими ночами, когда он, раненый, пытался зашкериться в Уэко Мундо, старательно пряча реяцу, чтобы его не нашли. Потом, выбравшись из этой осточертевшей до зубовного скрежета пустыни, он отправился к Урахаре, о котором часто слышал от Айзена. У мужика явно были не все дома, но, тем не менее, увидев на пороге еле живого арранкара, он не стал светить тревогу реяцу, а приказал своим помощникам заволочь нехилую тушку Сексты в магазин. Пару дней Гриммджо отсыпался и отъедался как на лучшем курорте, раны ему заштопали, да и вообще, обращались хорошо. Разве что красноволосый мальчишка все время был недоволен его присутствием у них дома.
- Сначала этот красноволосый бабуин-нахлебник, теперь этот драный переносчик блох. А Джинта должен все терпеть, Джинта должен слушаться, Джинта, сделай это, Джинта, принеси то, Джинта, Гриммджо разлил молоко, нужно убрать, Джинта, Гриммджо разломал дверь, нужно починить, Джинта, у Гриммджо плохое настроение, поиграй с ним. Сколько можно?! Я уже сыт по горло манией хозяина на кошек!
Потом чокнутый панамочник выдал Гриммджо гикай и шинигамский передатчик.
- Жалко Вас отпускать, арранкар-сан, но так будет лучше. И советую не задерживаться в Каракуре, этот город сейчас уж точно будет под колпаком у Сейрейтея, лучше поищите другое местечко для своего логова.
- А эта хрень мне на кой черт сдалась? Чтобы эти недоразвитые меня смогли быстрее найти?- Гриммджо с опаской посмотрел на передатчик.
- Нет, это чтобы Вы, дорогой товарищ, смогли себе на молочко заработать, живя далеко от наших гостеприимных пенат. Подработаете немножко дворником, по зачистке мелких пустых, на счет будет капать денежка. Авось, и проживете. – С неподдельным отеческим страданием в голосе промолвил Урахара.
- Ааа, - понимающе протянул арранкар, - ну, тогда ладно. Прощай, Шляпа.
Гриммджо все же решил не уезжать очень далеко от Каракуры и отправился в Токио. Первые дни приходилось особенно трудно, ибо даже жить ему было негде. Но потом он освоился, нашел работу на каком-то складе, грузчиком, где можно было оставаться на ночь. А остальное как-то само собой пришло. Денег хватило, чтобы снять двухкомнатную квартиру. Сначала планировалось одну комнату приспособить под спальню, а во второй сделать гостиную, но после дружеской попойки на новоселье, когда под утро гости, да и сам хозяин квартиры, уже представляли собой один большой пьяный и сонный клубок, распластавшийся на полу вперемешку с одеялами, простынями и прочим, Гриммджо подумал, что в отдельной спальне как-то нет необходимости. Ведь и так удобно – все под рукой, вот тебе и кровать, и диван, и телевизор. Можно весь день валяться и не вставать, разве что за едой, ну, и в туалет сбегать. Обустройством своего нового жилища он тоже не горел желанием заниматься. Его вполне устраивали футон и одно кресло, телевизор остался еще от прошлых владельцев. Но на то они и друзья, чтобы вмешиваться в его планы и ставить все вверх тормашками. Повалился поток подарков, иногда очень даже нужных, но чаще бесполезных, по мнению арранкара. Сначала был набор постельного белья, сшитый лично Исидой. Все бы ничего, но веселые зайчики Чаппи, красовавшиеся на простынях, не соответствовали эстетическому вкусу Гриммджо. Но он решил на всякий случай не обижать мелкую Кучики, а то еще приволочет своего тормознутого братца, тогда точно головы не сносить. Потом повалились наборы кухонной утвари, из многообразия которой он смог опознать лишь чайник. Все остальное ему представлялось какими-то орудиями пыток, непонятные штуковины «для взбалтывания яиц» повергли его в тихий ужас, и он тут же захлопнул форточку своего воображения, перекрыв тому доступ кислорода, иначе опасался, что страшные картины будут преследовать его по ночам. Но опять-таки, всю эту дребедень он принял без единого писка, потому что за обиженную Орихиме ему рыло начистит Ичиго. Набор заколочек и бантиков от Ячиру он тоже взял, ибо убегать через весь город от капитана одиннадцатого отряда ему очень не хотелось, потому что девчонка запросто могла разболтать любимому Кен-тяну о «хорошей киске, с которой Кенчику будет весело играть». А жизнь ведь только начиналась, чтобы вот так ее бесславно закончить. А потом он уже просто перестал обращать внимание на весь тот хлам, который тащили к нему друзья. И веселенькие занавесочки, и милые полотешки, и смешные формочки для яичницы, и «вкусно пахнущие» гели-шампуни-пены для ванны/душа. Сейчас, к счастью, поток «полезных» подарков прекратился, и Гриммджо вздохнул свободно.
Единственное, что его не переставало мучить – это навязчивые мысли. Перебравшись в Токио, он продолжал следить за событиями в Обществе Душ, в этом ему помогали Ичиго и, большей частью, Рукия. Он никогда не задавал вопросы напрямую о Тоширо, интересовался лишь общей обстановкой в Сейрейтее. Ему не давала покоя некоторая неизвестность, незавершенность его так называемых «отношений», хотя он смутно понимал, что вообще значит это слово. Он не знал, нужен ли ему это шинигами или нет. И что он будет с ним делать, если вдруг встретит, он тоже не знал. Валить и трахать отпадало, малявка ему просто ноги-руки оторвет, а голове прочтет назидательную лекцию. А ничего другого Секста, в принципе не умел. Да и подсказать никто не мог, все вокруг какие-то девственники-недотроги, что рыжий, что его очкастый дружок, девчонок он из принципа в расчет не брал, потому что по его глубокому убеждению, «баба не знает, что настоящему мужику надо».
Спасение от мук умственного мышления пришло в виде Заэля, как-то неожиданно нарисовавшегося на пороге его квартиры одним промозглым вечером. Как выяснилось, путевку в мирную жизнь ему тоже выдал сумасшедший торговец. Теперь Октава Эспада применял свои навыки ученого, удаленно работая на Урахару, и удовлетворял свою страсть к прекрасному, подрабатывая в салоне красоты. Вот к нему-то и обратился Секста со своей проблемой. Но подлый очкарик, кстати, Гриммджо заметил, что все очкарики имеют тайную страсть устроить шкоду, вместо толковых разъяснений снабдил своего собрата целой библиотекой книг по психологии отношений, подростковой психологии и, в довесок ко всему прочему, зоопсихологии. За последнее Октава чуть было не лишился возможности носить стильные очки, потому что в порыве гнева Гриммджо грозился оторвать ему голову. Но быстро сменив гнев на милость, Секста скомкано поблагодарил Заэля за помощь. После этого они не раз встречались и ученый объяснял немного туго соображающему Гриммджо некие тонкости, которые он не мог понять.
И теперь, лежа в кресле и читая книгу, он пытался претворить в жизнь один из советов, данных Заэлем. То есть, ждал, пока мелкий сам проявит инициативу. Но что-то пошло не так.
Тоширо как назло устроился на футоне в зоне полной видимости для арранкара, соорудив большую гору из подушек и оперевшись на них спиной. Злой умысел проглядывался так же в не до конца застегнутой рубашке, точнее, она вовсе держалась на двух пуговицах посередине, так что Гриммджо мог наслаждаться видом упругого подтянутого живота, с блестящей сережкой в пупке, которая постоянно приманивала его взгляд, посылая заигрывающие блики пытающемуся сосредоточиться на книжке арранкару. Да еще эта мелка бестия, уставившись в экран телевизора, так похотливо облизывала мороженое, что у Сексты одновременно потекли слюни и вспотели ладони. Возможно, Тоширо и не хотел так развратно выглядеть. Просто у него это как-то само-собой получалось. Да еще и оголодавший до горячего молодого тела Гриммджо, который сейчас как мантру мысленно повторял слова «полный игнор-не обращай внимания-сосредоточься-полный игнор-сосредоточься, идиот», стараясь не выдать себя, вцепившись в книжку так, что она вот-вот грозила разойтись по швам.
А Тоширо, не подозревая, о чем думал сейчас арранкар, продолжал смотреть занимательную передачу о животных. На этот раз показывали очень смешных маленьких зверьков с огромными глазками, называемых лемурами. Увлекшись, он даже иногда забывал о сахарном рожке, который держал в руках и опомнился, только когда растаявшее мороженое струйкой потекло по руке.
- Ой, - подросток слизнул вкусный потек и решил съесть верхушку над вафлей сразу, но не рассчитал объем и запихнул в рот слишком много.
Обернувшись на невнятное паническое мычание, Гриммджо обомлел. Тоширо пытался проглотить большой кусок мороженого, но не мог, слишком оно было холодное, и часть вытекла, пачкая губы, подбородок и даже шею, когда он открыл рот, чтобы глотнуть воздуха. Пытаясь вытереться, он еще больше запачкал щеки и руки.
Гриммджо сглотнул, в голове вдруг стало тихо-тихо, тело на автомате поднялось с кресла, подошло к Тоширо и внаглую провело языком по щеке. Подросток замер, не зная, что ему делать. А Гриммджо очнулся от наваждения уже тогда, когда вовсю вылизывал губы и подбородок мальчишки. Стало как-то не по себе, особенно учесть затихшего парня. Это могло обернуться очень и очень плохо, но отступать уже было поздно, и Секста решил воспользоваться моментом по полной и, в очередной раз проведя языком по губам, самым бессовестным образом забрался им в рот Тоширо и поцеловал. Вкус сливочного мороженого и вафли натолкнули на не совсем уместные мысли. Осторожно проводя кончиком языка по внутренней стороне губ, перебираясь чуть дальше, к неподвижно лежащему языку, потом выше, к нёбу, Секста прокручивал в голове лишь одно: «Вкус детства, ёпт». Парень сидел неподвижно, не отвечая на поцелуй, но и не стараясь его прекратить. Тоширо с интересом прислушивался к тому, что делал с его ртом Гриммджо. Было щекотно от прикосновений чужого языка, хотелось смеяться, но он сдерживался. Но когда его рот наполнился слюной настолько, что он боялся, что она начнет вытекать, подросток тихонько начал толкать арранкара в грудь, отодвигая от себя. Мазнув напоследок языком по его губам, Гриммджо отстранился, и, глядя на Тоширо, сыто облизнулся.
- Я так понимаю, усталостью от работы я уже не отмажусь? – Хихикнул Секста.
Тоширо улыбнулся и покачал головой.
- Черт, а ведь почти получилось, - пробормотал арранкар, почесав затылок. – Ох, не туда ты работать пошел, малявка, не туда, - задумчиво добавил он и встал с футона, намереваясь вернуться к прерванному занятию.
- И это что, все? – Тоширо схватил его за рукав, удивленно и немного обиженно смотря на Гриммджо.
- Да, а ты что-то еще хотел?
Тоширо опустил глаза, предательски краснея. Арранкар утробно рыкнул и плавно сел рядом с мальчишкой, и почти соприкасаясь с ним губами произнес:
- А чего ты хотел, м?
Подросток молчал, сверля глазами пол. Но раз сказа «а», надо говорить «бэ».
- Я хочу разобраться раз и навсегда, что происходит, - голос тихий, но уверенный, смотрит прямо в глаза.
- Ой, я не знаю, мне совесть не позволит тебя завалить вот прям так, до свадьбы, - Секста ехидно засмеялся. – А ты разрешения спросил? У вас там с этим же строго, наверное. Только по любви, да под надзором старших, нет?
Красивые бирюзовые глаза, смело смотревшие на него, немного потемнели, свидетельствуя о всплеске злости. Плюс, уши начали покрываться легким розовым окрасом. Гриммджо довольно оскалился, радуясь своим навыкам провокатора.
- Я никому не обязан отчитываться за свою личную жизнь. И я не собираюсь больше тратить свое время на того, кому на меня плевать. Либо мы делаем это сейчас, либо я ухожу.
- «Это», - Секста рассмеялся. – Ты хоть знаешь, как «это» называется, а? Я тебе расскажу, раз уж ты решил об «этом» заговорить. «Это», малыш, называется сексом, еблей, потрахоном, поревом и прочими милыми синонимами. Так что, чем будем заниматься, я так и не понял? Что будем делать? Кувыркаться, пердолиться, бибипать, вошкаться, укрощать одноглазого червячка? Или поиграем в « спрячь сосиску»? Я просто не совсем понял ход твоих мыслей.
Тоширо молча буравил веселящегося Гриммджо испепеляющим взглядом. Любой другой уже бы оставил после себя горстку пепла, но этот огнеупорный дибил продолжал веселиться, как ни в чем не бывало.
- Ладно, посмеялись, и хватит, - резко становясь серьезным и утирая слезы смеха, сказал арранкар. – Ты хоть осознаешь, чему подвергнется твоя задница?
- Я по-другому не смогу понять, что творится у меня внутри. Я не знаю, что происходит, понимаешь? Я уже устал, ты молчал так долго, а я мучился и не знал, что делать. А теперь я запутался, и если это действительно что-то важное, то после… - Тоширо замялся, - после я пойму, а сейчас я не знаю.
Подросток понурил голову, стыдясь своих собственных слов. Докатился, что уж сказать. Но это как оторвать от кожи пластырь. Лучше сразу резким рывком, чтобы было больно только один раз, чем долго тянуть, отлепляя потихоньку, терпя и мучаясь.
Гриммджо помолчал немного, собираясь с мыслями. В принципе, вот оно, желанное и теперь уже доступное тело. Да еще и само просит, тут впору глазам на лоб лезть. Но почему-то не хочется вот так, сразу, хотя, по большому счету, вообще хочется. Но контекст он предполагал совершенно другой.
- Будет больно, - Гриммджо сказал это больше для себя, чем для Тоширо. Мелкого-то не испугаешь какой-то там болью. А вот ему придется постараться не усугубить положение, ибо физиология тринадцатилетнего подростка несколько отличалась от физиологии нормальных мужиков, с которыми до этого было у Гриммджо.
Посмотрев на Тоширо, он невольно улыбнулся. Мальчишка сидел рядом и смотрел так по-детски открыто, немного испуганно, чуть-чуть, самую малость, в глазах больше читалось какое-то опасливое доверие. Вроде и знает, что ничего страшного не произойдет, но все равно, видно, что ему было не по себе не меньше, чем Гриммджо.
- Ложись, - арранкар убрал подушки с футона, укладывая Тоширо на спину. Тот смешно повозился, стараясь устроиться поудобнее, положил руки вдоль тела и глубоко вздохнул, расслабляясь.
- Ты прям как на приеме у врача, - рассмеялся Секста, нависая над парнем.
Тот лишь раздраженно фыркнул. Сняв с себя футболку, Гриммджо прижался губами к его шее, целуя гладкую кожу, опускаясь ниже, к груди, руками забираясь под рубашку. Расстегнув единственные две пуговицы, на которых она держалась, он тут же снял ее, зацеловывая живот, обводя языком впадинку пупка, захватывая ртом серебряного дракончика, немного оттягивая сережку. Тоширо молчал. Волнения не было, что даже странно. Он просто лежал, позволяя арранкару трогать его, облизывать, покусывать, целовать. Действительно, как на приеме у врача. Не очень приятно, но надо, и ты знаешь, что это не будет длиться долго.
- Мелкий, ты, это, хоть звуки какие подавай, хоть иногда.
- Бред. Зачем еще?
Гриммджо немного опешил от такого вопроса и почесал репу. А действительно, зачем?
- Так это, чтобы я знал, нравится тебе или нет, - ответ нашелся на редкость быстро. Гриммджо даже не скорчил страшной рожи под названием «арранкар думает».
- Не нравится, - буркнул Тоширо.
- Вообще?
- Вообще.
- Ну, ты даешь.
- Заткнись уже.
- А между прочим, разговор во время секса является очень важным психологическим приемом, он помогает расслабиться, снять напряжение и преодолеть внутренне сопротивление. А еще, - Гриммджо увлекся цитированием одного из прочитанных под руководством Заэля учебников,- такие разговоры способствуют развитию гармоничных и доверительных отношений!
Арранкар с видом отличника, хорошо вызубрившего урок, посмотрел на Тоширо. Парень лежал и смотрел на него, как на полного идиота.
- Я рад за тебя, - выдавил подросток.
- Ну, тебя, я тут стараюсь, а он! – Гриммджо вернулся к начатому, обводя языком косточки ключиц, попутно расстегивая джинсы Тоширо, стаскивая их вместе с бельем. Оперевшись на руки, он обвел взглядом стройное тело под ним. «Тощий, как треска замученная», - подумал арранкар, глядя на выпирающие бедренные косточки, угловатые плечи, худые руки, на которых только начала оформляться рельефная мускулатура. «Ну, это ничего, откормим», - улыбнулся сам себе арранкар и раздвинул его ноги, прильнув губами к внутренней стороне бедра, чуть прихватив зубами тонкую нежную кожу. Тоширо немного вздрогнул. Секста довольно рыкнул и начал методично прокладывать дорожку из поцелуев, перемежая их с прикосновениями языка, двигаясь выше, к паху мальчишки. Остановившись, он вдохнул запах, исходящий от теплого тела подростка. От него ненавязчиво пахло мятным гелем для душа, сквозь который только начали пробиваться терпкие нотки, напоминая, что мальчик скоро вырастет, и от него уже не будет пахнуть росой на свежескошенной траве. Секста ненадолго замер, уткнувшись носом ему в бедро, вспоминая этот запах, вспоминая, как это было в Уэко Мундо, вспоминая, что он чувствовал тогда, и что он чувствует сейчас. Тогда, в самом начале, хотелось потрахать, выбросить и забыть. Потом хотелось потрахать, отпустить и запомнить, чтобы потом вернуться. Сейчас хотелось заняться любовью, чтобы запомнить навсегда и удержать его рядом так долго, как получится.
Встрепенувшись, Гриммджо обвел языком выступающую косточку бедра и укусил кожу на лобке, покрытом совсем тоненькими белыми волосками, больше напоминающими пушок, совсем незаметными на бледной коже.
- Ай! Совсем спятил?!
- Нет, еще не совсем, - ухмыльнулся Гриммджо, просовывая руку под поясницей и хватая за упругую попку. – Скажи, а у тебя реально волос еще нет, или тебе просто такой гикай выдали?
- Какая разница? – Угрюмо буркнул Тоширо. Ему упорно казалось, что у Сексты к нему больше гастрономический интерес, нежели сексуальный.
- Да, в принципе, никакой.
Гриммджо сел, расстегивая себе джинсы. Он делал это нарочито медленно, украдкой наблюдая за мальчишкой. Тоширо спокойно смотрел куда-то мимо, и только когда арранкар разделся полностью, являя свету свои царские регалии, парень испугано отвел глаза, повернув голову на бок и уперевшись взглядом в стену.
- Не боись, он мирный, без приказа на людей не кидается, - хохотнул Гриммджо. С прелюдиями было покончено, теперь пришло время переходить непосредственно к подготовке. Достав тюбик с лубрикантом, он хорошо смазал пальцы и несколько раз провел подушечкой вокруг сфинктера. Мышцы сразу поджались, потом вновь расслабились. Слегка протолкнув указательный палец внутрь, он подождал, давая парню немного привыкнуть. Тоширо сдавленно выдохнул, но молчал. Боли пока не было, но ощущения из не очень приятных превратились в просто неприятные. Когда арранкар ввел второй палец, растягивая тугие мышцы, попутно обрабатывая их смазкой, его начало подташнивать, в горле мешался непонятно откуда взявшийся склизкий ком, который никак не удавалось проглотить. Внизу начало зудеть, хотелось вытолкнуть инородный предмет из себя, но он старался сдерживаться. Гриммджо делал все аккуратно, не спеша, то и дело всматриваясь в лицо Тоширо, чтобы понять, все ли хорошо, потому что парень до сих пор молчал, как партизан на допросе, а ему совсем не хотелось калечить мальчишку.
Когда из-за обильной смазки, которую Гриммджо не жалел, от пальцев, скользящих в его теле, начали доноситься хлюпающие звуки, подросток не выдержал:
- Господи, как противно, - он поморщился, стараясь подумать о чем-то, чтобы отвлечься от мерзких звуков. Движения пальцев он уже еле ощущал, кажется, у него все затекло, хотя не перестало зудеть.
- Сам напросился, - без тени издевки парировал Гриммджо.
Наклонившись, он ткнулся губами в шею, согревая кожу горячим дыханием, положив свободную руку на спину, обнимая парня, прижимая к себе. Вытащив пальцы, он сразу приставил член к расслабленному колечку и осторожно ввел головку.
- Ай! – Тело мгновенно напряглось, в плечи вцепились тонкие, но сильные пальцы.
- Тихо, это только начало, - негромко проговорил Гриммджо.
Тоширо задышал часто-часто, справляясь с накатившим волнением. Секста ждал, пока он успокоится. Было непросто, учитывая, что и он сам-то не железный. Внизу живота сейчас свербило так, что хоть ори благим матом. Хотелось засадить по самые яйца, наконец-то, после стольких месяцев воздержания. Однако осознание того, что под ним сейчас лежит скорее ребенок, чем полноценный мужчина, рубило это желание на корню. Даже если бы Тоширо сильно хотел, он бы не смог физически принять его в себя полностью. Поэтому пришлось делать это медленно, чтобы остановиться, когда дальше уже будет не просто больно, а травмоопасно, в первую очередь для парня.
Глубоко вздохнув несколько раз, мальчишка снова расслабился, но рук с плеч не убрал, так и остался лежать в обнимку. Продвинувшись еще чуть вперед, арранкар снова остановился, давая ему восстановить дыхание, а сам пытался унять беснующиеся вихри перед глазами. Но нужно терпеть, и ни в коем случае не сорваться, иначе можно сказать прощай как Тоширо, так и попытке жить спокойно и независимо, потому что казнить его придут всем Сейрейтеем. И еще Куросаки ему навешает, для полноты комплекта.
После каждого перерыва парень начинал извиваться, Сначала слабо, потом активнее, сжимая пальцы на его плечах, оставляя красные следы на коже.
- Черт!
Гриммджо как раз снова начал двигаться, когда Тоширо выгнулся, закусив губу, и тут же дернулся бедрами назад. Глядя на исказившееся болью лицо подростка, Гриммджо замер, боясь пошевелиться.
- Расслабься, - попытался он успокоить парня, поглаживая его по бокам и наклонился, чтобы поцеловать.
Тоширо резко увернулся от поцелуя и зашипел, как кот, которому сильно прищемили хвост, не переставая извиваться и дергать бедрами.
- Иди ты со своим «расслабься» знаешь куда?!
- Да успокойся ты! – Гриммджо и сам уже начал нервничать.
- Тебе когда-нибудь в задницу раскаленным железным прутом тыкали?!
- Послушай меня, - Гриммджо взял его лицо в ладони, внимательно глядя в ставшие темно-зелеными глаза. – Попытайся его вытолкнуть, слышишь?
- Зачем?
- Делай что говорят!
Тоширо напрягся, следуя совету Гриммджо. Боль сразу стала терпимее, мышцы расслабились. Парень устало откинулся на спину.
- Вот и умница, - Секста поцеловал его в щеку, успокаиваясь. Так много думать во время секса ему еще не приходилось.
Парень молчал. Все еще было больно, его тошнило, тело почему-то ломило, а задница зудела так, что хотелось выть.
Почувствовав, что тело под ним немного обмякло, Гриммджо слегка подвигал бедрами, проверяя, может ли он продолжать. Тоширо немного вздрогнул, но тут же снова расслабился, и арранкар стал двигаться активнее, не забывая контролировать, как глубоко он входит, чтобы опять не быть зажатым в тугие тиски мышц.
После первых же толчков, Тоширо почувствовал, что к боли и зуду примешивается еще одно ощущение, немного странное, похожее на щекотку, только смеяться от него не хотелось. Оно появлялось каждый раз, когда Гриммджо толкался вперед. В животе что-то зашевелилось, стало жарко, дыхание немного сбилось. Арранкар слегка увеличил темп, толчки стали резче и чаще. У Тоширо закружилась голова, щекочущее ощущение внутри нарастало по спирали, и он даже не успел ничего сказать, как:
- А-а-а-ай! – Мальчишка кончил, сам не понимая, что это и как так получилось. Голова все еще танцевала вальс, хотя уже тошнота немного отступила.
- Блин! – Единственное цензурное слово, пришедшее ему в голову. Мышцы, резко сжавшиеся вокруг его члена, приблизили оргазм, от чего в ушах на несколько секунд зазвенело. Он, конечно, не рассчитывал на долгую ночь, полную страсти, но пятнадцать минут, это, однако, своеобразный рекорд.
Пару минут они оба лежали, восстанавливая дыхание. Тоширо пришел в себя первым и зашевелился под навалившимся на него арранкаром. Гриммджо большей частью веса опирался на руки, но все равно, было тяжело. Да еще и эта штуковина, торчавшая из его задницы, не добавляла комфорта. Секста замычал и привстал, вытаскивая член, и тут же рухнул на бок, рядом с парнем, обеими руками прижимая его к себе. Не ахти какой оргазм, но в принципе, неплохо.
- Ну, тебе хоть понравилось, - спросил арранкар, зарываясь носом в его волосы и целуя макушку.
- Не знаю, - буркнул Тоширо. Его сейчас больше волновала нарастающая боль пониже поясницы.
- Так! Все! Никакого секса, пока не подрастешь! – Возмутился Гриммджо. – Не знает он! А кто тогда знает!
- Не кричи, голова кружится, - поморщился подросток.
- Тебе плохо?
- Нет, тошнит только немного.
Гриммджо потрогал его лоб, проверяя температуру.
- И все?
- Ну, про то, что у меня задница болит так, что я пару дней ни ходить, ни сидеть не смогу, думаю, говорить не надо, это и так понятно.
Арранкар посильнее прижал его к себе, целуя выступающие позвонки на шее, как бы извиняясь. Тоширо пошевелился, посильнее зарываясь в объятия Сексты, укладывая голову ему на плечо.
- А ты нормально? – Раз уж у него поинтересовались самочувствием, надо тоже быть вежливым.
- Я нормально, кончил – и ладно, - усмехнулся Гриммджо.
- Так ты это...того? – Удивленно спросил подросток.
- Ага, того, - хмыкнул арранкар. – Кончил, это называется, кончил.
- Тогда это нормально, что у меня по ногам что-то течет?
- Ну, да.
- Фу, гадость какая.
- Ты заснешь или нет, неженка?
- Засну, не переживай. Живодер.
Гриммджо укутал их обоих одеялом, укладывая голову Тоширо на сгиб локтя, второй рукой прижимая его к себе. «Вот теперь все на своих местах», - промелькнуло у него в голове. Улыбнувшись, он поцеловал мальчишку за ушком и приготовился ко сну. Хитсугая уснул сразу, близость чужого, но такого родного тепла его успокаивала, и уже не напрягала и не пугала.
Проснувшись, Тоширо потер глаза, и хотел было потянуться, как обычно, но острая боль заставила согнуться пополам.
- Так, не делаем резких движений, - за спиной раздался спокойный голос. Горячие губы поцеловали в висок, а сильные руки погладили по спине. – Я сейчас наберу ванну, а ты лежишь и не дергаешься, хорошо?
Сдавленно промычав в знак согласия, Тоширо свернулся клубочком. Болела не только поясница и задница, но еще и живот. Казалось, там внутри что-то порвалось. Ужасно хотелось пить. Дотянувшись рукой до мобильного телефона Гриммджо и взглянув на время, подросток охнул и начал судорожно искать свой передатчик.
- Все, сейчас водичка наберется и пойдем купаться, - жизнерадостно возвестил Секста, выходя из ванной.- Эй, я же сказал лежать смирно!
- Мне надо доложить со-тайчо, - пересохшими губами ужасно трудно шевелить, да еще и язык не слушается.
- Знаешь, я надеялся, что это останется в тайне, - улыбнулся Гриммджо. – Все-все, я молчу, звони своему дедуле, - добавил он, глядя в сонные глаза, пытающиеся смотреть злобно.
Арранкар улегся рядом и положил ему руку на живот, перебирая пальцами складки одеяла.
- Ямамото-тайчо, за время нашего патрулирования не было выявлено ни одного… - Тоширо старательно выговаривал слова, пытаясь не выдать ужасной боли, мучившей его сейчас.
- Капитан Хитсугая, я так рад Вас слышать! – Голос был совсем не похож на голос со-тайчо.
- Э… я тоже, Ямамото-тайчо, - замялся Тоширо. Голос засмеялся.
- Нет, это не Ямамото-тайчо, это Укитаке. Я думал, ты меня узнал, Тоширо.
- А, Укитаке-сан, а где со-тайчо? Почему вы ответили на мой вызов?
- Ямамото-тайчо болен. Пока что его место занимаю я, так что и патрулирование Токио тоже моя юрисдикция. Но мы и так знаем, что в черте города не было пустых, данные исследований двенадцатого отряда это подтверждают. Так что можешь возвращаться обратно. – Укитаке немного помолчал. – Хотя, нет. Думаю, тебе положен отдых. Ты и так работал за троих в последние месяцы. Так что даю тебе три дня выходных, а потом жду в Сейрейтее на собрании капитанов.
- Спасибо, Укитаке-тайчо, - облегченно вздохнул Тоширо. Слава Ками, не придется возвращаться в Общество Душ в таком кошмарном состоянии.
- Удачи, Хитсугая-тайчо, отдохните хорошенько.
- Ну, что? – Полюбопытствовал Гриммджо.
- У меня есть три дня, чтобы стать обратно нормальным человеком и вернуться в Сейрейтей.
- Ну, это же куча времени! Давай, пошли мыться, - Гриммджо подхватил на руки сверток из одеяла, в котором устроился Тоширо. Бросив быстрый взгляд на футон, он заметил несколько бурых пятен на простыне. «Черт!» - Выругался арранкар. Значит, он все же поранил его.
Теплая ванна с приятной ароматной пеной помогла расслабиться, и боль стала менее заметна. Гриммджо сидел рядом, на бортике и поливал его водой, выжимая на голову большую губку. Тоширо нежился, подставляя лицо струям, и смешно отфыркиваясь от попавшей в нос воды. Секста протянул руку к полочке, изобиловавшей разноцветными бутыльками.
- Только не ментоловый! – Встрепенулся мальчишка. У него и так все ноет, а будет еще и щипать.
- Ладно. С оливками пойдет?
- Угу.
Намыливая Тоширо голову, Гриммджо с улыбкой отметил, что сейчас он походит на маленького взъерошенного котенка. Парень сидел в ванной, прижав коленки к груди и обхватив их руками, дуя на плавающие по воде облачка пены. Эдакий нашкодивший звереныш. Секста старательно массировал подушечками пальцев кожу головы, а когда спустился к загривку и провел пальцами по шее, Тоширо съежился и резко покрылся мурашками.
- Ты чего? Больно, что ли?
- Нет, - хихикнул подросток, - щекотно.
Гриммджо ухмыльнулся и мазнул пальцем ему по носу, оставляя на кончике белую шапочку из пены от шампуня.
- Наклони голову назад, сейчас смывать буду, чтоб в глаза не попало.
Тоширо послушно сделал так, как велели, с удовольствием ощущая, как сильные руки промывают волосы под теплыми струями воды.
- Все, сейчас возьму полотенце, подожди.
Встав, арранкар подошел к шкафчику и вытащил самое большое полотенце. С зайчиками Чаппи, разумеется. Подойдя к ванной, он развернул его, держа на вытянутых руках.
- Вставай, я тебе помогу.
Тоширо поднялся, опираясь на бортик ванной, и был с головой закутан в мягкое полотенце.
- Странный у тебя выбор расцветки, - из-под складок донеслось хихиканье.
- Отказывать Рукии опасно для жизни, - констатировал Гриммджо, поднимая барахтающийся кокон на руки. – А теперь то, что доктор прописал – постельный режим и половой покой.
Уложив драгоценную ношу на футон, Гриммджо сбегал на кухню и принес Тоширо чай. И пиццу. Потому что ничего другого не было. Но парню уже было все равно, он умял слипшееся тесто с непонятной начинкой, запив все это заваркой веника, как он потом выразился, и улегся обратно. Гриммджо сидел рядом и что-то читал, иногда проводя рукой по белоснежным волосам.
- Скоро мне вернуться придется, - грустно проговорил Тоширо после некоторого молчания.
- Ну, теперь ты знаешь, где я живу, так что все намного проще.
- Ты хочешь, чтобы я приходил к тебе? – Тоширо зацепил указательным пальцем палец Гриммджо. Арранкар отложил книгу и внимательно посмотрел на подростка.
- Ну-ка, объясни, какими это дедуктивными методами ты выяснил, что я не хочу, чтобы ты возвращался?
- Ну,- Тоширо замялся, - ты же сказал, что это… Никакого секса, пока я не вырасту. А зачем тогда тебе…
Гриммджо не дослушал, звонко щелкнув его по носу.
- Еще раз услышу подобный бред – обижусь. Ты в курсе, что только что назвал меня похотливым тупым животным? – Тоширо испуганно замотал головой. – Вот то-то же. Я лично буду следить за тем, как ты растешь, чтобы ты правильно развивался. А то, что это такое, в твоем возрасте, и не знать, зачем людям писька. Это кошмар! Так что, не переживай, момент твоего взросления я не пропущу, - улыбнулся Секста, целуя Тоширо в нос. – А то еще вернешься в Сейрейтей и будешь там рассказывать, как я плохой-нехороший, животное эдакое, тебя, бедную невинную ромашечку чести лишил, и ответственность на себя взять не захотел.
- А, ну, тогда ладно, - мальчишка натянул одеяло повыше и устроился поудобнее. До возвращения еще три дня, а это целая куча времени.
***

@темы: гриммджо, Яой, Хицугая, Фанфики

---

[Доктор Айзен]

@темы: Айзен, Реклама- двигатель прогресса

---

На память

[Amaltiirtare-the-Witch]

Название: На память
Автор: Amaltiirtare-the-witch
Бета: Amaltiirtare-the-witch
Фандом: Bleach
Персонажи: Гриммджо/Хитсугая
Рейтинг: NC-17
Размер: мини
Статус: Закончен
Предупреждение: не споткнитесь о лежащий на пороге ООС
Художественное оформление:  Crazy_werewolf
Дисклеймер: Моя трава, персонажи нет, а так хотелось бы....
От автора: писалось ради пейринга, поэтому любителям логического и красивого обоснуя придется нелегко.

Приходить в себя было до жути неприятно. Вместе с сознанием в реальность возвращалась сильная боль во всем теле, усталость от постоянной работы, не дававшей ни минуты покоя, и слабость. Противная, липкая слабость. Он бы с удовольствием снова закрыл глаза и провалился в сон, если бы в пока еще мутной пелене не мелькала знакомая растрепанная шевелюра неестественно голубого цвета. Хотя, кто бы говорил. У него самого волосы от рождения белые и глаза бирюзовые, так что природа не с ним одним пошутила.
Когда глаза немного привыкли к свету, он уже смог рассмотреть, что арранкар явно очень доволен своим новым приобретением, валяющимся сейчас на кровати в полубессознательном состоянии.
- Ну, с добрым утром, малявка! Очухался, наконец?
Секста радостно скалился, являя взору все свои тридцать два, не считая клыков на маске на щеке. Тоширо поморщился. От громкого голоса в голове что-то как будто взорвалось, добавив в общую картину боли еще несколько оттенков краски.
- Ну, тогда не будем тянуть кота за то самое место, - Гриммджо запрыгнул на кровать и навис над мальчишкой. – Будь паинькой, быстрее закончим, быстрее отправлю тебя домой, к маме.
- У меня нет мамы, - с трудом разлепив губы, буркнул Тоширо. Он прекрасно понимал, что именно Джаггерджак хотел ему сказать. Мысли путались. Видимо, он хорошо приложился об пол головой, когда падал. Его жалкие попытки оттолкнуть от себя наглого арранкара ни к чему не привели. Он еле ощущал свои собственные руки, было такое впечатление, что они набиты ватой. Он бы воспользоваться кидо, если бы смог оформить хоть одну логическую цепочку заклинания у себя в голове.
Арранкар уже снял капитанское хаори и деловито принялся за оби, когда шинигами начал вырываться. Издав довольное урчание, Гриммджо сильнее навалился на него и продолжил увлекательное занятие. Раздевать сопротивляющуюся добычу было интереснее, чем безвольно лежащую, поэтому он с удовольствием запустил руки под ткань косоде, выпутывая мальчишку из шинигамской формы. И кто только ее придумал? Зачем так много тряпок? Хотя, так даже увлекательнее, снимать одну часть одежды за другой, жадно впиваясь взглядом в понемногу открывающееся тело.
Почувствовав, что силы все-таки понемногу возвращаются к мальчишке, судя по тому, что удары стали четче и ощутимее, Гриммджо оскалился и проурчал:
- Веди себя хорошо, а то позову дядю Гина.
Хитсугая вздрогнул. То, что он находится в Лас Ночес, было понятно с самого начала. Но вот то, что кроме Гриммджо здесь еще находятся Ичимару и Айзен, как и вся Эспада вкупе с франсьонами, до него дошло только сейчас.
- Он и так уже знает, что я здесь, - прошипел Тоширо, пытаясь вырваться из захвата.
- Ты не понял, - ухмыльнулся арранкар. – Естественно, он знает. И Айзен знает. Но пока ты ведешь себя тихо и не маячишь реяцу, им и дела нет, что тут происходит. А вот вздумаешь громко кричать или не дай тебе Ками своими шинигамскими штучками воспользоваться, и считай, что ты труп. Морально.
Тоширо притих, с недоверием поглядывая на Гриммджо. Тот вздохнул.
- Поясняю для особо одаренных среди слаборазвитых. Ты – моя добыча. Я тебя сюда притащил и волен делать все, что вздумается. Вон, Улькиорра бабу себе притащил – притащил. Эту, из ваших, как ее там… Не важно. И пока ты не представляешь угрозы, они вмешиваться не будут. Поэтому я и говорю – угомонись.
Пояснение возымело действие. Тоширо перестал так сильно брыкаться, хотя совсем не оказывать сопротивления не позволяла гордость.
Раздев мальчишку полностью, Гриммджо быстро снял с себя одежду и принялся вылизывать шею шинигами, иногда чуть прикусывая ее зубами. От удовольствия он утробно рычал, ерзал, стремясь сильнее потереться и так уже возбужденным телом о Тоширо.
Прикосновения влажного языка к коже были неприятными. Подросток вертелся, пытаясь хоть как-то увеличить расстояние между ним и арранкаром, упираясь ему в грудь ладонями. Что-то холодное коснулось живота и задвигалось вверх-вниз, в такт движениям Гриммджо. Посмотрев вниз, Тоширо обомлел. Его напугал не столько сам размер стояка, упиравшегося в него, а довольно маленькая деталь, уютно примостившаяся на головке члена арранкара. Небольшое железное кольцо с шариком посередине, выходившее из уретры и входившее в уздечку.
Тоширо сглотнул. О том, что существует пирсинг, он знал. Однако наличие прокола в столь чувствительном месте было для него шоком. Он с ужасом задумался, что с ним произойдет, если довольно внушительный и без дополнительных модификаций член войдет в него, если вообще войдет, конечно.
Гриммджо тем временем не замечал панического страха, сквозившего в глазах мальчишки, и развел его ноги в стороны, улегшись между ними. Тоширо заерзал, то ли пытаясь удобнее устроиться под арранкаром, то ли стараясь выкарабкаться из-под него. Перспективы изначально были далеко не радужные, он думал, что все обойдется, если притвориться шлангом и все пройдет быстро и максимально безболезненно. А потом можно один на один прибить этого наглого кошака. Но только сейчас, когда даже ощущения от горячих губ Гриммджо, целовавших его плечи, грудь, руки, были противными и мерзкими, он понял, что эта штука окажется внутри, и голова начала немного кружиться, к горлу подкатила тошнота. Было такое ощущение, что он вот-вот потеряет сознание.
Из этого состояния его выдернуло жгучее ощущение, когда Гриммджо ввел в него сначала один палец. Тоширо задергался, сопротивляясь, ощущая, как что-то двигается внутри. Это было просто отвратительно. Скользкий и холодный от смазки палец, гадкое чувство. Чужое надрывное дыхание над ухом и хриплый голос:
- Расслабься…
Возможно, он бы и был рад расслабиться, но не выходило. Тело стало как чужое, мышцы напряглись, руки судорожно вцепились в простыни.
Гриммджо ввел второй палец, от чего парень выгнулся дугой, закусив нижнюю губу. Ему не нравилось, очень не нравилось. Тоширо трясло, было больно и противно. От того, чтобы не закричать, его удерживала все та же гордость. Пусть он и был в таком жутком положении, но не позволит себе сказать, как ему сейчас плохо. Хотя Гриммджо видел это и без слов. Тугие мышцы никак не хотели расслабляться, о том, чтобы попытаться развести два пальца и растянуть мальчишку, не могло быть и речи. Несмотря на обильную смазку, было очень неудобно, мышцы, напрягшиеся до предела, сжали пальцы словно тиски. Он попытался протолкнуть их немного поглубже, но непослушное тело не хотело впускать его в себя дальше, чем на пару сантиметров.
Слова, которые он обычно говорил в таких случаях, результата не принесли. Тоширо на все уговоры, что потом будет легче и приятнее, стоит только немного отпустить себя, отвечал каким-то сдавленным полувсхлипом-полурычанием. Промучившись таким образом еще минут десять, Гриммджо вытащил пальцы и привстал, смотря на испуганного, заметно уставшего, вспотевшего, но абсолютно невозбужденного подростка.
- Ладно, черт с тобой. Пока целкой оставлю.
Ухмыльнувшись, он припал губами к приоткрытому рту Тоширо. Тот не сопротивлялся, надеясь, что на этом самое мерзкое закончилось. Но когда язык Гриммджо пролез к нему в рот и начал по-хозяйски тереться кончиком о его язык, мальчишка по инерции, от неожиданности, сжал челюсти.
Не ожидав такого подвоха, арранкар взвился и завыл, прижимая ладонь к губам, злобно глядя на ошарашенного Хитсугаю. Тот с не меньшим удивлением вытирал слюну с подбородка, жалея, что не может сейчас вытереть язык и прополоскать рот.
- Тварь малолетняя, ты чего творишь, гаденыш?!
Тоширо вздрогнул.
- Я не специально!
- Не специально он, - Гриммджо попробовал пошевелить укушенным языком и поморщился. Больновато будет. – Так я тебе и поверил, малявка шинигамская!
- А какого черта ты мне язык в рот засунул?
Тоширо возмущенно уставился на Гриммджо. Теперь пришла очередь арранкара выглядеть ошарашено.
- Ну…так … это… По-взрослому, что ли…
От удивления он забыл определение «французский поцелуй», пребывая еще в легком недоумении.
На Тоширо данное объяснение не произвело впечатления, и он продолжал сердито смотреть на Гриммджо.
- Ты хоть раз целовался? – Вкрадчиво спросил арранкар, внимательно смотря в бирюзовые глаза мальчишки. Тот всего пару секунд прямо смотрел в ответ, а потом все же отвел взгляд, но ничего не сказал. Собственно, такое поведение было понятнее слов. Гриммджо снова оказался перед довольно ошеломляющим фактом.
- Вот и что мне с тобой делать, а? - Джаггерджак как-то немного растерянно посмотрел на Тоширо. – И какого черта я с малолеткой связался! Не потрахать, не поцеловать!
С этими словами, возмущенный Гриммджо скрылся в ванной, громко хлопнув дверью. Хитсугая немного расслабился. Могло быть хуже, но радоваться рано. Что теперь с ним будет делать арранкар, непонятно. Главное, чтобы больше не лез туда, где сейчас ощущалась противная пульсирующую боль.
Стоя под душем, Гриммджо рассуждал о своей нелегкой жизни. О том, как он обрадовался, когда судьба преподнесла ему подарок в виде беловолосого паренька, лежащего без сознания на полу в каких-то развалинах. Видимо, сцепился с кем-то, только вот почему этот кто-то его не добил, остается загадкой. Вспоминал, как он нес его на руках до самого Лас Ночес, лелея самые пошлые и развратные мысли.
Арранкар любил, когда добыча поначалу сопротивлялась, а после умелых ласк начинала стонать, извиваясь в руках, выгибаясь навстречу его губам. Так было всегда. Ему нравилось, когда сильный противник проигрывал в таком своеобразном бою.
С Тоширо он не рассчитал. Не учел, что мальчишка еще не знает, что такое – получать удовольствие, занимаясь сексом. Не знает, каково это, когда по венам течет уже не кровь, а жидкий огонь, и внутри все клокочет и просится наружу, как кипящая лава в вулкане.
Убедить неопытного мальчишку, что все неприятные ощущения пройдут, как только он немного расслабиться, не получилось. И теперь эту самую кипящую лаву Гриммджо приходилось выплескивать «ручным» методом. Мысль о минете растаяла, как только Тоширо наглядно доказал, что у него во рту есть зубы, которыми он может в случае чего воспользоваться. А член – не язык. Вот так им жертвовать Гриммджо не был готов.
Стряхнув с волос капельки воды, он обернул бедра полотенцем и вышел из ванной. В комнате горел только ночник над кроватью, освещая мягким приглушенным светом уже забравшегося под одеяло Тоширо. В больших бирюзовых глазах плясали маленькие отблески, от чего казалось, что у него на глаза навернулись слезы.
Гриммджо обошел кровать и лег с противоположной стороны, потянув на себя большую часть одеяла.
- Спи, мелочь. Утром разберемся, что с тобой делать, - сказал Секста, выключая ночник.
Проснувшись, он обнаружил, что прижимает Тоширо к себе, зарывшись лицом в белоснежные волосы. Вздохнув, Гриммджо втянул носом запах мальчишки, сильнее обхватывая его руками. Мысли строем шагали в голове. Какого лешего он притянул этого шинигами сюда? На что рассчитывал? И зачем он ему был нужен? Мелкий, худой, вздорный, даже целоваться не умеет, а Гриммджо рассчитывал на полноценный секс. Секста поерзал, устраиваясь поудобнее, укладывая голову Тоширо себе на плечо. Рядом с ним было очень тепло. Арранкар еще раз уткнулся носом в растрепанную шевелюру, чтобы снова почувствовать легкий запах дождя. Откуда дождю взяться в пустыне, где нет даже солнца? А запах есть. Приятный, щекочущий запах, да и сам Тоширо пах вкусно. Только чем, арранкар разобрать не мог.
Пользуясь тем, что парнишка еще спит, Гриммджо пробежался пальцами по позвонкам вниз и положил ладонь на ягодицу, немного сжал, поглаживая большим пальцем. Кожа была мягкая, бархатистая.
В голове всплыло высказывание Старрка, что идеальная женская грудь, это та, которая четко помещается в ладонь, не больше и не меньше. Нноитора еще тогда хихикнул, глядя на внушительные формы Халибель, сказав, что по размеру бюста она должна быть не третьей в Эспаде, а пятой. За что получил по не в меру умной голове от Милы-Розы, которая вдобавок еще и сказала, что мужикам с хилыми и тонкими, как у девки, ручками нечего их распускать. Драка тогда была очень занимательная. Посмотреть, как три девушки мочалят зарвавшегося пятого номера, пришел даже Гин.
То грудь, а тут в ладонь помещалась округлая, упругая, мягкая ягодица. Гриммджо даже негромко хохотнул от такой мысли. Тоширо закопошился рядом, проснувшись. Увидев, как он трет заспанные глаза, Секста довольно ухмыльнулся и посильнее сжал ладонь.
- Ну, мелкий, с добрым утром!
Тоширо вздрогнул. Где-то он уже это слышал. И что-то твердое настойчиво буравит ему пупок. Ощущения не из приятных, поэтому он попытался отпихнуть от себя Гриммджо, и немного отполз назад, на расстояние вытянутой руки арранкара, так как ладонь с его задницы он так и не убрал.
- Что? Утренний стояк, все, как положено. – Ехидно улыбнулся Секста. – Как будто у тебя его никогда не было.
Хитсугая нахмурился, глядя на слишком довольного арранкара. Улыбка медленно сползла с его лица, когда он встретился взглядом со смотревшими слишком серьезно бирюзовыми глазами. Кажется, Гриммджо даже икнул, подавившись смешком.
- Не было? – Тоширо спокойно смотрел на него, не собираясь отвечать на заданный вопрос. Хотя, по сути, вопрос был риторическим. Джаггерджак перекатился на спину, накрыв шекспировским жестом глаза ладонью. – За что мне все это?! Чем я так провинился?!
Повалявшись еще немного, он все же встал, сгреб с пола в охапку свою одежду и форму шинигами и отнес в ванную. Свою нужно одеть, а шинигамскую убрать подальше, туда, где он положил его занпакто. Пацана он еще у себя подержит, так что одежда, и тем более меч, ему пока не понадобятся. Что ему делать с Тоширо, он еще не знал, но не слишком заморачивался по этому поводу. В конце концов, он что-нибудь придумает.
Приняв душ и приведя себя в порядок, Гриммджо вышел из ванной и улыбнулся. Все-таки, вид голого Тоширо, сидящего под одеялом у него на кровати, грел душу. Поймав вопросительный взгляд мальчишки, Секста тряхнул шевелюрой и сказал:
- Я на рюмку утреннего чая к Айзен-саме. Будь как мышка, я скоро вернусь.
- Одежду отдай.
Гриммджо ехидно оскалился.
- Не заработал ты еще на одежду.
Направляясь к двери, Секста каждую секунду ждал какой-нибудь выходки от мальчишки. Он даже немного помедлил, стоя на пороге. Ноль реакции. «Странно, проглотил», - думал Секста, направляясь по длинным коридорам в сторону зала для совещаний.
Тоширо устало развалился на кровати. Он уже почти неделю практически не спал, мотаясь по заданиям от соо-тайчо. Измотавшись физически и морально, он еле остался жив в последней стычке. И то, его нашел под обломками здания Гриммджо и принес сюда. Теперь хотелось только одного – хорошо выспаться. Всю эту ночь он провел на грани полудремы, вздрагивая от каждого шороха. Ему постоянно мерещился звук шагов в коридоре, какие-то голоса, причем до боли знакомые. Перед глазами стояла эта нахально улыбающаяся лисья мордочка, от чего его передергивало, как от удара током. Что угодно, лишь бы не встретится с этим предателем лично. Не сейчас, когда все тело ноет после стольких дней без отдыха, когда руки даже одеяло натягивают с трудом, когда так хочется лечь и забыться.
Долгожданный сон длился недолго. Кто-то хорошенько встряхнул его, подняв за плечи и усадив на кровати. Пока Тоширо с трудом пытался разлепить глаза, на шею что-то накинули, потом подняли одну руку, просунув куда-то, затем вторую. Сонно оглядевшись, он понял, что Гриммджо напялил на него свитер, довольно большой по размеру, судя по длине рукава.
- Одевайся давай.
На одеяле рядом лежали шорты. Тоширо слабо соображал, что к чему, но все же кое-как натянул мягкие серые шортики. Кстати сказать, они были по размеру. Еще не совсем проснувшись, он уставился на Гриммджо, силясь оформить в голове хоть какой-то вопрос.
- Мне так больше нравится, - ухмыльнулся Секста. - Дрыхни дальше.
Собственно, это все, на что он был способен в данный момент, поэтому послушался совета и снова лег, удобно устроившись под одеялом.
Проснулся он только вечером. Точнее, это его биологические часы подсказывали, что уже был вечер. В Уэко Мундо всегда была ночь, поэтому приходилось полагаться на внутренний будильник.
Так приятно потягиваться лежа на кровати, разминая немного затекшие мышцы. Усталость прошла, было легко, хотя некий дискомфорт все же присутствовал. Валялся рядом на кровати и со скучающим видом уставился в экран ноутбука, водя пальцем по сенсорной панели. Перевернувшись на живот, Тоширо посмотрел в монитор. Там змейками катились разноцветные бусины, а Гриммджо стрелял по ним случайно выпадавшими шариками. Иногда несколько шариков в змейке взрывалось, и она становилась короче. Хитсугая хмыкнул. Достойное занятие для шестого по силе в Эспаде, ничего не скажешь.
- Тебе что-то не нравится, мелочь? – Спросил Секста, не отрывая взгляд от монитора.
- Ты сказал, что отпустишь.
Тоширо внимательно смотрел на Гриммджо. Тот немного помолчал, выдерживая паузу, потом вздохнул и со вкусом потянулся. Точно, как кошак. Сытый, довольный кошак.
- Сказал. Но тогда условия были немного другими, если ты помнишь.
В синих глазах плясали искорки. Джаггерджак даже не приподнялся, так и остался лежать на спине, лениво поглядывая на Тоширо.
- Тогда я сам уйду.
Мальчишка уже приподнялся, чтобы встать с кровати и отправиться на поиски формы и занпакто, как его с силой опрокинули на спину и тут же придавили руки за запястья к постели. Бездонные и колкие сапфировые глаза оказались очень близко, Тоширо теперь понял, что чувствует кролик, смотря в глаза удаву. Стараясь оставаться внешне спокойным, Хитсугая не отвел взгляд и постарался расслабиться, чтобы не выдать неприятного волнения.
- А что это мы такие дерзкие стали, а? – Коронная улыбка, обнажившая белоснежные клыки. – Проспался, дошло, что с тобой сделать хотели, и теперь строим из себя героя, да? Я ведь не мягкий и пушистый, я же могу сейчас закончить, что вчера начал.
Тоширо внимательно посмотрел в глаза арранкару и спокойно произнес:
- Если бы ты хотел, то еще тогда закончил.
Гриммджо ехидно рассмеялся.
- А я хотел! – Он опустился еще ниже, не отрывая взгляда от бирюзовых глаз. – Ты даже представить себе не можешь, как я хотел!
Секста провел языком по шее, словно в подтверждение своих слов. Тоширо вздрогнул.
- Всей твоей фантазии не хватит, чтобы вообразить то, что я хотел с тобой сделать… - Продолжал арранкар хриплым шепотом, не переставая ласкать языком шею, отодвигая губами воротник свитера, открывая плечо. Мальчишка занервничал, дернулся в сторону от неприятных ощущений, отвернувшись от Гриммджо. Руки были словно в тисках, он даже пошевелить ими не мог.
- А знаешь, как это обидно, когда ты сильно чего-то хочешь, а какая-нибудь мелкая шинигамская дрянь тебе весь кайф ломает?
Арранкар прикусил кожу на шее, рядом с артерией, ставя точку в своеобразном пояснении. Старательно зализав ранку, из которой выступила всего пара капелек крови, уже успокоившийся Гриммджо поднял голову и посмотрел на мальчишку. Тот лежал, напрягшись, как пружина, положив голову на бок. Почувствовав, что Секста прекратил его вылизывать, Тоширо чуть приподнял подбородок и посмотрел на мирно сидевшего рядом арранкара. В нем так быстро менялись эмоции. Еще пару минут назад бездонные глаза напоминали штормовое небо, с проблесками молний гнева, а сейчас лазурные радужки смотрели даже как-то умиротворенно и беззлобно. Руки, державшие его запястья, заметно ослабили хватку.
- Это первый пункт. – Гриммджо откинул непослушную прядку со лба. – Черт, надо патлы подстричь, а то буду как Айзен-сама. С ума сойти.
Тоширо слабо улыбнулся, представив Гриммджо с вселенской любовью и состраданием в глазах и желанием поработить весь мир в душе. Ужасная смесь.
- И второе… Ты как собрался отсюда уходить, а? Ножками? Пешкобусом до Сейрейтея? Дорожка дальняя, я тебе скажу. Да и светит тебе скорее дом казенный, а точнее тюрьма, если ты один даже из моей комнаты выйдешь.
- А как же ты меня отпустить тогда собирался?
Шинигами вопросительно посмотрел на Гриммджо.
- Хочешь меня во вранье уличить? Ты смотри мелкий, я же обижусь и прибью ненароком. Тебе сейчас много не надо.
Секста хищно оскалился и покосился на красный след, оставшийся от его клыков на шее Тоширо.
- Не убьешь, - спокойно сказал Хитсугая. В этом он был абсолютно уверен. Гриммджо не дерется с безоружными. Никогда не нападает исподтишка, всегда бьет прямо, в лоб.
- Будешь меня доставать – точно прибью. – Арранкар ухмыльнулся. Парнишка не промах. Что-что, а сильного противника было видно сразу. – Я вот не пойму, тебе что не нравится, а? Тут тихо, спокойно, нет твоих доставучих друзей. Тебе если женского общества с большой грудью не хватает, так Халибель есть! Она тебе и колыбельную споет, честно, она умеет! Так споет, что потом уснешь с трудом. Ну, или что там тебе эта сисястая на ночь пела. Или она тебе сказки рассказывала? – Гриммджо уже откровенно забавлялся. – У вас, я смотрю, прям монастырь какой-то. Вы это, обет безбрачия не даете, нет? Может, у вас и целоваться под запретом? Этому вашему старикану главному не дает никто уже лет шестьсот, вот он и остальным запретил. А то завидно, небось. А?
Гриммджо не совсем осознавал, какого черта он несет эту чушь. Зачем он уговаривает этого мальчишку остаться? Ответ бился тонкой красной ниточкой в сознании. Потому что ему надоело одиночество. Надоело быть машиной для исполнения приказов, машиной, с мнением которой никто не считался. Надоело ловить на себе презрительные взгляды начальства, которое тоже было не без греха, но которое было сильнее, чтобы заставить остальных поверить в то, что это достоинства. Он не любил быть кому-то благодарным, всю свою жизнь рассчитывая только на себя и свои силы. Он сам бы мог добиться места в Эспаде, даже без этого чертового кристалла. Если у него что-то не получалось и он возвращался с проваленным заданием, слышал лишь мерзкий шелестящий голос: «Что с него взять? Он же просто арранкар». Как будто арранкар – это что-то ограниченное, безмозглое, ни на что не способное. Он знал, что это не так. Знал, что это не его война. Знал, что если станет ненужным, если проиграет в битве и останется лежать где-нибудь в пустыне, никому не будет до него дела. Здесь нет друзей. Здесь каждый сам за себя.
Тоширо думал. Еще никогда решение не было так сложно принять. С одной стороны, он был почти уверен, что сможет в одиночку выбраться из Уэко Мундо. С другой, это «почти» могло обернуться нелицеприятной встречей, за которой последуют не менее гадкие события. Главная битва скоро начнется, ему не хотелось встретить ее в темных катакомбах Лас Ночес.
- Я тебя даже трогать не буду, так и быть. Ну, так, полапаю чуток и перестану. С тебя что, убудет, что ли?
- О, да. После такого я просто обязан остаться, - прошипел мальчишка, пытаясь вытащить руки из ослабевшей хватки.
- Ну, давай, - хохотнул Гриммджо, не выпуская Тоширо, - оставайся. Только обещай, что будешь слушаться, хорошо?
- Иди ты знаешь куда?! – Возмущенный подросток начал усиленно брыкаться. Арранкара подобная возня даже забавляла. Тоширо решил воспользоваться чужим приемом и укусил его за запястье.
- Зараза мелкая, - арранкар несильно ударил его подушкой по голове. Разозленный мальчишка вызывал у него скорее смех, чем страх. – Еда на столе, недоразумение шинигамское. Тебе рыба.
Сердито пробурчав что-то под нос, Тоширо встал с кровати и подошел к письменному столу, на котором стоял поднос с тарелками.
- Пить только чай, ничего другого не держим. Все дорогой-любимый Айзен-сама постарался.
Пусть даже и чай. Пусть даже его готовил сам Айзен-сама. Он сейчас даже от такого бы не отказался. Отдохнувший организм требовал восполнения энергии, ощутимо возмущаясь где-то на уровне желудка. Рыбу, как и рис с салатом, Тоширо съел быстро, не оставив даже веточки петрушки.
Забравшись обратно на кровать, он еще несколько минут просто сидел и смотрел на Гриммджо, который снова гонял разноцветные шарики по экрану.
- Меня будут искать, - тихо сказал Тоширо.
- Скоро?
- Вообще-то, уже должны, - буркнул шинигами. – Я должен вернуться дня через три.
Секста задумчиво уставился на стенку.
- Два дня. Через два дня я открою тебе Гарганту. Согласен?
Арранкар повернул голову на бок, внимательно смотря на Тоширо снизу вверх. Тот спокойно смотрел в ответ, видимо, не собираясь отвечать.
- Тогда иди сюда, - Гриммджо схватил мальчишку и притянул к себе, укладывая рядом на постель. У него было игривое настроение, а от Тоширо так вкусно пахло, что удержаться было просто невозможно.
Он задрал свитер повыше и начал вылизывать упругий живот, наслаждаясь теплотой и мягкостью кожи шинигами. Он вбивал вкус и запах его тела, проводя губами по напрягшимся мышцам, поднимаясь чуть выше, к груди. Мальчишка слабо вздрагивал при каждом прикосновении, но вырваться не пытался. Гриммджо переключился на плечи и шею шинигами, отодвинув воротник, лаская выпирающие косточки ключиц. Тоширо дернулся, ощущения были неприятными. Прикосновения чужих губ ему не нравились, было противно. Возможно, цена мирного пребывания в Лас Ночес уже не казалась ему разумной. Хотелось поскорее убраться из таких горячих и сильных объятий Сексты.
Гриммджо приподнялся на руках, с любопытством смотря на Тоширо.
- Что, совсем не нравится?
- Совсем, - буркнул мальчишка.
- Блин, ну, ты даешь! Я тут вываливаю на него тонны нежности, а он! У тебя что, реально вообще не встает?
Тоширо вздохнул. Ну, что ему сказать? Откуда он вообще знает, как себя он должен вести, согласно представлениям Гриммджо? Если ему не нравились эти ощущения, то он при всем своем желании не сможет это скрыть.
Секста улегся рядом, на бок, подперев голову одной рукой, а вторую положил на живот Тоширо, поглаживая пальцами нежную кожу.
- Слушай, а тебе девочки нравятся? Подружка у тебя есть?
- У меня есть Момо. Мы с ней с самого детства вместе.
- И что, она тебя целоваться не научила?
Тоширо вспыхнул.
- Момо мне как сестра! Почему я должен с ней целоваться?!
Секста вздохнул, театрально закатив глаза.
- Ладно, ладно, остынь. Сестра, так сестра. Мне как-то по барабану. Вон, Халибель, мне по идее сестра. И эти, малохольные, тоже. И ничего, меня это совершенно не останавливает.
Секста подленько хохотнул, вспоминая довольно приятные моменты из своей насыщенной сексуальной жизни.
- У вас вообще существует такое понятие, как моральные нормы? - Тоширо сердито посмотрел на него.
- Ой, ладно тебе. Не читай морали. Ты попробуй сначала, что это такое, а потом меня учить будешь.
С минуту они молчали, каждый переваривал полученную информацию. Хитсугая думал, что это здорово, что он не забивает себе голову такими глупостями и думает о нужных и важных вещах. Гриммджо всерьез задумался, сколько Тоширо лет, и где его держали до вчерашнего дня. Было ощущение, что его отрезали от всего внешнего мира.
- Ну, а эта твоя, рыжая… с шарфиком, - Гриммджо не стал говорить про наиболее яркую деталь в облике подчиненной Тоширо, справедливо полагая, что парень может обидеться на такое. А сейчас хотелось тишины и покоя. – С ней у тебя тоже ничего не было?
- Нет, она мой лейтенант.
- И что?
- И то, - Тоширо насупился. – С чего ты взял, что у нас что-то может быть?
- Нууу… - Гриммджо почесал нос. – Вы же все время вместе. Я и подумал, что может, у вас там что-то есть.
- Ничего у нас нет! Для тебя что, даже понятия «дружба» не существует?! – Тоширо возмущенно уставился на арранкара.
- Существует-существует, мелкий. Когда секса нет, как у нас с тобой сейчас. Мы типа сейчас с тобой дружим, - ухмыльнулся Гриммджо, взяв пальцами подбородок мальчишки, заглядывая в потемневшие глаза. Тоширо успел увернуться от поцелуя, губы впечатались в щеку. Секста засмеялся. – Что, целовать нельзя?
- Нельзя! – Мальчишка сердито смотрел на очень довольного арранкара.
- Почему? – С самым невинным видом спросил тот.
- Потому что это мерзко и отвратительно!
- Ты посмотри, всем, значит, нравится, а тебе – нет?
Тоширо гордо посмотрел на Сексту:
- Это глупое, гадкое и абсолютно бесполезное занятие.
Гриммджо никогда так не хохотал. Серьезный вид мальчишки, вкупе с нравоучительной речью довел его практически до истерики. Несколько минут арранкар пытался отдышаться.
- Да, весело с тобой. Ну, мне интересно, ты действительно о ней не думал, как о женщине?
- Так она и есть женщина. – Тоширо непонимающе посмотрел на Гриммджо.
- Нет, ну, ты никогда не представлял, как вы с ней… блин, я даже не знаю, как сказать-то теперь. – Гриммджо задумчиво почесал затылок, подыскивая наиболее психологически не травмоопасное выражение, чтобы не говорить «секс». - Ну, это… Исполняете дыхательно-пихательные упражнения, во!
Гриммджо был очень доволен тем, что нашелся, как спросить о такой достаточно щекотливой теме.
- Нет, - Тоширо надеялся, что если он произнесет это достаточно четко и его взгляд будет достаточно серьезным, то Секста отстанет. Не тут-то было.
- Рассказывай! Не поверю! Ни разу?! – Гриммджо был удивлен. – Ни разу, за все время, что вы с ней вместе в одном помещении сидели, ни разу у тебя не встал при взгляде на нее?
- На работе нужно думать о работе, а не о непонятно чем.
- Да-да… Я понял, понял… Тебе явно что-то подсыпают в еду. Только все нормальные люди подсыпают так, чтоб стояло, а тебя, видно, берегут. Интересно, может тебя уже старикан сосватал за кого-нибудь, м?
Тоширо фыркнул. Разговор сошел на нет. Рука сексты все так же спокойно лежала у него на животе, иногда поглаживая, отчего сначала было немного щекотно, а теперь он привык. Ладонь была горячая, от исходившего тепла по всему телу разлилась сладкая вялость, не хотелось шевелиться, даже голову поворачивать было лень.
- Так тоже неприятно? – Гриммджо провел рукой по животу, переместив ее на бок.
- Нет.
Ухмыльнувшись, арранкар тут же залез пальцами под резинку шорт и спустил ладонь на ягодицу, ущипнув Тоширо за пятую точку. Мальчишка взвился, вцепившись руками в плечи Гриммджо, возмущенно глядя в озорные глаза.
- Убери, живо!
- Ты же сказал, что тебе приятно, - Секста улыбнулся, крепче сжимая ладонь.

@темы: Эспада, Яой, Хицугая, Фанфики

---

Прикладная педагогика.

[сама себе эфа]

Название: Прикладная педагогика.
Автор: Кукла_с_человеческим_лицом.
Бета: на бету не наработала, поэтому - Ворд-батюшка.
Пейринг: Кира Изуру/Куротсучи Нему. (Маюри, Урахара, Мацумото и еще несколько мельком.)
Жанр: джен, юмор.
Рейтинг: G.
Дисклеймер: Кубо кубово, трава моя.
Предупреждения: ООС цветет и пахнет, хотя я и пыталась его обосновать.
Размещение: с моего разрешения.
Посвящение: посвящается моей любимой нЕмати и бессменной музе - Bertha Harker

тык?

Маюри с самого утра был не в себе. Не в себе - это еще мягко сказано. Эксцентричный, но сдержанный, если не требовалось обратное, капитан размашистыми шагами наискось мерил свой кабинет, изредка застывал на месте, впиваясь взглядом в какую-то книгу, которую он держал в руках, впрочем, почти сразу ее захлопывая. Наконец он остановился, сунул многострадальный томик в ящик стола, развернулся к двери, ведущей в коридор и решительно позвал:
- Эй, Нему, идио... - тут Маюри скривился, явно что-то вспомнил, поперхнулся, но мужественно продолжил, - Доченька.
Еще не успевшая дослушать, но уже явившаяся в дверях фукутайчо вместо обычных покорности и преданности всем своим видом выражала удивление и тревогу. За душевное состояние капитана двенадцатого отряда. "С Маюри-сама явно что-то не так," - Нему попыталась проигнорировать собственный нервно подергивающийся глаз, когда ее осенило, что Куротсучи-старший смотрит на нее с претензией на заботу и отеческую ласку. Она отчаянно моргнула - капитан в маске, может, ей показалось. И послышалось. И вообще, у вчерашних препаратов в побочных эффектах, кажется, значились еще и галлюцинации...
- Как ты себя чувствуешь? - старательно смягчая голос произнес Маюри, делая шаг навстречу Нему.
Девушка собрала в кулак всю свою выдержку и осталась на месте. "Стоило провести день в дальней лаборатории... Где вчера был капитан, я же его искала. И что, черт возьми, с ним произошло?" - суматошно - испуганно пронеслось в ее голове.
- Хорошо, Маюри-сама.
- Ты не устала, не переутомилась? - еще шаг по направлению к ней.
- Нет, тайчо.
- Тебе не скучно? - еще шажок.
- Нет, Маюри-сама. Там еще отчет... - Нему уже с удовольствием вспомнила о своих обязанностях.
- Может, ты чего-то хочешь? - капитан наконец подошел к ней вплотную.
- Нет, тайчо, благодарю, все нужное у меня есть.
- А может, что-то такое... о чем ты не могла мне раньше рассказать? - продолжил допытываться ученый.
Нему, судорожно вздохнула в поисках дезертировавшего куда-то воздуха, и отрицательно помотала головой. А Маюри уже выплескивал явно все свои скудные познания о желаниях и увлечениях молодых девушек.
- Может, погулять хочешь? Нет? Косметика? Тоже не надо? Новое кимоно? Розовое, например? Гм... А на грунт? И в мир живых не хочешь? А сладкого? Пироженное, тортик там... Что, фигура испортится? - почти шутит Маюри. А Нему не смешно. Нему, чуть ли не впервые за много лет, по-настоящему страшно. Ками - рвется паника наружу - что с моим капитаном?
- Значит, ничего не хочешь? - Куротсучи-старший разочарованно смотрит в лицо дочери. - Тогда захоти чего-нибудь. Или вспомни. В общем, подумай. Это приказ. Свободна.
Нему с безмерным облегчением слышит мелькнувшие в последней фразе такие знакомые и привычные раздражение и властность. Она кивает, почтительно кланяется, разворачивается и уходит. И ловит краем уха задумчивый шепот за спиной: " Интересно, а стадию "установление доверия" уже можно считать завершенной?"

День проходит как обычно. Мысли о том, что надо разобраться с тем, что произошло сегодня утром, вольготно оккупировали задворки сознания лейтенанта двенадцатого отряда. Поэтому тогда, когда уже все ежедневные дела выполнены, Нему идет в лабораторный архив, где фиксируются все события, происходящие на территории ее отряда. А в журнале ничего. О том, где провел ее капитан практически сутки, пока Нему занималась экспериментами, ни слова. Нему мужественно захлопнула черную папку, поставила ее на место, и, развернувшись, чуть не получила первый в истории инфаркт у искусственно-созданного тела. У дверей, рассеянно щелкая пальцами, стоял ее капитан. Напряженное молчание прервало ожидаемый вопрос:
- Придумала?
- Нет, Маюри-сама, но...
- У тебя время до утра, - и тут Нему ясно услышала судорожный вздох, - спокойной ночи.
- Спокойной ночи, Маюри-сама. - ошарашенно пожелала вслед Куротсучи-младшая. И первый раз в жизни решила воспользоваться одной из принадлежащих ей привилегий - кажется, как раз сегодня лейтенанты собираются у Мацумото-фукутайчо...

Дружное клацанье отпавших челюстей поприветствовало Нему, когда она, нагруженная приличным количеством спиртного, вежливо поздоровалась и решительно вошла в комнату, облюбованную под лейтенантские попойки. Приветливо, насколько это было в ее силах, улыбаясь, девушка расставила на большом столе свой "вклад" в общее дело и мужественно взяла в руки пиалочку с саке, протянутую ей мгновенно пришедшей в себя и захлопотавшей над нежданной гостьей Мацумото. Эта рыжеволосая, самую чуточку взбалмошная женщина уже отчаялась когда-либо зазвать Нему на подобное неформальное мероприятие.
Несколько минут прошло в молчании, но активное продолжение банкета сделало свое дело. Мужская часть собрания расслабленно-увлеченно продолжила обсуждение любимых приемов наказания нерадивых подчиненных у вышестоящего начальства, а женская - на этот раз в составе только Куротсучи и Мацумото, отсела на узкий подоконник - поближе к стратегическому запасу спиртного - и начала долгий, неспешный разговор.
- Мацумото-фукутайчо, я хотела у вас спросить...
- Зови меня Рангику, мы ведь не на работе.
- Рангику-сан, - согласно кивнула Нему, - я бы хотела задать вам вопрос личного характера...
- Спрашивай, - Мацумото протянула ей еще одну пиалу, побольше, взамен выпитой и обвела насмешливым взглядом уже увлеченно о чем-то споривших собутыльников, - этим все равно не до нас.
- Дело в том, Рангику-сан, что с подобными прецедентами я еще не сталкивалась, и в моей базе данных нет адекватных критериев по выработке оптимальной линии поведения в этой ситуации...
- Так, - Рангику беспомощно заморгала и тряхнула головой, - давай все с самого начала. Поподробней. И попроще, хорошо?
Нему допила свою порцию, облизнулась - ей показалось, что первая стадия опьянения вот - вот наступит, и вполголоса начала свой рассказ.

- Может у него это, отцовский инстинкт? - хмыкнула ошарашенная Рангику.
- Вряд ли. - грустно покачала головой Куротсучи-младшая, - подобные атавистические проявления чувственного фона он подавил уже давно, оставил лишь оптимальный набор эмоций. Но это ничего. Что произошло с Куротсучи-сама, я рано или поздно выясню. В остальном его деятельность не выходит за пределы нормы, значит, подобное поведение, чем бы оно не обосновывалось, непосредственной опасностью для него не является. Меня беспокоит другое - его приказ.
- То есть, - оживилась ее собеседница, - ты не знаешь, что пожелать, чтобы это удовлетворяло следующим условиям - не было бесполезной на твой взгляд вещью, чтобы капитан остался доволен, и чтобы твое пожелание не выходило за рамки ожидаемого при его новой манере общения с тобой, так, да? Уф, выговорила...
Нему уважительно покосилась на Мацумото, и, на этот раз сама, подлила ей саке.
- Ну, этому помочь легко. Скажи, ты сама-то чего хочешь? - благодарно улыбнулась та.
- В том-то и дело, Рангику-сан, что из предложенного им и подобного ассортимента - ничего. У меня есть все необходимое для оптимального функционирования и жизнедеятельности. Я бы попросила новый набор препаратов для эксперимента по управлению рейацу, но мне кажется, что Маюри-сама будет недоволен подобной просьбой...
- Да уж... - Мацумото всунула в руку только что присоединившемуся к ним Ренджи новый кувшинчик саке и отправила его к остальным, - нам поговорить надо. Женские секреты, понимаешь...
Абраи скептически хмыкнул, но спорить не стал. А Рангику продолжила развивать свою мысль:
- То есть... погулять по миру живых, пройтись по магазинам, слопать пару тортиков, ну, и так далее... То есть тебя правда ничего из этого не прельщает?
- Нет, Рангику-сан. Сейчас мне намного интересней находиться в лаборатории - мне надо освоить новые методы разработки заклинаний кидо, - Нему почти мечтательно зажмурилась, - необходимый набор одежды у меня есть, а при моем метаболизме я спокойно могу обходиться без сладкого.
- Видимо, ты совсем не понимаешь разницу между "необходимо" и "хочется". - тяжело вздохнула Мацумото. - Ничего, до утра времени много, что-нибудь придумаю...

- Да, Маюри-сама, я хочу котенка. Кошку. Кота. В общем, представителя семейства кошачьих в свое личное пользование.
- Хорошо, Нему. Молодец. Будет тебе котенок, - Маюри неожиданно довольно ухмыльнулся. - Стоп. А с тобой точно все нормально?
А Нему, которая сегодня впервые в жизни заночевала у Рангику, и так же впервые в жизни воспользовалась тональным кремом, чтобы скрыть синяки под глазами и бледно-зеленый цвет лица после пьянки, длившейся всю ночь, позволила себе лишь едва заметно поморщиться - до своей комнаты и находящихся в ней стимуляторов она еще не дошла, и утвердительно кивнула. - Все хорошо, Маюри-сама.
- Замечательно. Приступай к работе.

Нему приступила. А через полчаса, когда ее когда ее капитан ушел на собрание к Ямамото-сотайчо, опять же впервые в жизни использовала свое служебное положение в личных целях - устроила себе небольшой внеплановый перерыв. Она сходила в свою комнату и вернулась оттуда намного более работоспособная. Запивая водой таблетки и ощущая, как отступают головная боль и тошнота, она вспоминала подробности вчерашнего...
Вот они с Мацумото вдвоем обсуждают ее проблему. Вот они возвращаются к всем остальным. Вот к ним подсаживается Ренджи, устраивает голову на коленях Рангику и пытается участвовать в дискуссии. Вот Шухей, Кира и Иккаку наперебой, в перерывах между пением какой-то застольной песни, советуют какую-то похабщину. Вот Нему жалуется, что подобные проявления чувств со стороны отца она видит впервые за ее достаточно долгую жизнь, а на вопрос "сколько именно", невесть когда появившегося на горизонте Юмичики, совсем уж по-девичьи покраснев, отвечает, что по имеющимся у нее данным, в приличном обществе девушкам подобные вопросы не задают. Мацумото одобрительно смеется. А вот Кира, подсев поближе и внимательно выслушав ее жалобы на жизнь, тянется потрепать ее по волосам, и она почему-то не сопротивляется вторжению в ее личное пространство. Вот они все вместе выбирают оптимальный вариант для ее пожелания, вытягивая из Нему слово, что именно это она с утра озвучит Куротсучи-старшему. Вот Ренджи вспоминает, что из кошачьих во всем Сейрейтее одна Йоруичи, да, по слухам, один из арраккаров Айзеновской Эспады. Вот все спорят, кого в этом случае выберет Маюри, и кого он притащит в подарок дочери. Вот Ренджи недовольно хмурится на подступающий рассвет, а потом по-кошачьи улыбается на оставшийся алкоголь. Вот Нему чувствует, что ее уже окончательно разморило, ощущает, что узкие прохладные ладони, все также ненавязчиво перебиравшие ее волосы, аккуратно расплетают ее косу и тонут в водопаде длинных волос. Вот она сама, сонно потянувшись, совсем как Ренджи, вытягивается, положив голову на колени Изуру, который все никак не оставит в покое ее волосы, и довольно прикрывает глаза, чтобы вскоре уснуть. Вот, сквозь приближающуюся дрему она ощущает, как Кира, игнорируя недвусмысленно голодные взгляды окружающих, требует у Мацумото покрывало и укутывает задремавшую практически на нем девушку. И последнее, что она чувствует, перед тем как уснуть, что все та же легкая ладонь гладит ее по волосам, пропуская прядки сквозь пальцы, проводит подушечками по открытой щеке и опять возвращается к волосам.
А через какое-то время она смутно понимает, что ее кто-то куда-то несет, но нет сил даже приоткрыть глаза, потом ее укладывают на что-то мягкое, и она снова проваливается в спокойную темень.
Наутро она находит себя на футоне. На соседнем, свернувшись калачиком, спит Мацумото. А потом они обе, опаздывая на работу, судорожно приводят себя в порядок и расходятся. Нему не забывает поблагодарить Рангику, а та только лукаво и одобрительно подмигивает в ответ.

Нему, прокручивая в памяти воспоминания, в последний раз массирует виски, позволяет себе улыбнуться и решает, что если это не будет отражаться ее работоспособности, она обязательно сходит туда снова. Наконец, решив, что теперь она в состоянии адекватно заниматься своими делами, фукутайчо отодвигает новые впечатления подальше, и идет в лабораторию. Доверие Маюри-сама нужно оправдать, пусть он и ведет себя как-то... странно.

А дальше было больше. По утрам теперь Маюри-сама пил чай только в компании своей фукутайчо. И разговаривал с ней. Нет, не о результатах экспериментов. Нет, не о смертности в ходе аварий. Нет, не о качестве получаемой продукции... Он с ней просто разговаривал. О погоде. О мире живых. О своих музыкальных предпочтениях. О всякой чепухе, которая не имела никакого практического смысла - возмущалась про себя Нему. Ей теперь приходилось брать и читать художественную литературу у Мацумото и Хинамори - надо же было поддерживать разговор, хоть внутренне и передергивало каждый раз.

А через неделю капитан Куротсучи отправился на грунт. И взял с собой своего лейтенанта. Когда традиционно радушный и улыбающийся Урахара выдал им гигаи, Маюри поманил за собой Нему. Та, конечно, не посмела спросить, куда же они направляются. На улице прохожие удивленно глазели на презентабельного вида мужчину с синими волосами и скромно вышагивающую за ним миловидную девушку. Перед одному ему понятной вывеской, Куротсучи-старший взял Куротсучи-младшую за руку - Нему не посмела даже удивиться - и распахнул дверь. Они вошли. Маюри сдержанно поздоровался с немолодым мужчиной, и подтолкнул дочь к ушедшему вперед человеку:
- Иди, выбирай.
Девушка приготовилась к самому худшему и подчинилась. Каково же было ее удивление, когда она зашла в соседнюю комнату - с первого взгляда стало понятно, что она находится в питомнике. Комочки разных цветов, размеров, громкости, пушистости и характера... Нему остолбенела. И попыталась вспомнить, почему же они остановились именно на котенке.
- Если у тебя в детстве не было домашнего животного, то это было не детство.
- Хм, он пушистый. Может быть, во всяком случае.
- Натаскаешь его, будет сторожевым котом.
- А еще с ним спать можно.
- И в лаборатории мышей не будет.
- У нас их и так нет...
- А если появятся?
- А еще, Нему, раз уж ты пришла ко мне за советом... Кошка, как и любое животное, хорошо знает разницу между "необходимо" и "хочется". Тебе будет чему у нее поучиться.
А еще Нему вспоминает прохладную ладонь, перебирающую пряди ее волос и внимательный взгляд из-под длинной светлой челки.
Тут она что-то решает про себя и показывает на маленького, совсем худенького, средней пушистости котенка, странной окраски, напоминающей белое золото. И удовлетворенно прижимает его к груди. И не понимает, что обрывается у нее под сердцем, когда он неуклюже поднимает мордочку и натыкается своим мокрым носиком на ее нос. Выходит с подарком из дверей, не слушая, не замечая, как Маюри расплачивается, как о чем-то спрашивает продавца, как ему вручают два больших пакета, которые он - впервые в жизни - несет сам, внимательно посматривая на дочь.

А когда они возвращаются в магазин Урахары, и тот предлагает обсудить последние новости за чаем, к Нему наконец возвращаются зрение и слух. И не зря. Потому что Урахара, из-под панамки внимательно внимательно рассматривая довольную фукутайчо и небрежно поглаживая принесшую чай Уруру по голове, тихо бросает сидящему рядом Маюри:
- Теперь я спокоен, что оставил на тебя отряд. У тебя действительно талант педагога... Ты выиграл.
И Нему, все становится ясно... особенно, если принять во внимание найденные с утра в рабочем шкафу капитана пособия по педагогике, психологии и работе с трудными детьми.

А вечером на вечеринку к Мацумото она приходит со своим приобретением и демонстрирует его, как что-то невозможное в этой жизни. Да, Маюри-сама подарил. Да, такое вправду бывает. Она улыбается, когда котенок, устав от тисканья, перебирается на ее колени и смотрит на Мацумото, но взгляд Рангику, не смотря на радостный смех, какой-то серьезный, даже когда она завязывает на шее малыша розовый бант. А вот на все вопросы по поводу имени Нему молчит, чуть улыбаясь и загадочно хмыкая. Впрочем, общего веселья это нисколько не уменьшает...

Жизнь Куротсучи Нему вошла в прежнюю колею, исподволь изменившись. Капитан стал чуточку отцом, а коллеги-лейтенанты - чуточку собутыльниками. Нему достаточно редко выкраивает время для посиделок, но тем забавнее ей кажется их компания, узнать которую раньше у нее не было возможности. Теперь она уже не засыпает прямо там под утро, но иногда позволяет уже традиционно сидящему рядом Кире распускать и бережно перебирать ее волосы. И они оба не обращают внимания ни на двусмысленное хмыканье, ни на одобрительные взгляды окружающих...

А котенок? Никто не знает, но котенка зовут Изуру.
И он любит спать со своей хозяйкой.
И он тоже неравнодушен к ее волосам...

@темы: Мацумото, Урахара, Маюри-сама, Изуру, Нему, Джен, Фанфики

---

Последний бой

[Nelliely]

Фэндом: Блич
Название: Последний бой
Автор: Nelliely
Бета: JustSeo
Гамма: Hime
Жанр: драма, сонгфик
Пейринг: Бьякуя/Ичиго, Ренджи/Рукия
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Статус: закончен
Отказ от прав: всё принадлежит мангаке
Предупреждение: АУ, ООС
Размещение:  Мира* можешь утаскивать!
От автора: написано для Миры, в благодарность за её фик, что пишется по моей заявке.
Читать под эту музыку.

музыкальная социальная сеть | кинофильм мой ласковый и нежн - вальс

Красивая нежная мелодия разносится по большому саду, находящемуся в особняке Кучики. Мелодия наполнена легкой грустью и верой во что-то светлое и прекрасное. Ичиго никогда не любил музыку, но сейчас она олицетворяла для него счастье.
Счастье последних мгновений спокойной жизни, от того, что он может находиться с теми, кто ему дорог и кого он любит.

Юноша смотрит на Рукию, которая кружится в танце вместе с Ренджи. Его друзья улыбаются. Они тоже знают, что это последний день, когда они могут побыть вместе.
Неподалёку от танцующих, на мягком покрывале, расположился Хитсугая со своим лейтенантом. Мальчик, как всегда, был хмур, но всё же пытался выдавить улыбку для своей подчинённой. Куросаки понимал его. Сегодня все должны веселиться, потому что, скорее всего, больше им не представится такой возможности.

Ичиго смотрит на присутствующих и понимает, что все они - его семья.

Иккаку с Юмичикой пытаются что-то станцевать, но падают, запутавшись в ногах. Всё-таки единственный танец, подвластный третьему офицеру одиннадцатого отряда – танец счастливчика. Юноша очень надеялся, что этот танец поможет ему выжить завтра.
Кемпачи с Ячиру покинули праздник ещё пару часов назад, и сейчас, наверное, бродят где-то в Сейритее или, может, подались в Руконгай. Завтра им тоже придётся расстаться, и кто знает, сможет ли ещё Ячиру когда-нибудь увидеть своего Кен-чана.

Хмурый Исида и что-то беззаботно рассказывающая ему Орихиме. Девушка, которая всегда старается улыбаться. Юноша благодарен ей за эту улыбку. Ведь осталось так мало людей, кто может так же беззаботно улыбаться.

Укитаки, стоящий в стороне от основной массы. Человек, который всегда относился к нему с заботой. Временному шинигами жаль его. Ведь завтра он не сможет пойти с ними, не сможет сражаться, прикрывая спину другу. Не сможет умереть вместе с теми, кто ему дорог …

А самый дорогой человек для Ичиго сейчас стоит рядом с цветущей сакурой и её лепестки, сорванные ветром, путаются у него в волосах. По выражению лица мужчины невозможно понять, о чём он думает и что чувствует, но Куросаки знает, что он грустит. Но разве глава клана Кучики позволит всем увидеть это? Нет, конечно же, нет.

Временный шинигами улыбается и, протискиваясь между людьми, идет к капитану шестого отряда.
Он не хочет позволять тому грустить в одиночестве, тем более - сегодня, в день, что может стать для них последним.

Кучики знает, что Ичиго стоит за его спиной, но не спешит оборачиваться, поэтому юноша подходит настолько близко, что его нос утыкается в шею аристократа, а руки обхватывают его талию. И только тогда Бьякуя, позволив себе расслабиться, прижимается поближе к рыжеволосому шинигами. Они молчат. Зачем слова, когда всё понятно и без них. Все чувства, все страхи… Всё.

Завтра будет бой. Последний бой, тот, что положит конец войне с Хуэко Мундо, войне с Айзеном. И в этой войне погибнут многие. Все это знают, знают и стараются прожить за сегодняшний день несколько лет. Многие завтра расстанутся…

Рукия останется в Обществе душ, как и многие другие шинигами. Они просто не могут оставить его без защиты. Поэтому, сегодня, в этом Ичиго уверен, девушка всю ночь проведет, обнимая самого дорого ей человека. А завтра Ренджи уйдёт, как уйдут Киораку, Исида, Маюри, Кемпачи почти со всем своим отрядом… Много кто уйдёт. Но у них останутся те, ради кого им стоит вернуться, ради кого стоит выжить.

Ичиго тоже завтра уйдёт, его ждёт его долг, а Бьякуя останется и примет на себя командование оборонительными силами. Юноша знает, что сегодня его последний шанс сказать всё, что он так давно держит в себе.

- Бьякуя, а давай потанцуем? – тихо говорит Ичиго, даже не ожидая согласия, но аристократ удивляет его.
- Давай.

И они танцуют, подчиняясь чарующей силе музыки. Танцуют под раскинувшимися ветвями сакуры. Это похоже на сказку, но вряд ли она закончится свадьбой и фразой: «И жили они долго и счастливо».
Ичиго знает, что до последней секунды своей жизни он не забудет это мгновение. Эту музыку, этот танец и самого дорого для него человека.

Музыка замолкает, останавливаются и они.

- Жду тебя в доме, - говорит Кучики и, едва касаясь своими губами губ Ичиго, уходит.

Куросаки ещё несколько минут наблюдает за своими друзьями и следует за ним, уже около особняка его окликают:

- Ичиго, - зовёт его Рукия.
- Ты что-то хотела? – мягко спрашивает юноша у верной подруги.
- Я, - девушка улыбается, но шинигами видит стоящие в её глазах слёзы. Только гордость мешает ей банально разреветься. – Я беременна.
- Ренджи знает? - Ичиго рад за неё, но, боже, как же это не вовремя.
- Нет, я хотела спросить тебя, стоит ли ему это говорить.
- Стоит, Рукия, стоит. Тогда он будет обязан выжить и всё сделает для этого, - говорит Ичиго, обнимая девушку, которая всё-таки не смогла сдержать слёз. – Всё будет хорошо, вы справитесь. Мы все справимся.
- Спасибо тебе, Ичиго, - улыбается девушка сквозь слёзы, - Я пойду.

Юноша улыбается ей и направляется в дом. Его там ждут. Эту ночь они проведут вместе. Будут лежать, обнимая друг друга и молчать. Такая близость именно то, что им сейчас нужно. А наутро, перед уходом, Бьякуя скажет ему:

- Вернись.
- Вернусь, обещаю.

Так Куросаки Ичиго впервые нарушит своё обещание.
Он уже не увидит, как спустя несколько дней откроется портал, как оттуда будут выходить выжившие шинигами. Не увидит, как Ренджи кинется к своей любимой и не услышит слов друга, обращённых к его капитану.

- Он погиб.


- Папа! Папа, ну расскажи, - требует мальчик лет шести с ярко-красными волосами и глубокими синими глазами, - Расскажи про него!
- Да ты ведь и так всё знаешь!
- Ну, папа, почему ты назвал меня в его честь? Расскажи.

Ренджи молчит, а его жена в поддержку сжимает его руку. Бьякуя сидит рядом и молчит. Он вообще в последние годы стал ещё молчаливей, чем раньше. Ренджи знает причину этому и ни в чём не винит своего бывшего капитана.

- Потому что он закрыл меня от меча, потому что погиб за меня и за тебя, Ичиго.
- Он был хорошим, да, пап? Хорошим другом, раз поступил так? – спрашивает мальчик.
- Да, Ичиго, он был очень хорошим …. – отвечает мальчику Бьякуя.
- Ты тоже его знал, дядя?
- Да, знал.

«И любил» - добавляет про себя аристократ.

@темы: Ренджи, Ичиго, Рукия, Гет, Яой, Бьякуя, Агнст, Фанфики

---

Название: Словно приведение

[doa.]

Название: Словно приведение
Автор: Dit of Moon
Бета: нету
Фендом: Блич
Пейринг: Айзен/Улькиорра
Жанр: совсем чуток драмы, повседневность (кажется, так это называется)яой
Рейтинг: детский
Состояние: закончен
Дисклеймер: ничего не моё кроме текста и парочки идей
Размер: мини
От автора: первая работа по данному фендому и пейрингу.






Улькиорра никогда не нарушает приказов. Он должен делать то, что должен, для чего был создан. Поэтому сейчас он находится в мире живых вместе с Гриммджо.
Этот мир совершенно иной, Улькиорра думает об этом каждый раз, когда возвращается в него. Столько различных запахов, звуков, ощущений. Как можно находиться во всём этом постоянно?
Светит слишком ярко, появляется желание зажмурится, но юноша не может на это пойти. Просто не позволяет сам себе. В голове слишком много мыслей, что бы отвлекаться на внешние раздражители вроде Шестого, который с, в кой-то веке, довольной рожей рассматривает проходящих мимо девушек. Некоторые ему улыбаются или подмигивают. Зачем всё это?
- Гриммджо ты не можешь сдерживать свои животные инстинкты?- Отстранённый голос вывел Гриммджо из состояния "хищник-жертва" заставив обратить внимание на его обладателя, который шёл на расстоянии вытянутой руки. Его худобу даже и худобой то назвать не поворачивался язык, он был скорее тонкий. Кожа была бледной, и сам смотрелся, как "не от мира сего"- ну в принципе так и было.
- Раз уж мы тратим время в этом чёртовом мире, почему бы и не развлечься, а, Шифер? - С довольством шлёпнув проходящую мимо темноволосую девушку, произнёс Гриммджо.
- Мы на задании.
- Да брось ты. Нас просто отправили сюда, потомучто Айзен не хочет, что бы кто-нибудь путался у него под ногами сейчас. Сто процентов он создаёт что-то жуткое вместе с Заэлем. Сукин сын.
- Следи за речью. - В голосе Четвёрки явственно прозвучали стальные нотки, но Гриммджо уже не слышал, занятый выбором очередной "Жертвы".
Айзен-сама действительно вёл себя как-то странно последние дни. Часто проводил время с Заэлем, и чем они занимаются, знали лишь они сами. Улькиорра не хотел спрашивать и старался отогнать эти мысли вглубь сознания.
Но иногда даже чёткий контроль не помогал...
Когда они вернулись обратно, то ничего странного Четвёрка не заметил. Всё было как обычно. А ещё через некоторое время его позвал к себе повелитель...
- Входи Улькиорра. - Айзен, как и всегда, восседал на своём троне, в полной тишине и одиночестве, которое сейчас нарушал именно Шифер.
Улькиорра шагал не слышно, как будто стараясь не нарушать оставшуюся тишину. Но...
- Подойди ближе. - И Четвёрка повиновался. Подойдя совсем близко он сел на пол возле трона, и смотрел на своего Ками-сама большими печальными глазами.
- Что-то случилось, Айзен-сама?
- Нет Улькиорра. Я просто был всё время занят, и не находил времени для тебя. А сейчас оно появилось, и я предпочёл сразу же сообщить об этом тебе. - Чуть приподнятые уголки губ Ками и его глаза, полные тепла, но это только сейчас. Обычно же его взгляд снисходительно-стальной. Как и сам Ками.
- Понятно.
- Я могу рассказать тебе, чем был занят. - Улькиорра не был уверен, что ему действительно разрешено, а, что более важно, нужно это знать. Но раз владыка хочет...
- Да.
- Мы с Заэль Апполо нашли один очень интересный экземпляр, надо которым работаем, пытаясь изменить его в лучшую сторону. Когда это получится, думаю, числа в Эспаде придется пересмотреть. Я мог бы проводить и показать тебе, но не думаю, что это такой приятное, пока что, зрелище.
- Как пожелаете Владыка. - Склонил голову Шифер, и её тут же коснулась рука Айзена, слегка поглаживая по волосам.
- Шестой не доставил тебе неприятностей?
- Нет, всё прошло, как должно было.
- Прекрасно.
Кровать Владыки всегда кажется слишком большой даже для них двоих. Хотя спустя пару минут Улькиорра перестаёт замечать такие мелочи и позволяет себе, наконец-то, ослабить самоконтроль. Мышцы лица, да и всего тела, сразу же высказали немую благодарность.
У Айзена тёплые губы и горячая кожа и Шифер буквально купается в этом тепле. Сам он всегда холодный, как в прямом, так и переносном смысле. Ну, почти всегда. Владыка дарит всё, что нужно и даже больше. И Улькиорра счастлив в такие моменты.
****************************************************************************
Битва была неудачной. Нет, она не проиграна, но и результаты не радуют. Бессмысленная бойня.
У Заэля много работы.
Улькиорра не спешит к нему, хотя вымотан до предела. Он даже не спешит выходить из своей релиз-формы. Есть дела важнее. Быстро, как мог в своём состоянии он шёл в покои Владыки, что бы доложить и случившимся и о результатах. Возможно, за это его накажут. Но мысль об не кажется важной.
Хвост верёвкой тащиться следом, по полу, оставляя за собой кровавую дорожку.
- Айзен-сама, мы не проиграли... - С этими словами он теряет сознание.
Там, где-то в темноте собственных мыслей, там хорошо. Там нет боли или переживания. Там вообще ничего нет, только спокойствие. И его так старательно оттуда вытаскивали.
-...и хорошо.- Что-то он стал часто видеть Заэля в последнее время. Четвёрка хочет что-то сказать, но его перебивают, со словами "Нельзя говорить!". И он молчит. Хочется спросить почему, но даже будь он в нормальном состоянии, не стал бы спрашивать.
Вскоре пришёл Владыка. Он выглядел почти, как всегда, и это "почти" мог заметить только Улькиорра, на которого смотрели глаза, такие добрые сейчас. Глаза того, кто убивает, не задумываясь, того, кто не знает, сколько он убил. Того, кто ради своей цели готов на всё.
- Как ты себя чувствуешь Улькиорра?
- Хорошо Айзен-сама.- Незамедлительный ответ. Он всегда должен чувствовать себя отлично. Переносимость боли должна быть на высшем уровне. Только вот почему же тогда болит спина? При каждом движении дёргает изнутри так, как будто там зацеплено несколькими стальными крюками, и их тянут, куда-то вниз. Голова кружиться, но Четвёрка пытается сосредоточиться, и смотрит внимательно, не отвлекаясь. Лицо Ками расплывается в его глазах.
- Я думаю, тебе стоит перебраться в мои покои до полного выздоровления. - Заявление, не терпящее возражений, хотя и произнесено таким спокойным голосом. Заэль молчит, хотя внутри него плещется удивление, когда Айзен поднимает Шифера на руки и уходит. Улькиорра удивлён не меньше, но в голове больше чем что-либо другое, стучит мысль о недозволенности происходящего. Он не должен позволять себе подобное, это унижает Владыку и его статус.
- Будет лучше, если ты не будешь сейчас слишком много думать. - Будто прочитав его мысли, произносит Айзен. И Четвёрка старается успокоиться. Внешне он ничем не выдаёт своё беспокойство, на Владыка как будто видит, что творится у него внутри. Хотя кто знает, может и видит. Когда дверь в покои повелителя закрывается, Улькиорра уже почти засыпает, краем сознание, ощущая, что его укладывают на холодную кровать и окончательно проваливается сон.
Тот, кто думает, что арканарры не могут испытывать те же чувства, что и обычные люди, жестоко ошибается. Хотя в некоторых случаях и возможны подобные изменения, но далеко не в каждом. Кровь их красного цвета...
Выпутываясь из остатков сна, как из паутины, Шифер открывает глаза, и это действие тут же отдаётся болью в голове. Как вспышка.
Айзен ощущает, что реяцу Улькиорры наконец-то приходит в норму, и более того, он проснулся. Регенерация должна была бы уже залечить все раны, оставив только так называемое "послевкусие".
- Я рад, что ты пришёл в себя. - Услышав голос, Шифер пытается встать с кровати, что бы выразить почтение, но ощущения столь не приятны, что это не представляется возможным. Поэтому Четвёрка только опускает голову в почтительном поклоне.
- Простите... я не могу подняться.
- Это скоро пройдёт не волнуйся. Никто не будет тебя беспокоить, пока ты здесь. - Айзен сел на край кровати и погладил Улькиорру по голове, почти в отцовском жесте. А затем, совсем уже не по- отцовски наклонился и поцеловал бледные губы, которые, как и всегда, были холодными, но мягкими. Состояние Четвёрки приходило в норму быстрее, чем возможно, поэтому он обнял шею Владыки тонкими руками и попытался прижаться. Почему-то становилось холодно, и тело начало дрожать.
***************************************************************************
Ничего не меняется. Улькиорра снова идёт по одному из длинных коридоров, медленно подходя к покоям Владыки. Он не звал его, но теперь разрешения можно не спрашивать. Хотя Четвёрка редко пользуется таким "бонусом". Не стоит злоупотреблять добротой Айзена-самы. Пусть и только для него, но всё равно не стоит.
Когда он доходит до дверей, то разворачивается и идёт в обратную сторону. Много мыслей, а даже парочка головоломок, которые требуют решения. И как можно скорее. Поэтому Улькиорра продолжает бродить по коридорам словно приведение...

@темы: Айзен, Эспада, Яой, Фанфики

---

Ящик для жалоб.

[Нему-сама]

Пишем сюда, если у Вас имеются какие-то вопросы, предложения и замечания.
UPD: Пишем о ваших предпочтениях в фанфиках и фанарте.
Даже если пейринг редкий, я постараюсь его найти по возможности.

Не стесняйтесь.


UPD-2. Триумфальное возвращение блудного администратора.
Простите.

По-прежнему пишем о предпочтениях.

запись создана: 25.09.2009 в 13:18

@темы: Административное, Вопросы

---

Шухей/Гин, Шухей/Юмичика, Изуру/Гин.

[Нему-сама]

Тихая гавань

Автор: swallow
Бета-ридинг: Eswet
Фэндом: Bleach

Рейтинг: R

Пейринг: Хисаги Шухей/Айясегава Юмичика, Хисаги Шухей/Ичимару Гин, Ичимару Гин/Кира Изуру

Жанр: немного romance, немного angst.
Примечание: Написано на Shounen Series Fest для Enid.
Дисклеймер: о, если бы они были моими...

Дальше...

- Мне все равно.

Ветер, словно в отместку за эти слова, швырнул в лицо говорившему горсть пыли, смешанной с сухими листьями и лепестками. И следом за ним на землю с шумом обрушился ливень.

Глядя на сбегающие с навеса над галереей струи воды – и намеренно не глядя на собеседника, - Айясегава Юмичика повторил:

- Мне все равно.

- Все равно? – переспросил Кира Изуру, глядя на него с изумлением и недоверием. И с некоторой враждебностью – тоже. – Как такое может быть все равно?!

Юмичика вздохнул – коротко и обреченно – и наконец посмотрел на своего неожиданного собеседника и не такого уж неожиданного товарища по несчастью.

- Кира-фукутайчо, простите, я не понимаю вашего настроя. Вот было бы мне не все равно, как вам – и что? И занимался бы я самогрызением, как вы, - он чуть передернул плечами. – Это ведет к бессоннице. Бессонница, в свою очередь, плохо сказывается на цвете лица…

- Что я с тобой разговариваю… - Изуру резко мотнул головой, словно отметая все, что сказал или мог сказать ему Юмичика. – Ты просто… не знаешь, что это за чувство.

Он сошел с галереи, не обращая внимания на дождь, который словно усилился, почуяв новую жертву. Юмичика, чуть улыбаясь, пропустил его, но когда Изуру уже отошел на приличное расстояние, неожиданно позвал:

- Кира-фукутайчо!

Тот обернулся. Вода сбегала по волосам; длинная челка приклеилась к лицу, полностью закрыв левый глаз.

- А что у вас за отношения с Ичимару-тайчо? Почему вы так уверены, что имеете на него больше прав, чем Шухей?

- Я не уверен, - отозвался Изуру. – Я не имею.

Юмичика качнул головой.

- Я вами восхищаюсь, Кира-фукутайчо…

Тот снова пожал плечами и пошел прочь. Юмичика остался. Он продолжал улыбаться – скорее по инерции.

***

Все это началось… впрочем, когда это действительно началось – Юмичика не знал. Для него же это началось тогда, когда он, пятый офицер, и его друг, Мадараме Иккаку, нарушая комендантский час, попались патрулю пятого отряда. Патруль возглавлял третий офицер Хисаги Шухей.

Третий офицер был несгибаем. Он чересчур серьезно относится к своим обязанностям, решил Юмичика после того, как сначала они предстали перед лейтенантом пятого отряда Ичимару Гином, а потом был вызван капитан пятого отряда Айзен Соуске, а потом, собственно, капитан Юмичики и Иккаку… Наверное, если бы не миролюбивый Айзен, дело бы так или иначе дошло до Ямамото, потому что Зараки попытался схватиться с Ичимару… в общем, было весело. В какой-то момент, кажется, Хисаги пожалел, что вообще все это затеял.

Дело закончилось выговором с занесением и… все. Как будто синигами одиннадцатого отряда когда-то напрягали выговоры.

Юмичика понятия не имел, что же его так зацепило. В конце концов, ему было уже немало лет, и у него было уже немало мужиков… бабы его попросту нервировали… но речь не об этом. В таком возрасте, думал Юмичика, уже не влюбляются.

Оказалось, что определенных законов на сей счет не существует.

А Шухей, в общем-то, и красивым-то даже не был – то есть, был, наверное, когда-то, но с тех пор кто-то исполосовал ему половину лица, и шрамы ему вовсе не шли.

А еще у него были татуировки – одна на шее и одна на руке, и вытатуированные цифры 69 на щеке, и полоска пластыря, пересекающая скулу, и косоде без рукавов.

Так что Юмичика начал частенько заглядывать в казармы пятого отряда. Правда, сначала он все больше попадался на глаза либо пятому офицеру Хинамори, либо шестому офицеру Абараи, но, к счастью, последний оказался своим парнем, быстро понял, чего Юмичике надо, и позвал Шухея.

Кажется, Хисаги ничего не имел против, и они провели ночь в одном из складских помещений на окраине Сейрейтея… хорошую ночь, которая оставила Юмичику еще более неудовлетворенным, чем он был до сих пор.

И он пришел к Хисаги еще раз, и еще раз, и еще раз… И Хисаги вроде бы его не прогонял…

- Про тебя разное говорят, - задумчиво сказал он однажды ночью, когда Юмичика уже начал задремывать.

- Разное? – вскинулся тот.

- Ну… - слегка смутился Хисаги. – Ты ж тут часто бываешь, да? Ну… с разными людьми…

Юмичика скривил губы.

- Знал бы, кто такое трепло, враз бы по морде надавал. Пытаешься меня шлюхой назвать?

- Да нет, - пожал плечами Хисаги. – Мне-то что…

Юмичика потянул его к себе.

- А если я вдруг скажу, что люблю тебя и хочу быть только с тобой, ты мне поверишь?

- Нет, - сказал Хисаги, отводя с лица Юмичики темную прядь.

- Хмм… - длинные пальцы нежно погладили шрамы на правой хисагиной щеке. – Ну и зря…

Вот так оно все и было. Юмичика решил ни о чем не задумываться. Ну да, странно было бы вообще говорить о каких-то постоянных отношениях в рамках их общего гадюшника под названием Готэй Тринадцать, где даже законный брак не был знаком того, что эти два человека будут только друг с другом. Им всем здесь было слишком по многу лет, а предстояло – еще больше.

Но один раз, когда Юмичика ждал Шухея и трепался с Ренджи – и Ренджи то ли в шутку, то ли всерьез попытался притянуть Юмичику к себе, – так вот, ему на плечо в тот же момент опустилась тяжелая рука Хисаги. С совершенно зверским выражением лица он схватил Ренджи за плечо и поволок его в сторону.

Юмичика чуть не рванул следом за ними – но сдержался. Решил дождаться на месте…
Наверное, решение не пытаться урегулировать конфликт самому было правильным, но вот решение остаться на месте – явно ошибочным. Как раз в этот момент какая-то нечистая сила вынесла из казарм пятого отряда лейтенанта Ичимару Гина.

- Так-так… - протянула эта мерзкая лисица, улыбаясь своей приклеенной улыбкой. – Пятый офицер одиннадцатого отряда Айясегава Юмичика, что вы здесь делаете?

“Откуда вы меня знаете?” – чуть было не ляпнул Юмичика, но вовремя прикусил язык.

- Жду своего друга, Ичимару-фукутайчо, - отрапортовал он, вытянувшись в струну и глядя по-военному прямо.

- Друга? – мягко переспросил Ичимару. – Могу я узнать, с кем из моих солдат дружит офицер одиннадцатого отряда?

- Хисаги Шухей, Ичимару-фукутайчо, - вряд ли, конечно, это могло принести Хисаги пользу, но, с другой стороны, Юмичика не видел причины врать. Да и что еще он мог ответить на этот вопрос?

В следующее мгновение он увидел то, чего меньше всего ожидал: Ичимару Гин перестал улыбаться. Улыбка просто сползла с его лица, как сползает подтаявший снег с покатой крыши. Сквозь приоткрывшиеся щелки век блеснули красными угольками глаза.

- Хисаги… Шухей?.. – придушенно повторил Ичимару.

- Ичимару-фукутайчо! – раздался окрик. За спиной лейтенанта стоял Хисаги. Почему-то очень бледный. Ичимару не обернулся. Просто улыбка вновь вернулась на свое законное место, а веки сомкнулись.

- Третий офицер Хисаги, - пропел он. – Ваш друг вас заждался.

Много позже Юмичике казалось, что уже тогда он мог сопоставить все факты.

***

- Никогда не говори с Ичимару наедине! – рычал Хисаги, прижимая Юмичику к стене. – Ты что, ненормальный?! И вообще никогда не говори с ним!

- Да что ты, в самом деле? – нервно спросил Юмичика. – Ну что он, съел бы меня, что ли?

- Может быть, и съел бы, - Хисаги вдруг обнял его и с силой прижал к себе. – Не говори, и все. И еще – хоть раз увижу Абараи рядом с тобой, обоих убью.

Юмичика улыбнулся в ворот его косоде.

Потом они трахались – в казармах одиннадцатого отряда, в комнате Юмичики, на полу, и Хисаги зажимал Юмичике рот, чтобы тот не кричал, потому что стены тонкие и все слышно. А потом Хисаги сказал, что ему пора идти, чтобы успеть вернуться в расположение пятого до комендантского часа. И Юмичика с ним согласился. А потом они уснули.

И проснулись только наутро – точнее, Юмичика проснулся, Хисаги еще спал.

Глядя на его точеное лицо, поглаживая тонкие полоски шрамов, Юмичика понял, что не заметил, как по-дурацки влип, втюрился, втрескался, влюбился… полюбил…

Положил голову ему на грудь… слушал, как бьется сердце…

***

В шуршании дождя по траве и листьям было что-то невероятно тоскливое, но Юмичике не хотелось заходить внутрь. Во-первых, тонкие седзи все равно не спасут от этого всепроникающего звука, во-вторых… во-вторых, внутри люди… С ними надо говорить…

- Эй, Юмичика!

Кстати о людях. Иккаку подошел вплотную и остановился над сидящим со склоненной головой Юмичикой, явно не зная, что делать.

- Ты чего? Что случилось? Все нормально?

- Слушаю дождь, - отозвался Юмичика, не поднимая головы. – Все хорошо.

Большинство людей, когда плачут, не могут говорить нормально – слезы звучат в их сдавленных голосах. Юмичике в этом смысле повезло… или не повезло, потому что Иккаку ушел прочь, не спросив, почему его друг плачет.

***

С той памятной встречи с Ичимару Шухей попросил Юмичику больше не появляться на территории пятого отряда. Сказал, что сам будет приходить в казармы одиннадцатого. Сказать-то сказал, но… все равно приходил не так часто, как хотелось бы. С другой стороны, у него была работа. Все-таки третий офицер. Юмичика ничего не мог ему предъявить – в конце концов, ему и самому хватало работы, Зараки свалил на него всю документацию отряда, что, конечно, раздражало неимоверно, но, с другой стороны, не ругаться же с капитаном. В лучшем случае нарвешься на поединок. В худшем – тобой займется Кусаджиши-фукутайчо.

Иногда, когда Хисаги приходил, он был веселым. Иногда таким, что Юмичика понимал – у него был явно тяжелый день. Иногда он сразу прижимал Юмичику к себе и долго-долго не отпускал, и тот не мог понять, что же случилось, но очень часто в таких случаях Хисаги говорил – хорошо, что ты у меня есть.

Иногда Юмичике казалось, что Хисаги пришел просто потому, что должен был. Хотя на самом деле он предпочел бы быть в другом месте.

А иногда он не приходил вовсе… и когда Юмичике удавалось увидеть его на следующий день, Хисаги казался… рассеянным. Задумчивым. Счастливым…

Иногда Юмичике казалось, что у Хисаги есть кто-то еще. Но вот об этом… Когда он об этом думал, с его сознанием происходило что-то странное. Конечно, Хисаги имел право на множество любовников. Да что там, и сам Юмичика имел такое право… просто он им не пользовался… потому что ему не хотелось. Не так ли?

А Хисаги – ну что ж… вряд ли они проживут вечность в любви и согласии. Об этом даже говорить смешно! Кто способен быть с одним и тем же человеком бесконечность, предназначенную богу смерти? Есть такие? Выйдите вперед на два шага, я посмотрю на вас!

Документы под тонкими юмичикиными пальцами рвались в клочья и опадали на пол белым снегом. Потом он склеивал их заклинаниями. Тайком. Чтобы никто не увидел.

Собственно, между их знакомством и этим происшествием прошло не так много времени. Юмичике, впрочем, казалось, что его было очень, очень много – наверное, потому, что все дни были яркими, как праздники.

А случилось то, что в силу неприятных обстоятельств Готей лишился сразу двух капитанов. И сразу два лейтенанта – Кучики Бьякуя из девятого отряда и Ичимару Гин из пятого были назначены капитанами соответственно шестого и третьего отрядов. Кучики, как слышал Юмичика, сдал полагающийся экзамен в присутствии трех капитанов, в том числе и Ямамото. Ичимару собрал рекомендации от шести капитанов. А нареканий у него не было вообще.

В шестом вроде бы был какой-то лейтенант, а вот в третьем – не было. Никто – в том числе и Юмичика – не сомневался ни минуты, что Ичимару заберет кого-то из перспективной молодежи пятого отряда.

Юмичика, собственно, не собирался нарушать обещание, данное Хисаги – просто за всеми этими делами Хисаги не появлялся уже третий день… вот он и прокрался тайком на территорию пятого отряда. Просто чтобы увидеться. Или хотя бы увидеть.

- Что ты здесь делаешь? – спросил растрепанный Ренджи, первый попавшийся Юмичике.

- Шухея ищу, - ответил тот. – Ты не знаешь?..

- Не знаю, - сердито ответил Ренджи. – И не желаю знать. И вообще, вали отсюда, пока тебе Ичимару не попался… он и так не сахар, а сейчас еще и злой, как лисица, которой хвост прищемили. Тебя увидит – сожрет.

- Что, именно мне такая честь? – попробовал пошутить Юмичика, но Ренджи зарычал:

- Да, именно тебе! И не притворяйся идиотом, который не понимает, о чем речь!

- Но я… - “правда, не понимаю”, хотел сказать Юмичика, но Ренджи унесся вихрем прежде, чем он смог закончить фразу. – Нервный какой…

Не то чтобы Юмичика не боялся Ичимару, но ему очень сильно хотелось увидеть Шухея. Поэтому, невзирая на предупреждение Ренджи, он все-таки продолжил поиски.

Услышав знакомый голос, он так обрадовался, что не сразу сообразил, что место – личный покой лейтенанта – не самое подходящее для того, чтобы там находился третий офицер. Поэтому он успел скинуть обувь и взлететь на галерею – прежде чем понял, что Шухей разговаривает не с самим собой.

Юмичика никогда не думал, что Ичимару может кричать. Это было еще более странно, чем Ичимару без улыбки.

- Я так решил! Я! Какое… какое право?! Я все решил! Ты должен был пойти со мной! Я же просил его! Я! Его! Просил!

- Гин… - произнес Шухей. Всего одно слово – и Ичимару смолк, словно его выключили. Всего одно слово – и Юмичику качнуло, он сделал шаг назад и оперся о перила галереи. – Гин… - повторил Шухей. Потом – мягкие шаги, шорох ткани, громкий вздох… - Гин… - сказал Шухей в третий раз. И Юмичика перелетел через перила и рванул прочь, не видя дороги и забыв о своей обуви.

Потом Абараи принес ее; он рассказал Юмичике, что Ичимару хотел, когда станет капитаном, забрать себе Хисаги в качестве лейтенанта. Но когда он пришел к капитану Айзену с этой просьбой, выяснилось, что Айзен уже успел оформить документы о переводе Хисаги лейтенантом в девятый отряд. Кажется, капитан пятого отряда попытался уладить ситуацию, предложив Ичимару в качестве лейтенанта Киру Изуру, но Ичимару устроил скандал…

- Так теперь Хисаги пойдет к нему лейтенантом? – спросил Юмичика, бездумно перелистывая бухгалтерскую тетрадь.

- Нет, конечно, представляешь, какая это морока – документы переделывать? – пожал плечами Ренджи. – Ну, Айзен-тайчо же не знал, что этого истероида так переклинит. Хотел парню как лучше сделать. Ну, я думаю, у Тосена и будет лучше, Тосен хороший мужик.

У Юмичики, как и у всего одиннадцатого отряда, было на этот счет другое мнение, но сейчас ему было совсем не до этого. Он перелистнул страницу и с преувеличенным вниманием уставился на столбики цифр. Нет. Он не понимал, что они значили.

- А тебе вообще неинтересно, чего Ичимару так бесится? – осторожно спросил Ренджи.

- Нет, - ответил Юмичика, впиваясь взглядом в иероглифы.

- Ох, Айясегава! – раздраженно сказал Ренджи. – Весь пятый отряд болтает, один ты не в курсе.

И не успел Юмичика ответить, что он вообще-то не в пятом отряде, Абараи поведал ему, о чем отряд, собственно, болтает. Оказывается, про Ичимару и Хисаги в отряде давно ходят слухи вполне определенного свойства. Все и во всем обвиняют, само собой, Ичимару. Заморочил парню голову. Пользуется служебным положением. Хорошо, что появился Айясегава. Хорошо, что Ичимару уходит в другой отряд. Хорошо, что у него не вышло захапать Хисаги к себе лейтенантом. Юмичика, ты в курсе, что у тебя тетрадь вверх ногами?

Несколько мгновений Юмичика смотрел в тетрадь совершенно слепыми глазами. Потом спросил:

- Ренджи, ты как зовешь своего лейтенанта? В лицо, я имею в виду.

- Ичимару-фукутайчо, - опешил Ренджи. – Или просто фукутайчо. А что?

- А ничего, - ответил Юмичика, поднимаясь. – Я пойду, Ренджи, мне еще документы сдавать.
Да. Так оно и было.

***

В дождь можно прятаться под большим зонтом – тогда не видно лица. В дождь никто не заметит слез, стекающих по лицу. В дождь можно быть грустным – и друзья не спросят, что у тебя случилось.

Хотя… уже очень давно никто не спрашивал Изуру, что у него случилось.

Давно – с того памятного практического занятия в Академии, когда они трое, спасая Хисаги Шухея, едва не погибли сами.

Момо дура. Почему она не побежала вместе со всеми? Почему им тоже пришлось остаться? Почему Хисаги Шухей не сдох, как его сокурсники? Почему спасти их явился именно Ичимару Гин? Зачем… за кем он пришел?

Это были не мысли – это был медленнодействующий яд, заполняющий вены Изуру.

Он промок до нитки, и наконец ему стало холодно. Он еще немного постоял, не зная, куда ему направиться, потом развернулся и пошел обратно.

Айясегава все еще сидел на галерее. Изуру направился к нему.

***

Ичимару Гин улыбался так, словно всходило солнце – странно, почему только Изуру воспринимал его улыбку именно так? Когда Гин называл его по имени, внутри у Киры все пело. Никто не произносил его имя так, как Гин.

Ичимару Гин смеялся над ним – над его отличными оценками и дикой застенчивостью, над его успехами в кидо и неудачами в фехтовании. Кажется, Гину не нужен был особый повод, чтобы посмеяться над Изуру. Тот не обижался. Ему нравились насмешки Гина. Они были… все равно что снежок, который суют тебе за ворот. На такое не обижаются.

Еще… Кире нравилось, что Гин его поддразнивает. Это означало, что он его видит.

Гин поцеловал его в первый раз, когда Изуру стал ранговым офицером. Просто, вместо того, чтобы пожать руку, вдруг резко дернул на себя, так что Изуру чуть не упал, и впился в губы. Не просто прижался, а поцеловал взасос. С языком и все такое. На глазах у всего отряда. До этого Изуру один раз целовался с Момо. Ему не понравилось, ей, кажется, тоже, они решили больше не повторять…

Он едва на ногах устоял. А Гин, оторвавшись от него, улыбнулся и почесал в затылке – вроде как смутился.

- Извините, увлекся!

А потом он еще долго ходил кругами вокруг Гина… а Гин ходил кругами вокруг него… Изуру не знал, как подступиться, а Гин, кажется, просто смеялся.

И естественно, Кира не думал ни о каком Хисаги, хотя через какое-то время сквозь любовное марево, в котором он оказался, начали пробиваться какие-то слухи… но как раз тогда, когда он решил обратить на них внимание, Гин решил прекратить их ритуальные танцы.

Изуру не знал других – ни мужчин, ни женщин, - и сравнивать ему было не с чем. Было потрясающе. Так же потрясающе, как и сам Ичимару. Запинаясь, Изуру сказал:

- Я люблю вас, фукутайчо.

И в ответ получил очередной тихий взрыв смеха.

Он не звал его Гином – если только мысленно. Долгое время он думал, что звать его Гином может только Айзен-тайчо.

Изуру никогда не задумывался над вопросом, любит ли его Гин – достаточно было того, что любил он сам. Он никогда не задумывался, а любит ли Гин кого-то вообще.

- Ты – особенный, - сказал Гин однажды ночью. Приподнявшись над Кирой на локте, он отвел прядь волос от его лица. – У тебя глаза всегда грустные. Мне это нравится. И ты такой светлый… как будто прозрачный. Ты знаешь, что тебя солнце насквозь просвечивает? Я очень боюсь, что однажды ты растаешь.

Он мог начать всерьез, а закончить в шутку – или наоборот, и Изуру не всегда понимал, где шутка, а где все серьезно. А еще он мог не спать всю ночь и не давать спать Кире, отрубаться только на пару часов на рассвете и весь день быть бодрым, словно проспал часов десять. А Кира ходил с красными глазами и головной болью.

- Ну не спи! - тормошил его ночью Гин. – Мне скучно! Говори со мной!

Почему-то и за это тоже Изуру его любил.

Айзен-тайчо сам сказал ему, что хочет определить его лейтенантом к Ичимару, когда тот станет капитаном. Сказал, что они все перспективные ребята… что Момо ему, Айзену, очень подходит, он возьмет ее лейтенантом у себе… что его друг Тосен Канаме тоже остался без лейтенанта, а Хисаги очень уживчивый парень… они прекрасно подойдут друг другу. Изуру хотел рассказать об этом Шухею и Момо… ему, правда, было немного стыдно перед Ренджи, которому никакое лейтенантство не светило, но все же это не помешало ему мчаться к Хисаги на всех парах…

Он не нашел Хисаги, зато нашел Момо. Она обрадовалась невероятно – еще бы, она будет лейтенантом у своего обожаемого Айзена! И сказала ему, что, кажется, Хисаги ушел куда-то с Ичимару-фукутайчо… может, Кире посмотреть у фукутайчо в кабинете? Только поосторожнее, потому что Ичимару-фукутайчо недавно разговаривал с Айзеном-тайчо и, кажется, остался весьма недоволен разговором. Кажется, он злится…

Изуру был слишком взволнован и счастлив, чтобы сопоставить факты.

Поэтому он примчался к кабинету лейтенанта – едва не споткнулся о чьи-то сандалии, оставленные у галереи – взлетел по лестнице – подскочил к двери – сдвинул сёдзи…

Он сначала не понял, что видит. Точнее, кого. Потому что этот человек сидел к Изуру спиной, и понадобилось несколько очень долгих мгновений, чтобы по коротко стриженной голове и татуировке на обнаженной руке опознать Хисаги.

Еще Изуру увидел его голую спину, покрытую, как бисером, мелкими каплями пота.

И его смуглые руки, с силой сжимающие белые, как снег, бедра Гина.

И запрокинутую голову лейтенанта… или уже капитана?.. и бесстыдно, призывно подставленную губам длинную шею.

Они оба двигались… резко… толчками… низкие хриплые выдохи Хисаги на каждое движение… громкие короткие стоны Гина на каждый выдох… и откидывается, откидывается назад платиновая голова, словно собираясь оторваться совсем… а потом Гин вдруг вскинулся, и его глаза оказались прямо напротив глаз Киры.

Изуру мог бы поклясться, что Ичимару его не видел. Его глаза закатились так, что стали видны только белки, он открыл рот – и рука Хисаги легла на его губы, крепко прижала, глуша крик… а потом Хисаги опрокинулся назад, увлекая за собой Ичимару.

- Гин… - услышал Изуру. И еще раз: - Гин.

И Гин рассмеялся – тихо, заливисто…

***

Юмичика поднял голову. Изуру стоял напротив; с него ручьями текла вода.

- Как ты это делаешь? – спросил он. – Почему ты можешь так чувствовать? Почему тебе все равно? Научи…

Юмичика поднялся, автоматически поморщившись от боли в отсиженной ноге.

- Ты весь промок, - сказал он. – Пойдем внутрь.

Он привел Киру на кухню; сейчас там было пусто и чисто. Поставил воды на огонь, выплеснул остатки чая из чайника. Четкие, собранные движения. Пока кипел чайник, принес для Киры сухую юкату. Его одежду повесил сушиться. Заварил чай. Разлил по чашкам.

Кира обхватил свою ладонями и над ней завис.

- Кира-фукутайчо, давно вы знаете своего капитана?

- Еще с тех пор, как он был лейтенантом, - слабо усмехнулся Изуру. – Причем не моим.

- Так почему вы так удивляетесь? Негодуете? Ревнуете? – Юмичика подпер щеку ладонью и с жалостью посмотрел на Изуру. – Не потому ли, что от вас это и требуется?

Кира хлебнул чаю, обжегся, закашлялся.

- Все очень просто, - сказал Юмичика. – Вы должны были с самого начала понимать, что никогда и ни при каких обстоятельствах этот человек не будет принадлежать только вам.

- Я понимаю! – выкрикнул Изуру, вскинув голову. – Я знаю, что он… он никому не может принадлежать… я так думал… но если никому, то и не ему тоже, правильно? Если же может, то почему ему, а не мне?!

- Неправильно! – отрезал Юмичика. – Почему именно вам, а не ему?

Кира моргнул.

- Потому что я его люблю.

- Но и Шухей его любит, - вскинул бровь Юмичика.

- Я сильнее люблю!

Юмичика заморгал, и Кире пришлось прикрыть глаза, потому что от мельтешащих перьев закружилась голова.

- Хм… Кира-фукутайчо, а, простите, с чего вы это взяли?

- Да какого черта?! – вскипел Кира, взлетая на ноги. – Я – знаю! Со мной ему будет лучше!

Юмичика приложил ладонь к щеке, глядя на Изуру с чем-то - похожим на умиление - в глазах.

- А вы еще совсем ребенок, Кира-фукутайчо. Неужели вы не понимаете, что человек принадлежит вам ровно настолько, насколько вы этого хотите, и ровно настолько, насколько вы принадлежите ему? Сядьте, а? Я не люблю, когда люди стоят надо мной.

- Принадлежит… мне? – переспросил Изуру, осторожно садясь.

- Да. Понимаете, - Юмичика потер лоб. – Ваши чувства… ведь Ичимару-тайчо отвечал на них, разве не так?

- Не знаю, - потерянно пробормотал Кира. – Я так думал… но Хисаги-сан…

- Что Хисаги-сан? – тихо спросил Юмичика.

- Если Ичимару-тайчо любит его… он не может любить меня…

- А что ему мешает?

- Я так не хочу! – Изуру вскинул голову. – Я… хочу быть… единственным…

- Так вы и единственный, - пожал плечами Юмичика. – Другого Киры Изуру нет. Ни у Ичимару-тайчо, ни вообще.

- Не притворяйся, будто не понимаешь, о чем я говорю! – Изуру снова попытался вскочить.

- Кира-фукутайчо…

- И прекрати меня так называть!

- Изуру! – Юмичика протянул руку и коснулся щеки Киры. Тот замер. – Изуру… смирись. Если хочешь и дальше быть с ним рядом. Если хочешь видеть его таким, каким видел раньше. Если хочешь, чтобы он возвращался к тебе… стань тихой гаванью. И он будет возвращаться. Откуда бы то ни было.

- Юмичика… - жалобно произнес Изуру, глядя в огромные сиреневые глаза. – Я не хочу… я не могу… меня мутит от ревности…

- Учись, - тихо произнес Юмичика. – Иначе сойдешь с ума.

- Как?

- Так, - Юмичика вдруг змеиным движением переместился на стол и подъехал по его поверхности к Изуру. – Смотри на него и думай, как тебе с ним хорошо и как плохо было бы без него. Смотри на Шухея и думай, что каким бы замечательным он ни был, Ичимару от него все равно приходит к тебе. Смотри на них вместе и думай, какая они красивая пара. Смотри на меня и думай, что я всегда могу тебя утешить…

Он наклонился ниже, и его приоткрытый рот замер в нескольких миллиметрах от губ Изуру.

- И о том, - весело закончил Юмичика, - как бы они разозлились, увидев это.

И поцеловал его.

Когда поцелуй закончился, и Юмичика отстранился от Киры, он увидел, что тот улыбается.

- Помогает?

- Вроде да… - тихо сказал Изуру. – Мне еще… долго учиться.

- Я для тебя всегда свободен, - пожал плечами Юмичика.

- А ты, - Изуру посмотрел ему в глаза, - ты правда так чувствуешь? Или просто говоришь?

В этот момент Юмичика понял, почему Ичимару всегда прикрывает глаза, улыбаясь… И улыбнулся. Прикрыв глаза.

- Конечно, Изуру-тян!

- Не зови меня так! – подскочил Кира.

- Что такое? – Юмичика надул губы. – Как же мне тебя звать? Кира-фукутайчо нельзя… Изуру-тян нельзя…

- Почему бы не придти к чему-то среднему? – надулся в свою очередь Кира.

- Не люблю среднее, - Юмичика слез со стола. Изуру допил чай в молчании. Юмичика налил ему еще и притащил пирожные. Потихоньку они снова разговорились – уже не про то, что болело у обоих. Изуру начал сетовать на лейтенантскую работу. Юмичика, в свою очередь – на то, что на него, пятого офицера, тоже эту самую лейтенантскую работу сваливают. Они не заметили, как снаружи прекратился дождь, как зашуршали, оживившись, казармы… Где-то запищала Ячиру. Раздался рык Зараки. Они сидели и трепались, выводя разговором боль.

Потом за спиной Юмичики отъехала сёдзи, и низкий голос произнес:

- Я так и знал, что ты будешь здесь.

И сразу вслед за ним прозвучал другой, протяжный, как знойный летний день.

- Ааа, какое странное место для встречи…

В проеме стояли Ичимару и Хисаги. Рядом. Но не близко. Капитан и не его лейтенант. Ичимару смотрел на Изуру, наклонив голову и улыбаясь… улыбка была немного не такой, какой ее видели все, но распознать это все равно мог только Кира. И, наверное… Он посмотрел на Шухея. Тот глядел на Юмичику.

- Я вижу, ты развлекался, Изуру, - слегка насмешливо произнес Ичимару, охватив взглядом сначала юкату, в которую был одет его лейтенант, а потом – его форму.

- Ичимару-тайчо! – Кира залился краской. – Я… это…

- Кира-фукутайчо попал под дождь, - проговорил Юмичика, слегка поклонившись. – Я решил, что лучше ему будет обсушиться и переждать дождь здесь.

- Попал под дождь? – протянул Ичимару. – Ай, Изуру, как это неосторожно! Ты хочешь лишить меня лейтенанта? Айясегава-сан, благодарю вас.

И в этот раз, наверное, во второй раз в жизни, Юмичика вновь встретился взглядом с Ичимару. Что-то изменилось в этих глазах. Словно теперь… Ичимару точно знал, что победит?

- Пойдем, Изуру, - произнес Ичимару, разворачиваясь. Изуру сгреб свою одежду.

- Айясегава-сан, спасибо. Я верну юкату позже, хорошо? Хисаги-сан, был рад встрече.

И выскочил вслед за своим капитаном.

Сёдзи были тонкие, а говорили капитан и лейтенант третьего отряда громко, поэтому какое-то время Шухей и Юмичика еще слышали их голоса.

- Изуру! Изуру, ну на что ты опять надулся?

- И-Ичимару-тайчо, я… вы ушли на совещание с Айзеном-тайчо и Тосеном-тайчо… и из лейтенантов пригласили только Хисаги-сан…

- Изуру, ты с ума сошел? Какое совещание? А, я ненавижу этих двоих, они опять весь вечер играли в Го! Это так скучно!

- Ичимару-тайчо…

- Что? Не говори мне, что умеешь играть в Го. Я тебя тоже ненавижу!

- В Го? – спросил Юмичика. Шухей махнул рукой и сел за стол.

- Я им чай заваривал весь вечер. Спорю, что это Гин настоял…

Юмичика хотел было попросить не звать Ичимару по имени при нем, но промолчал.

- О чем ты говорил с Кирой? – спросил Шухей. – Он стал неожиданно мирным…

- О разном, - улыбнулся Юмичика, присаживаясь на пол у ног Хисаги и кладя голову ему на колени. – И Ичимару тоже мирный. Ты с ним тоже говорил?

- Да, - Хисаги усмехнулся. – О разном…

Юмичика вздохнул и крепко прижался к его ногам. Шухей положил ему ладонь на затылок.

- Юмичика?

- Да.

- Если бы вдруг… мне пришлось бы уйти… далеко отсюда… ты бы пошел за мной?

Между его вопросом и своим ответом Юмичика успел подумать о многом. О службе в Готее. Об одиннадцатом отряде. Об Иккаку и клятве, которую они дали друг другу – сражаться и умереть под командованием Зараки Кенпачи. Он улыбнулся, спрятав лицо в коленях Хисаги.

- Конечно.

Если бы Ичимару Гин мог прочитать мысли Айясегавы Юмичики, он бы совершенно точно решил, что успел изучить этого мальчика лучше, чем их общий любовник. Потому что Ичимару Гин знал точно, что никуда и ни за кем Юмичика не уйдет. Именно поэтому Ичимару Гин и чувствовал себя победителем.

Он еще не успел узнать, что победителем может стать не только тот, кто уведет с собой от кого угодно и куда угодно, но и тот, кто сумеет вовремя отпустить.

Ему это еще предстояло.

запись создана: 15.10.2009 в 23:46

@темы: Внимание: рейтинг!, Изуру, Шухей, Яой, Юмичика, Гин, Фанфики

---

[Доктор Айзен]

Название: Кукловод.
Пейринг: Айзен/Ильфорте, намек на Гриммджо/Ильфорте
Жанр: драббл.
Рейтинг: PWP плюс мозготрах.



- Ильфорте, верно?
Блондин вздрагивает и оборачивается в сторону источника этого низкого приятного голоса, который он за всю свою жизнь, а вернее посмертие, слышал только один раз – когда разлетелся в сторону стеклянный ящик и он обрел человеческую форму. Тогда все было наоборот – этот голос спросил как его имя. Это было единственным, что Ильфорте помнил о своей прошлой жизни.
- Ками-сама,- спохватившись он глубоко поклонился Владыке, стоящему в глубокой тени массивной колоны. Голова кружиться от целого калейдоскопа эмоций – страх, священный трепет и чувство невыразимой гордости за то, что ками помнит ЕГО имя. Нумерос в Лас Ночес много – больше чем песка песка в Уэко Мундо.
- Ильфорте Гранц,- почти на грани слышимости отвечает он,- Пятнадцатый номер.
- Ты был у брата. Я думал вы не ладите,- не вопрос, просто констатация факта. Покои Октавы совсем недалеко отсюда. Вероятность наткнуться здесь на Владыку была минимальной, однако именно это и произошло со старшим Гранцем.
Он знает. Он всегда все знает, и камеры, которыми напичканы все помещения, не имеют к этому никакого отношения. Просто он везде и всюду, даже в их мыслях.
-Мне…нужна была его помощь. Король…его рука…она болит,- слова такие простые и понятные, упорно отказываются складываться в предложения. Гриммджо и впрямь сильно мучался от боли в отрубленной руке – хотя он скорее отгрыз бы себе оставшуюся, чем пошел бы за помощью к Октаве. Да и сам брат отнесся к просьбе Ильфорте с прохладцей – пришлось демонстративно расколотить пару пробирок с какими-то реактивами, прежде чем он дал ампулы с обезболивающим. Заэлю нет дела до чужой боли. Впрочем, велика вероятность, что эти ампулы ему посоветуют засунуть в одно место .Секста Эспада очень горд.
- Твоя преданность хозяину достойна уважения,- сильная рука мягко обхватывает его подбородок, вынуждая поднять взгляд от пола и смотреть прямо в карие глаза Владыки,- Но разве я разрешал?
Ильфорте бросает в дрожь – бог прикоснулся к нему. Он не уверен что рад этому. Он не любит чужих прикосновений, даже если речь идет о Владыке.
- Вы не запрещали, - говорит он с видимым трудом и добавляет, почти на грани отчаяния,-Это долг фракции – заботиться о своем господине.
Ему не нравиться слово хозяин. Хозяева бывают у рабов, а они не рабы. Стая, союзники, свита, они без колебаний пойдут за него на смерть, но они не рабы. Они не игрушки. Они следуют за королем по своей собственной воле.
- Гриммджо Джагерджак больше не Секста Эспада, - печаль в голове Владыки такая же фальшивая, как искусственное солнце Лос Ночес,- и он не имеет больше права на фракцию. Или у тебя другое мнение?
Ильфорте старательно избегает взгляда Владыки и смотрит, смотрит на стыки каменных плит, покрывающих пол, словно есть в них что-то хорошее. И чувствует как слегка сжимается рука на его шее.
- Если ты не будешь отвечать, я расстроюсь.
Все правильно. Он никогда не сердиться – он расстраивается. И начинает расстраивать остальных.
-Это всего лишь цифра,- говорит Ильфорте, вспоминая страшный ожог на спине Гриммджо,- Всего лишь цифра которой больше нет. Мы были с ним задолго до того, как он стал Эспада. У Короля есть право на нашу преданность.
- Больше чем у меня? – тонкие брови изгибаются в немом изумлении. Внутренний зверь Ильфорте кричит : «Бежать! Прятаться!» но рука держит крепко,- Ведь вы все чуть не погибли там на грунте, из-за его глупости и несдержанности. И тем не менее ты считаешь его достойным своей верности
.- В этом честь и гордость фракции – погибнуть в бою с теми, кого господин считает своими врагами,- его голос почти не дрожит.
- Честь и гордость,- Айзен неожиданно отпускает его отступает на полшага назад и молча смотрит, будто размышляя о чем-то,- Это интересно. Пойдем со мной, Ильфорте.
Разворачивается и идет сквозь галерею пустынных безликих залов, плащ белеет в темноте словно крылья ангела. Он ни разу не оборачивается чтобы проверить следует ли за ним нумерос. Ильфорте следует за ним, на почтительном расстоянии. Он и представить себе не мог, что Лос Ночес такой огромный – если бы ками взбрело в голову бросить его здесь, он бы ни за что не выбрался обратно.
Наконец, Владыка приводит его в маленькую комнату, на вид ничем не отличающуюся от тех, в которой обитает фракция – низкий потолок, футон, пустые полки, хищный свет луны, льющийся из единственного окна. Похоже, здесь никто не живет. К горлу фраксьона подступает паника. Зачем они здесь? Он вопросительно оборачивается на стоящего в дверях Айзена.
-Раздевайся,- приказывает тот.
Неуверенно – пальцы, словно ватные он расстегивает курту и аккуратно складывает ее на подоконник. Голова опять идет кругом – он нереальности происходящего.
-Всю одежду, Ильфорте.
Развязать пояс, отпихнуть упавшие к ногам хакама, стянуть нижнее белье. Полностью обнаженный он стыдливо прикрывается собственными волосами, но они недостаточно длинны чтобы скрыть его тело от заинтересованного, хищного теперь взгляда. Ильфорте знает, что он красив и что ками нравится то, что он видит.
Звучит новый приказ.
- На четвереньки.
Проигнорировал футон, Ильфорте покорно опускается на колени, упирается ладонями в пол. Сухая горячая ладонь проводит по спине, вынуждая чуть прогнутся в пояснице, отводят за плечо золотистую гриву. Тонкие пальцы проводят по губам.
- Оближи.
-Дверь,- хочется попросить Ильфорте,- Запри дверь.
Мысль о том, что кто-нибудь войдет и застанет его в таком состоянии, с раздвинутыми ногами, словно дешевую подстилку, заставляет его краснеть от удушливого стыда. Вместо этого он поджимает губы и отрицательно мотает головой, дыша глубоко и часто. Болью его не напугаешь, в жизни арранкара ее было достаточно. Но лизать руки тому, что собирается сделать с ним такое, он не станет.
- Неразумный выбор,- отстранено - печально говорит Айзен, - но если тебе так хочется…
Ильфорте крупно вздрагивает и закусывает нижнюю губу, когда Владыка резким толчком входит в неподготовленное тело и начинает двигаться. Он опускает голову и закрывает глаза, пытаясь отвлечься от разрывающей тело боли, но получается плохо, а если быть честным – не получается вообще. Король тоже бывает грубым, когда берет свое. Грубый и вспыльчивый, он и любовью занимается так, будто бьет кому-то морду. Но Гриммджо всегда целует его, когда все заканчивается. И позволяет засыпать у него на груди, недовольно порыкивая, когда золотые волосы лезут ему в глаза. С Гриммджо нет этого всепоглощающего унижения, пронзающего сейчас каждую клетку тела, впивающегося в мозг ледяными иглами. Ками молча вбивается в него своей плотью - не для того чтобы удовлетворить свою похоть, и даже не для того чтобы наказать – а просто, чтобы дать арранкару почувствовать низость своего положения. В ноздри бьет резкий запах собственной крови – она тонким ручейком струится по внутренней стороне бедра, тяжелыми каплями срывается с прокушенной губы. Он и сам не замечает , как начинает стонать – приглушенно, но мучительно. И каким-то образом чувствовал, что ками улыбается этим стонам.
Сколько это продолжается – несколько минут или целую вечность? Он не знает. Наконец он с беспомощным всхлипом изливается в ладонь Владыки. Перепачканные спермой пальцы бережно стирают слезы, показавшиеся в уголках глаз, снова проводят по губам – словно вынуждая арранкара почувствовать на вкус собственную гордость.
Исчезает поддержка сильных рук. Ильфорте заваливается на бок и обнимает притянутые к груди колени, безуспешно пытаясь выровнять дыхание.
Холод.
Темнота.
Пустота.
И жаркий шепот у самого уха
- У вас нет ни гордости, ни чести. Вы марионетки.
Айзен возвышается над истерзанным арранкаром - ласково-властное божество с совершенным лицом. На белоснежном одеянии ни капли крови.
-А я – кукловод.

@темы: Айзен, Яой, Фанфики

---

[Мертвый принц]

Название: Ночью
Жанр: lifestory, возможно OOC
Рейтинг: PG-13
Пэринг: Ичимару/Кира
Автор: Kira Izuru aka Ouji-Sama

Размещение: С моего разрешения

 

Читать

Изуру проснулся от ощущения чьего-то присутствия. Он не удивился и сразу понял, кто посетил его в столь позднее (раннее?) время. Это были как раз те самые часы перед рассветом, когда кажется вот уже почти наступило утро и вот-вот бледные солнечные лучи лизнут горизонт, оставив от темноты дрожащий серый полусвет. Но пока еще снаружи царил абсолютный мрак, и увидеть гостя Кира не мог при всем желании. Впрочем, даже при зажженной свече это не представлялось возможным. Ночной гость предпочитал не показываться, оставаясь за границей неровного дрожащего света и обнаруживая свое присутствие только едва заметным шорохом одежды или легким движением, которое можно было уловить лишь краем глаза. И как ни всматривайся в полумрак комнаты, никогда не увидишь гостя. Впрочем, Изуру достаточно того, что он навещает его.
-Тайчо...
Кира улыбается в темноту, впитывая присутствие капитана, и слышит его одобрительное молчание. Только капитан умеет молчать так - что понятно все и без слов. Одобрительно, укоряюще, ласково, отстраненно, нежно... Все эмоции лейтенант третьего отряда чувствует через это молчание и все что хотел сказать капитан понимает. Так они и общаются. Кира тихо говорит, улыбаясь в темноту, рассказывает об отряде, о том, как прошел день, а Ичимару молчит и слушает.

Первый раз он пришел к Кире примерно через полтора месяца после предательства. Золотой лейтенант к тому времени походил на стеклянный сосуд - красивый, идеально вылепленный, пустой и опасно-хрупкий. Свои обязанности он выполнял еще идеальней чем обычно (казалось бы куда?), но смотрел сквозь собеседников, сквозь стены, и дежурно растягивал губы в мертвой улыбке. Абарай, как то заскочивший за ним вечером по просьбе Рангику, увидел как тот сидит на полу, некрасиво сгорбившись, и покачиваясь, что-то беззвучно говорит, по-прежнему бессмысленно уставившись куда-то за стены, куда взгляды других не доставали. Ренджи тихо задвинул седзи и придя к Рангику, сказал, что Кира не придет. Почему то его не покидало ощущение, что он подглядел что-то, чего никто не должен был видеть.
И когда Кире казалось что еще чуть-чуть и он разобьется как ваза из китайского фарфора, свихнется от бесконечной правильности собственных действий и истлеет без незаметной, но такой нужной поддержки капитана, он пришел.
В первую ночь Кира проснулся, словно его облили ледяной водой, захлебнувшись этим ощущением присутствия и резко сев на футоне. Первым ощущением был страх. Лейтенант до боли вглядывался в темноту, боясь поверить в то, что он в одной комнате с капитаном - то ли потому что непонятно зачем тот пришел и какой подлянки ожидать на этот раз, то ли потому что мог ошибиться и выдать желаемое за действительное. Ночь прошла в противном тягучем страхе, причины которого периодически перевешивали друг друга. Когда начало светать, Кира вдруг ясно понял, что капитан уйдет до рассвета, и увидеть себя не даст. И тот страх, что наполнял собою ночь показался мелким и незначительным по сравнению с новым - перестать ощущать даже это призрачное присутствие. Он вскинулся, но тут же опустился на футон. Веки закрылись сами собой, и он заснул. Вот так, почти мгновенно. Единственное, что он успел почувствовать - довольную улыбку капитана. Именно почувствовать, как позднее чувствовал, а не слышал или видел его эмоции и непроизнесенные вслух слова.
Ичимару всегда уходил только когда Кира засыпал. И Кира подозревал, что это его рук дело - как он ни старался уловить этот момент, понять, как капитану удается незаметно для всех пробираться в Сейретей, увидеть его хотя бы мельком, он неизменно засыпал, чувствуя добродушную насмешку капитана над своими попытками.
На следующий день после первого визита Кира проснулся абсолютно разбитым. Было такое ощущение, что он лег всего полчаса назад, а перед этим всю ночь пьянствовал с Рангику и Шухеем. На вопрос Ренджи что произошло он только мотнул головой. Изуру сам не был уверен в том, что же произошло. Действительно ли капитан приходил или ему показалось? Или вообще приснилось? Оставалось только ждать ночи, чтобы выяснить это.
Но ночью никто не пришел. И следющей. И через ночь, и через неделю. Больно было признаваться себе в том, что он поверил в то что капитан приходил сразу же, а теперь пришло разочарование, еще более горькое и опустошающее, чем если бы этого ощущения присутствия не было бы вообще.
Но он вернулся. Еще через месяц. На этот раз Кира уже не пугался.
-Тайчо... Вы вернулись...-молчание-А я знал... Где то далеко внутри. Ждал...-молчание-Можно я зажгу свечу?...-молчанием позволяет.-Спасибо.
На ощупь зажженная свеча озаряет комнатку слабым дрожащим золотым светом. Изуру кажется, что в одном углу тень плотнее, чем везде и хочет подойти туда, но его останавливает молчание. Он понимает, что капитан хочет остаться в тени и со вздохом возвращается на футон. Лейтенант чувствет, что на эти ночные визиты субординация не распространяется и потому удобно устраивается на матраце, поджав под себя ноги и глядя на сгусток теней в углу. И вдруг спохватывается:
-Хотите, я приготовлю вам чай?
Но капитан отрицательно качает головой, Кира чувствует это движение и покорно кивает. Ну нет так нет... Он просто не хочет выходить из тени, понимает вдруг Изуру, или чтобы я подходил к нему. От этого становится грустно, но все же терпимо. Как-никак лучше, чем когда его вообще нет.
-А мы сегодня на полигон ходили...-задумчиво говорит Изуру.-Тренировались... У нас в отряде трое новеньких... -Он ненадолго замолкает.-Забавно, отряд третий, и новичков трое... Учебных пустых убивали... А помните... Тот раз, когда...-Кира снова замолкает. Ту тренировку ему не нравится вспоминать, но забыть ее он не сможет.-Мне до сих пор стыдно...
И тут Кира опять замолкает, но на этот раз надолго. Потому что не может вспомнить значения простейших слов. Это очень сложно, когда тебя окутывает тепло капитана, его запах, любовь, поддержка, и неизменная легкая насмешка напополам с нежностью. Изуру знает, что Ичимару бывает таким, но так до боли редко... Один или два раза он чувствовал это. Всего лишь. Но тем ценнее были эти моменты. Хочется просто раствориться в этом объятии и не существовать больше отдельно. Но на этот раз это не объятие и даже не реяцу. Просто чувство. Кира не может объяснить его природу, но твердо знает, что капитан просто хотел чтобы он, Кира, почувствовал это.
И это становится последней каплей. Ревностно выстраиваемое все эти месяцы спокойствие не разлетается, но сползает как краска под водой. Он всхлипывает, сердито мотает головой, злясь на себя за то что так расклеился перед капитаном и чувствует как тот обнимет его и поглаживает по волосам, на самом деле находясь на другом конце комнаты, словно жалея маленького ребенка и поощряя избавиться от напряжения последних месяцев.
И Кира начинает говорить. Он говорит-говорит-говорит, мешая признания в том как ему не хватало Ичимару с делами отряда и последние новости Сейретея со своими чувствами к нему. А Ичимару только кивает головой, Кира чувствует это тоже, и молча слушает, и не приближаясь ни на сантиметр, дарит ощущение защищенности в своих объятиях.
Кира засыпает к утру, устав от слез и даже слегка охрипнув от нескончаемого монолога, прерывающегося только судорожными вздохами. Уже находясь в объятиях Морфея, он чувствует прикосновение знакомой узкой ладони с сильными узловатыми пальцами, настоящее прикосновение, а не посланное каким то образом ощущение, но уже не уверен не приснилось ли оно ему.
Сначала Ичимару приходил редко, потом чаще, а затем начал бывать почти каждый день.
Кира снова похож на тот самый сосуд, но теперь наполненный чем то золотисто-светлым и легким.

Однажды, помогая Абараю разобраться с отчетами перед самой сдачей, он замечает его внимательный взгляд и удивленно улыбаясь спрашивает:
-Что-то не так?
Но обычно прямой Ренджи опускает взгляд и отвечает только через некоторое время.
-Ты стал...другой. Точнее, не так... Как то резко изменил свои настроения... То мрачнее тучи и мертвее камня был, а то теперь как...блаженный какой ходишь...
Изуру улыбнулся шире и приподнял брови.
-Нет, я не имел ввиду, что тебе нужно снова впасть в уныние!-быстро уточнил красноволосый.-Но...что то с тобой происходит.-закончил он, глядя в недописанный отчет.
-Ко мне приходит капитан.
Ренджи, думая что ослышался, вскидывает на него глаза, но по Кире было ясно видно что тот уже корит себя за вылетевшие слова.
-Ты только не рассказывай никому, ладно? Он не собирается ничего плохого никому делать, просто приходит, и...-быстро начал он, но Ренджи перебил его.
-Этого не может быть.
Блондин собрался возразить, но Абарай не дал ему такой возможности.
-Мы бы мгновенно засекли его присутствие, даже если бы он скрывал реяцу. Он НЕ МОЖЕТ вернуться незамеченным. Либо ты кого то спутал с ним,-выражение лица Киры полностью исключило подобню возможность.-либо...не знаю...
-Понятно.
Лейтенант третьего снова уткнулся в отчеты и Ренджи понял, что тот закрылся от него и дальше разговора не выйдет.

-Да говорю я тебе, он абсолютно уверен в том что его навещает Ичимару!-в третий раз повторял Ренджи Шухею.-Чтобы Кира да с кем то спутал своего ненаглядного капитана?! Черт их знает, что они там у себя в Уэко Мундо выдумали, может действительно обошел нашу защиту!
-И что ты предлагаешь?-мрачно осведомился Хисаги.-Бежать к Ямамото из-за того что ему что-то спьяну показалось?
-Ты помнишь, когда он последний раз был пьян?
-Ну значит просто показалось.
Ренджи возвел глаза к потолку.
-Когда просто показалось, такими счастливыми не ходят. А когда кажется долго-это уже диагноз.
-Ты предполагаешь, что он сдвинулся от горя?
-Это ТЫ это предполагаешь, судя по всему!-терпением Ренджи не отличался никогда.-Что тебе стоит поверить и проверить?!...-тут он осекся. Ответ на "что ты предлагаешь" пришел сам собой.-Мы должны проверить.-уже спокойно и уверенно закончил Абарай.

Старательно скрыв реяцу, двое шунпо приближались к казармам третьего отряда, стараясь держаться тени и не попадать даже в бледный свет луны. Последнее расстояние до небольшого домика Изуру они прошли пешком, чтобы не выдать себя случайным шумом. Тихо запрыгнув на крышу, они подползли к небольшому окошку, расположенному слишком высоко, чтобы заглянуть в него стоя на земле, но как раз для подглядывания с крыши. Не очень удобно, но выбирать не приходилось.
Изуру сидел на футоне боком к окну, обняв руками колени, и что то говорил о сегодняшнем происшествии в общей столовой, улыбаясь и склонив голову, внимательно вглядываясь в полумрак. Его освещала свеча, стоявшая тут же, слишком близко к нему, чтобы осветить все углы. Но и без этого было совершенно точно понятно, что больше в комнате никого нет.
Кира замолчал, словно слушая кого то, а потом тихо засмеялся, качая головой. Это был смех счастливого человека.
Ренджи откинулся на крышу, невидяще глядя на луну. Рядом рухнул Шухей. Они больше не волновались, что блондин заметит их. Тот был полностью поглощен разговором с несуществующим капитаном и заперт в мире собственных фантазий.
-Так что, он правда...?-тупо спросил Абарай. Шухей молчал и красноволосый продолжил.-Разве так бывает?...
Хисаги дернул плечом, что вероятно означало его непросвященность в вопросах психологии и психиатрии.
Прямо под ними Кира Изуру снова засмеялся.

Изуру смеялся над приятелями, сидящими сейчас на его крыше и скорее всего, считающими, что он сошел с ума от одиночества и тоски по капитану. Ичимару хитро и довольно улыбался-лейтенант чувствовал это. Конечно, они не увидели его, Кира и сам то едва улавливал движения темноты, так что их взору предстала недвусмысленная картина-Изуру разговаривал с пустой комнатой.
На шорохи у окна обратил внимание Гин. Изуру же в свою очередь сразу распознал, хоть и скрытые, но слишком знакомые реяцу. Капитан предложил пошутить и Изуру с удовольствием согласился. Будут знать, как шпионить. Он улыбнулся, и закрыл глаза. Иногда, когда Ичимару был уверен, что Кира не откроет глаз - а лейтенант всегда выполнял уговор - он прикасался к нему, легко скользил ладонью по щеке, пропускал сквозь пальцы пшеничные волосы, опускался на шею и как кота, ласкал за ухом. От этого по тел Киры пробегала дрожь удовольствия, и каждый раз он удивлялся тому, какая оказывается чувствительная кожа за ушами.
Он заснул под нежной рукой, перебирающей волосы. Новый день медленно вступал в свои права, постепенно рассеивая темноту комнаты. Полоска света из окна медленно добралась до футона и осветила улыбающегося во сне лейтенанта.

@темы: Изуру, Яой, Гин, Фанфики

---

[Nelliely]

Название: Путь
Автор: Nelliely
Бета: Hime
Фандом: Блич
Пэйринг/Персонажи: Ренджи\Ичиго, Шухей\Ичиго, Ичиго\Орихиме, Ичиго\НМП
Жанр: ангст, роман
Рейтинг: R
Размер: миди-макси
Отказ от прав: всё принадлежит Кубо
Предупреждение:
1) Скорей всего ООС и АУ.
2) Гет
От автора:
1) спасибо большое моей бете Hime за оперативность!
2) Также спасибо Мидзуми за идею
Саммари: Сиквел к «Недостойному», описывающий сто лет, которые Ичиго прожил в Обществе Душ. Этот фанфик посвящён становлению личности Ичиго.

Ступень первая: Академия Шинигами
Глава первая «Познать цели, что тобою движут»

Некоторое время старик удивлённо смотрел на рыжеволосого парня.

- Меч, сынок? Не было никакого меча, и шинигами, который должен был тебя сопровождать, тоже не было. Это странно.
- Как не было меча? – удивлённо посмотрел на него Ичиго.

Он ничего не мог понять. Неужели с вместе Пустым исчез и Зангецу?
«Это невозможно» - сам себе сказал Куросаки, - «Старик бы никогда не бросил меня по своей воле».

- Я немного не понимаю, что ты имеешь в виду, но предлагаю тебе остаться здесь, сынок, лучшего дома ты всё равно не найдешь.

Дом… Он остался где-то далеко в прошлом. Теперь он будет жить, если это можно так выразиться, здесь. Это его новое место обитание. И совсем не далеко находится его мечта - Кучики Бьякуя. Мечта, что была безжалостно разбита и уничтожена самим объектом мечтаний. Ну почему, почему же он не умер, как умирают все нормальные шинигами?
Наверняка, загвоздка в самом определении слова «нормальные», уж кем-кем, а нормальным Куросаки Ичиго не был никогда.

В который раз вспоминая своё неудавшееся признание и холодный ответ аристократа, в юноше закипал гнев. Да кто он такой, этот Бьякуя, чтоб осуждать Ичиго за силу Пустого, что он использовал для спасения своих друзей?
Никто … теперь никто.
Теперь единственное чувство, которое бывший временный шинигами испытывает к нему – ненависть.

И что теперь делать дальше?
Ответа на этот вопрос Ичиго не знал.
Но Ичиго, не был бы собой, если бы не попытался начать свою жизнь заново.

- Спасибо за предложение, старик. Пожалуй, я приму его. Скажи мне своё имя.
- Асахино Лихъен, а ты, сынок?
- Куросаки Ичиго.


За хлопотами Ичиго даже не заметил, как пролетел год. Жить в Руконгае было тяжело особенно в первые месяцы. Асахино-сан был уже стар, и ему требовалась помощь в ведении хозяйства.
По началу Ичиго долго не мог найти хоть какую-то работу, чтобы раздобыть еду.
Но ему помог случай.
Однажды, когда Ичиго возвращался с очередной разовой подработки, он увидел троих крепкий мужчин бандитской наружности, которые теснили в угол новоприбывшего паренька. Тот сопротивлялся, как мог, но силы были явно не равны. В этом районе, одном из самых бедных, такие случаи не были редкостью, даже наоборот, скорее закономерностью. Что-то в этом юноше заставило Ичиго придти ему на помощь. И пусть Зангетцу не было с ним, никто не отменял его знания уличной борьбы. Вдвоём они отбились очень быстро.

Паренька звали Хино, он и на самом деле попал в Общество душ совсем недавно.
Хино стал для Куросаки своеобразным талисманом. После драки, затеянной Ичиго для спасения парня, местные жители предложили ему стать их стражем порядка. И он согласился. Уж что - что, а драться он умел.

С тех самых пор их стало трое: некое подобие семьи. Хино, светловолосый мальчишка с озорными голубыми глазами – младший брат, Асахино – сан, всегда мудрый и понимающий – дедушка.

Вполне возможно, что дальнейшая жизнь риоки протекала бы и дальше в подобном русле, но произошло кое-что, ставшее напоминанием Ичиго о его прошлой жизни.

- Асахино-сан, ты уже готов? Хино уже давно ушёл на дежурство, мне не хотелось бы оставлять его одного, - сказал Ичиго входя в комнату старика.

За последнее время их дом заметно изменился, попросту отстроен заново.
Сегодня Ичиго хотел наконец-то представить Асахино-сана своим подчиненным, которых уже насчитывалось пятеро. Должность стража правопорядка оказалась довольно популярна у молодых людей. Но Куросаки не каждого брал в свою команду.

- Мне сегодня лучше остаться дома, сынок.
- Что случилось, дед? – обеспокоено спросил Ичиго.
- Вчера я заходил к старейшине, и он очень просил меня сегодня остаться дома, как и многих стариков нашего района, не считая знати.
- Но почему?
- Тебе, наверное, уже поступала просьба обеспечить сегодня полное спокойствие на улицах.
- Да, к нам приедет какой-то важный гость, - Ичиго слегка нахмурился.
- Этот важный гость – глава сильнейшего клана – Кучики Бьякуя. Старейшина просто не хочет оскорбить его взор нашей старостью и немощностью.

Кучики Бьякуя. Куросаки уже совсем забыл о нем, окунувшись с головой в свою новую жизнь.

- Я тоже останусь, - твёрдо сказал кареглазый парень.
- Почему, сынок?
- Боюсь, я тоже оскорблю его взор, - угрюмо ответил парень.

Оказывается, чувства к этому холодному ублюдку никуда не делись, а просто на время схоронились где-то в глубинах его души. Это чувство – уже не любовь. А самая настоящая ненависть.
Сегодня, сам того не зная, Бьякуя снова оскорбил Ичиго, причинив боль близким ему людям.
Теперь Куросаки Ичиго видел свою цель – месть. Отомстить и заставить его признать себя равным ему.

С этого дня Ичиго начал ежедневные тренировки. Упражнения с простой катаной и концентрация духовной силы. Ежедневно шинигами звал свой духовный меч. И вот он ответил.

Уже знакомый Куросаки перевёрнутый мир, только вот некоторые здания разрушены.
Как будто проследив взгляд риоки, кто-то ответил знакомым голосом на невысказанный вслух вопрос.

- Внутренний мир отражает твоё сознание и душевные переживания. Неужели ты забыл это, Ичиго, пока меня не было рядом?
- Старик, почему … , - договорить ему не дали.
- Всё очень просто. Пустой был частью меня в какой-то степени. Поэтому мне понадобилось время, чтобы восстановиться, после того, как он ушел.
- Но теперь ты со мной? – с надеждой в голосе спросил Ичиго.
- С тобой, но правильный ли путь ты избрал?
- Да, это мой Путь, и я обещаю, тебе и себе, старик, я пройду по нему с гордо поднятой головой.
- Тебе будет тяжело Ичиго, приготовься начать всё с начала.
- Я готов.

Стоило Куросаки это сказать, как он вернулся в реальный мир. А в руке у него поблёскивало лезвие катаны, так похожей на его старый меч в банкае.

@темы: Ичиго, Духовные мечи, Яой, Фанфики

---

Гин/Рукия. Намёки на Гин/Изуру, Гин/Рангику.

[Нему-сама]

Лекарство от скуки.

Автор: NoFace

Бета: IQ-sublimation
Фэндом: Bleach

Пейринг: Гин/Рукия, Гин/Изуру, Гин/Рангику. (намёками)


Рейтинг: R

Жанр: разнузданный буф с элементами клоунады драма/трагикомедия
Предупреждение: фик абсолютно каноничен, но предлагает весьма нетрадиционное объяснение некоторым событиям первого арка.
Дисклеймер: персонажи принадлежат сами знаете кому, а история - мне.
Размещение: с разрешения автора

Часть первая.

Тонкие пальцы скользят по лезвию Шинсо, серые пряди скрывают щелки глаз, и кажется, что под рукой не сталь, а блестящие черные волосы. Отвести непослушную прядь, заглянуть в глаза, увидеть улыбку, которая только тебе. Мечтай, кицунэ-сан.

***

Часть 1. Лейтенант.

Cherchez la Femme

Плановый визит в академию шинигами: солнце в зените, жара, на плацу две шеренги новичков и девчонка, остолбеневшая при виде капитана.

- Хинамори-сан ? забавное существо, а, Ичимару?

- Все-то вам ведомо, Айзен-тайчо.

- Тебя что-то смущает, Ичимару?

- Не люблю слепого обожания. Мыльный пузырь восхищения. Пустота. Оболочка. Скучно.

- Фукутайчо привлекают упрямцы, - улыбка капитана на секунду потеряла обычную мягкость, глаза блеснули из-под очков. - Ладно, к делу. К завтрашнему дню составь график патрулирования и список тех, кто идет на грунт. Отправлять парами, чтобы новички учились у старших. И рапорт о сегодняшнем посещении академии. Особо отметь, кто из ближайшего выпуска идет в пятый.

Урок закончился. Шеренга рассыпалась на группки перешептывающихся студентов, а от дверей академии неслась маленькая фигурка в красных хакама. Чуть не врезавшись в Айзена, в последнюю секунду отскочив от белой хаори, задела плечом лейтенанта и отлетела в сторону. Гин машинально протянул руку и подхватил девчонку. Черные волосы, длинная прядь челки, наискосок пересекающая лоб. Интересно, она не мешает смотреть? Легкая фигурка, задорные глаза, огромные, в пол-лица. По-мальчишески ухмыльнулась, сквозь зубы бросила извинение и понеслась дальше, встала перед огромным рыжим студентом и о чем-то заговорила, быстро, взахлеб. У детины вытянулось лицо, он задумчиво потер лоб, потом улыбнулся, кивнул, что-то возразил, и они быстро пошли прочь. А она даже не оглянулась.

Улыбайся. Хорошо, что нельзя проследить твой взгляд. Улыбайся, фукутайчо.

***

Любопытство сгубило кошку.

Похоже, ей плевать на всех капитанов и лейтенантов вместе взятых: новичок последнего набора, середнячок младшей группы, ничего особенного. Тебе-то какое дело? Плюнь, забудь. Да, как бы не так. День, два, неделя ? нет-нет, да и всплывет в памяти бесшабашная улыбка, равнодушный взгляд вскользь, вежливое гомен-на. И это все?

Дождь шел не переставая уже третью неделю, а звуки и запахи мокрого сада все еще кружили голову. Ичимару задумчиво выводил иероглифы в платежной ведомости и тихонько хихикал над собой. Закончив с бухгалтерией, не глядя сунул лист в папку, взял новый и в несколько штрихов набросал весьма похожий портрет любимого капитана в очках и белой хаори, с достоинством… торчащим аж до подбородка. Нарисованный Айзен томно щурился и нежно облизывал собственный член. - Чтоб я так жил! - В завершение дотошный лейтенант изобразил в уголке подобающее случаю непристойное хайку в стиле сосё* и прилепил портрет на стену.

Зачем так искусно
Губами ласкаешь коралл?
О бездна блаженства!**

Отошел и полюбовался.

О любопытстве фукутайчо пятого отряда ходили легенды, оно было любимой чертой характера, страстью и предметом тайной гордости. И вот впервые любопытство заметно осложняло жизнь постоянным зудом, девчонка из академии постоянно маячила где-то в уголке сознания. Ухмылялась, отворачивалась и уходила.

Обхохочешься. Ходячая загадка Сейрейтея, редкий зверь Ичимару Гин, давно привыкший к назойливому интересу, к тому, что заглядывают в глаза, ловят каждое слово. Им восхищались, его ненавидели, опасались, о нем шептались по углам, за ним наблюдали. Следили. Это весьма эффективно отвлекало всеобщее внимание от капитана и его странных проектов, но страсть толпы - такая тоска. - А если бы не глазели, было бы веселее? - Вокруг - сплошное убожество. - А что тебе нужно? Вызов? Ровня? - Рангику, конечно, личность, но она влюблена, доступна, страдает, значит, неинтересна. Если бы еще вспомнить, когда был у нее в последний раз. - А если не врать себе… зачем же врать себе? То - да. Вызов, ровня. - Проще не бывает.

***

- Привет, Ичимару-фукутайчо-доно. Так задумались, что старых друзей не замечаете?

Залитая солнцем улица меж двух белых стен. Коньки черепичных крыш, резкие тени, воздух прозрачен как стекло. Прохладный ветерок доносит виртуозный мат Зараки Кенпачи и задорное чириканье Ячиру.

- Приветствую, Рангику-сан. Как жизнь? - дежурная улыбка до ушей, ехидный тон; как кстати: на ловца и зверь. Менос с ней, с той девчонкой, наверняка такая же пустышка, как все. Чертово любопытство. Надо отвлечься, это уже ни в какие ворота не лезет. Утро вечера мудренее. - Гомен-на, ворон считал, не заметил. Не пригласите на рюмочку чаю?

Отдаленный грохот рушащейся стены, тревожное карканье и шум крыльев.

- Гин, хватит паясничать. Приходи сегодня… В общем, приходи, - а в глазах тоска. И жаль ее, и зло берет: страдает, и даже не пытается скрыть, что страдает-то из-за тебя, падла.

"Мацумото, ну что ты меня мучаешь? Я что, слепой? Не вижу, как тебе плохо? Мне, что ли, лучше всех? Чем меньше будешь страдать, тем дольше я смогу тебя выносить ? прежде чем сдохну, сбегу, забьюсь в нору и буду отговариваться срочными делами, миссиями, неотложными поручениями или просто поворачиваться и уходить".

- Отлично. С меня - еда, цветы и свечи, с тебя - пузырь отравы.

- Кого хороним, злыдень?

- Ай-ай-ай, вредная хризантема, вам ли думать о смерти, вам ли молча страдать? - в каждой шутке есть доля...

- Ты когда-нибудь вырастешь?

- А может, "я от жизни смертельно устал" и медленно впадаю в детство в смертельной скуке бытия? - Гин картинно нагибается и целует даме руку.

Мацумото крутит пальцем у виска и уходит в направлении недавнего шума.

Оставшись один, Ичимару ухмыляется, чешет в затылке и прислоняется спиной к стене. "Правду говорить легко и приятно". Только сегодня его гложет вовсе не скука, а неуместное любопытство. Ах, как некстати его интерес к людям вышел за рамки злых шуток и не слишком гуманных экспериментов.

***

- Наливай! - Гин, улыбаясь, полулежит на столе, тонкие пальцы запутались в серебристых волосах.

Почему они до сих пор по традиции пьют всякую дрянь, чем гаже, тем лучше? Или это дань руконгайскому детству?

Стены полупустой комнаты тонут в темноте, один маленький светильник не справляется с наступлением ночи; Мацумото выгибает бровь и берет тяжелую бутыль. То есть, когда-то бывшую тяжелой. Сейчас ее можно поднять почти без усилий. Разливает остатки вонючей жидкости по глиняным кружкам, швыряет бутыль в угол и кладет подбородок на руки, глядя прямо перед собой. Взгляд мечтательный, из него почти исчезли тяжесть и грусть. Улыбка без горестного осадка - легкая и чуть отстраненная. Простая. Такую тебя я почти хочу. Чтобы утром просто улыбнуться и сбежать до следующего раза, и никаких «за что ты со мной так, я же… и сердце на рукаве».

- В последнее время ты напряжен и как будто не слишком весел.

- Все-то ты видишь.

- Ага, у тебя изменилась линия плеч. Что-то случилось?

- Когда случится - тебе сообщат.

- Очень смешно. Впал в немилость? О Шинсо поцарапался, когда консервы открывал - ночью, под подушкой, тайком от капитана? А может, влюбился? - в глазах блеснула привычная боль и скрылась за лукавой усмешкой.

- Спаси нас боже от такой напасти. Грех любопытства хуже мук любви.

- Поэт и воин, - улыбка сползла с приоткрытых губ. Отводя взгляд, Рангику потянулась, ложась грудью на стол, и накрыла ладонью его руку. Чуть касаясь, провела вверх по запястью и дальше, забираясь в рукав. По спине пробежала дрожь, перехватило дыхание, Гин инстинктивно приподнял и вытянул пальцы. Рука Мацумото опять скользнула по ладони, заставляя расслабиться. Невыносимо медленно двигаясь вниз, вдоль... пальцев, чуть сжимая, поглаживая. Голова стала восхитительно легкой. Захотелось перехватить игру. Выиграть. Хищная натура. Сколько недель у него никого не было? Высшая воинская доблесть – гребаное воздержание? Чушь собачья.

Мягко поймать ее руку, чуть сжать ладонями, так же медленно, мягко, тягуче провести вдоль пальцев и подняться выше, приподнимая рукав, скользя всей рукой, кожа к коже. Кровь стучит в висках. Поднести ее ладонь ко рту, потереться губами, лизнуть, прикусить, сильнее, соскальзывая, подушечки пальцев, одну за другой. Услышать резкий хрипловатый вдох, улыбнуться, перевернуть руку, демонстративно запечатлеть на ладони псевдо-целомудренный поцелуй – согревая губами, дыханием - чуть дольше, чем дозволяют приличия. Такой нарочито невинный жест возбуждает сильнее прямого вызова. Почти просьба. Почти обещание. И неожиданно резкий взгляд из-под серой челки, как выпад Шинсо. Теперь встать, не выпуская ее руки, потянуть за собой, и до утра уже можно ни о чем не думать.

Ему снились любопытные фиолетовые глаза. Он улыбался. И рука на щеке сперва казалась продолжением сна. А потом он проснулся, чтобы увидеть, совсем близко, ласковые бледно-голубые. И его улыбка почти не изменилась.

***

Как чудесно утреннее чаепитие после жаркой ночи, когда воздух зябок, в саду туман, а прекрасная дама, не торопясь одеться, снует по комнате, собирая завтрак с зеленым чаем и тофу. Когда знаешь, что она все отдаст за то, чтобы просто быть рядом, а тебе от нее вообще ничего не нужно.

Как легко уходить, чтобы, может, никогда не вернуться. Или постучать в дверь через пару лет, бросая монетку - ждут - не ждут?

Как радостно шагать по Сейрейтею, когда некуда спешить, потому что еще раннее утро, а тайчо ждет не раньше полудня, и путь твой лежит в академию шинигами.

***

Quidquid discis, tibi discis***

В коридорах толпились студенты, болтали, смеялись, с уважением поглядывая на фукутайчо пятого отряда. Надо присмотреться к выпускникам, чтобы при распределении отобрать лучших, а академии всегда нужны дополнительные преподаватели кидо.

Ленивое раздражение. Улыбка. Раз за разом повторять то, что просто. Опять ошибки. Беспомощность, страх, слабость. Ненавижу слабость, не терплю беспомощности. Улыбаюсь. Показываю, как надо. Еще раз. Снова. Терпеливо улыбаюсь. Представляю, как если бы менос... Улыбка становится веселее. Студенты расслабляются, у них начинает получаться. Смешно. Интересно, почему они так зависят от чужого мнения, так сомневаются в собственных силах? Что это, болезнь? Тогда почему нас, здоровых, так мало? Айзен-тайчо, нас так мало, нам надо держаться вместе. Чтобы не передохнуть со скуки.

Перемена, в саду - стайки студентов и птичий гомон. Лежать под деревом, запрокинув голову, просто глядя в небо. Ветер, листья, облака, как рябь на воде. Улыбаться.

- Ренджи, ты можешь, - низкий, чуть резкий голос. - Расслабься, и все получится. Плюнь ты на всех, какая разница, что они думают? Это их проблемы. А ты должен научиться. Все остальное - к меносам.

- Не могу. Когда все смотрят, у меня просто руки опускаются. Особенно если что-то новое. И не выходит. И еще Ичимару этот все время скалится и щурится, - из-за кустов раздался радостный гогот.

«Кто это, студент с красной лохматой гривой? Мало способностей, зато много гонора. Так себя любит, так боится опозориться, что вряд ли чему-то научится и вряд ли поднимется выше десятого места».

- Ну и пусть. Может, ему косички туго заплели. Или у него при таком капитане нет других радостей. А академия - что-то вроде бесплатного цирка. Пожалей, порадуй начальство. Может, оно тебя запомнит и...

Гин чуть приподнял веки.

- Но Рукия, он же СМЕЕТСЯ надо мной.

- И менос с ним. Тебе с ним не жить и не работать, - она почти кричит, голос звенит от ярости. - Учит - пусть научит. У ТЕБЯ ЕСТЬ СОБСТВЕННАЯ ЦЕЛЬ, и плевать на все остальное!

А вот это уже интересно. Похоже, у кого-то в голове есть мозги.

- Объясняет-то хоть хорошо?

- Да вроде ничего, только рожа эта. Так и кажется, что съел бы, если бы решил, что мы вкусные.

- Ну так ты не смотри, а слушай. Что проходили-то?

- Белая молния… Бьякураи, блин. Это в принципе невозможно. Наверное, надо месяц мучиться. Сейчас, погоди, у меня записано.

- Как, так, что ли? - Гин поворачивается на бок и смотрит. Тонкий белый луч срывается с кончика пальца. Та самая девчонка. С первого раза. Все любопытственнее и любопытственнее.

- Давай теперь ты. Представь себе… а потом… нет, ты расслабься, смотри, как я…ну, давай… вот! Отлично, здорово! Теперь понял? Я знала, что у тебя получится! - оба сияют, словно объелись мороженым.

И какой взгляд… Гин почти завидовал рыжему недотепе. Кто она? Рыжий сказал - Рукия. Да, вот тебе и забыл, кицунэ-сан.

***

Тихая ярость. Банкай не дается, ускользает, как песок сквозь пальцы, хоть бейся головой об стену, хоть ложись и помирай. Тайчо смотрит с ласковой жалостью. Долгие часы тренировок после целого дня возни с бумажками, когда тошнит от одного вида сослуживцев, и надо работать, еще и еще, до кровавого пота, и у тебя нет права на слабость. Шинсо, приятель, что же ты со мной делаешь, падла?

Сам себе противен. Впервые за пару недель идешь вечером по улице Сейрейтея, народ гуляет, в тихом воздухе далеко слышны пьяные песни и смех из казарм восьмого отряда. Главное - не показать, как тебе хреново. Улыбайся. До завтра забудь про неверного друга… гнусного предателя Шинсо. Дай себе один вечер, расслабься.

Напиться, что ли?

Гин прислонился к стене, откинув голову, и замер, обдумывая каждое движение, прокручивая в памяти последние тренировки. Не шевелясь, почти не дыша. Тщательный анализ. Каждую мелочь, взгляд. А вместо этого в голову упорно лезла та девчонка и ее сеанс психотерапии. Вот бы с кем сейчас поговорить.

Может, найти ее? Вот еще, она, наверное, вообще не знает, кто ты такой. А если и знает - как ты себе это представляешь, фукутайчо, плакаться в жилетку первокурснице? - улыбка становится натянутой. - Да и кто ты ей, утешать тебя? - и незаметно сползает с лица.

- И тогда Хинамори… понимаешь, у нее какой-то странный жутковатый талант к магии, все получается с первого раза. А сама – ну прям божий одуванчик, как ее только взяли в академию: маленькая, смешная.

Опять эти двое, рыжий из твоей группы и Рукия.

Девчонка кивнула, повернула голову и случайно поймала взгляд Гина. Он вздрогнул, словно на него вылили ведро холодной воды. И не смог отвести глаз, сейчас – совершенно серьезных.

И в ее лице что-то меняется.

- У вас что-то случилось? - услышав это, рыжий тоже обернулся и вздрогнул. - Может, вам помочь? - Но лейтенант уже успел нацепить улыбку, хоть та и вышла несколько кривоватой, будто чужой. Растерянность в фиолетовых глазах.

- Ну что вы, разве может что-нибудь случиться в таком тихом месте, - Гин тянет слова сильнее обычного, - и вряд ли вы способны мне помочь, - чтобы продлить мгновение. - Но, тем не менее, спасибо на добром слове. Так исключительно мило с вашей стороны, - а вот это получилось почти ехидно. Можно радоваться, контроль на месте.

Можно? Радоваться?

Спутник что-то шепчет девчонке на ухо, и ее взгляд становится оценивающим.

- Прошу простить, фукутайчо. Мне не стоило вмешиваться. Хорошего вам вечера.

Они уходят по пыльной улице, а Ичимару так и не может отвести взгляд от ее черного затылка. И как веревкой тянет за ними, и он делает шаг вперед.

- …и тогда Маюри отрубил ей руку ик-спериментальным светящимся супер… банкаем для порубания мелких, нет, средних, нет, крупных меносов… ик-и как скажет… бля… я твой отец, Нему! - с соседней улицы слышен пьяный гогот.

Усилием воли Гин заставил себя остановиться и закрыл глаза. На фоне век – ее бесшабашный взгляд, белая молния, срывающаяся с пальца, недоумение, смех, равнодушие и потом - это озабоченное лицо. «У вас что-то случилось»?

Да, кажется, у меня случилось...

- Ксо.

***

- Ичимару-фукутайчо, Айзен-тайчо просил вас зайти к нему, как только придете.

Гин сделал резкий поворот в направлении кабинета капитана, и голова тут же отозвалась новым всплеском боли. - Да, не стоило столько пить. И такой гадости. Кажется, ближе к полуночи, когда подошло подкрепление из восьмого отряда, в ход пошли жидкость для чистки занпакто и отбеливатель для носков. - Лейтенант, пошатываясь, отодвинул седзи и попытался выпрямиться и отдать честь:

- Айзен-тайчо, Ичимару-фукутайчо по вашему приказанию прибыл.

- А, Гин, заходи, присаживайся. Мне нужно твое мнение по поводу одного любопытного документа. Слушай. Докладная записка. Сегодня, во время планового патрулирования с 12 до 2 часов ночи, возникла чрезвычайная ситуация. На территории казарм пятого отряда находились посторонние, а уровень шума значительно превышал допустимый в ночное время суток. На требования патрульных разойтись и прекратить безобразие, - внимание, Гин, тут, похоже, цитируется дословно, - лейтенант Ичимару послал патруль вместе со всем готеем на хуй, после чего снял штаны, натянул на голову и стал прыгать по двору, крича, что он великий и ужасный ученый Маюри, - какой интересный выбор объекта для подражания, не находишь? - И сейчас всем покажет. - Хммм. Что покажет, Ичимару? Задницу? - Что вызвало гнев нетрезвых офицеров одиннадцатого отряда, которые поверили, что перед ними Куротсучи-тайчо, и решили немедленно выяснить отношения с капитаном двенадцатого отряда. Выяснение отношений перешло во всеобщую свалку, из которой без повреждений вышел один лейтенант Ичимару. Остальные участники и патруль, пытавшийся навести порядок, в полном составе доставлены в расположение четвертого отряда с повреждениями различной степени тяжести. Число, подписи. Ваше мнение, фукутайчо.

- Ну… орфография оставляет желать лучшего, стиль немного хромает. Однако, суть изложена верно.

- Замечательно. Единственное, что мне непонятно во всей этой истории - это почему вам взбрело в голову изображать Маюри. Не просветите?

- Скучно было, тайчо. Захотелось попробовать, каково это - быть настоящим ученым.

- Понравилось?

- Как сказать… Ничуть не лучше, чем все остальное.

- То есть, вы все еще скучаете?

- Бывает, тайчо.

- Думаю, у меня найдется, чем вас развлечь, - Айзен поправил очки и зашелестел бумагами на столе.

Ичимару поклонился и повернулся к выходу.

- В качестве наказания за нарушение общественного спокойствия будете тренироваться на час больше. Каждый день, до тех пор, пока не будет банкая. Тогда поговорим.

***

Сейрейтей гудел - обсуждали безумное решение главы клана Кучики принять в семью безродную девчонку из Руконгая. Вечерело, измотанный Ичимару тащился из казарм домой, обдумывая дела на завтра.

- Говорят, эта Рукия похожа на его бывшую жену…

- Недолго погоревал, голубок, теперь развеется, - из-за поворота послышалось хихиканье.

- Вот кому-то везет. Им все, а нам ничего. Я слышал, она горячая штучка.

«Рукия». Дыхание застряло в горле, и только это спасло незадачливых сплетников. Шинсо пока плохо поддавался ментальным командам, одного зверского желания убить было явно недостаточно. А потом включился разум. И стало смешно - до икоты. «До чего докатился, Гин. Пойди еще, вцепись в глотку Бьякуе. Тогда не только сам смеяться будешь, Айзен-тайчо просто лопнет от хохота».

Капитан - образованный человек, куда там безродному выскочке из Руконгая. Он вечно что-то читает, а любопытный лейтенант подбирает за ним свитки и так коротает бессонные ночи. И потихоньку начинает понимать своего тайчо. Да уж, до недавнего времени Айзен был единственным, с кем не было скучно. Пока не появилась та девчонка. Рукия. Эк тебя зацепило, кицунэ-сан. Пора стряхнуть морок и жить дальше. Сам-то знаешь, чего хочешь?

Пара десятков скользящих шагов - и он на скале Соугьеку. Помедлил, улыбнулся и шагнул с обрыва вниз, так что сердце ухнуло в пятки. И наконец перестало трепыхаться, как муха в патоке. И только у самой земли затормозил и помчался дальше, вглубь темных кварталов Руконгая, туда, где все началось. Где впервые ощутил грызущий голод. Совсем как сейчас.

У небольшого бугорка, который остался от их убежища, подхватив себя под колени и тихонько покачиваясь, сидела Мацумото.

- Привет, - оглянулась, изумленно вскинула брови. - Какие люди! И без охраны.

- Шутки у тебя. Накаркаешь… Рад тебя видеть.

Рангику подвинулась и похлопала рядом с собой по траве.

- Давно не виделись. Как жизнь?

- Ползаем помаленьку. У тебя?

- Неплохо. Я уже четвертый офицер.

- Ну, смотри, скоро меня догонишь, - Гин улыбнулся и приобнял ее за плечи.

- Ага. Ты вечно мчишься куда-то за горизонт, а я ковыляю следом. Смотри, сейчас ты лейтенант, потом будешь капитаном, потом…

- Да, и что потом?

- А потом ты соскучишься и тебе захочется еще выше.

- Выше только звезды.

- Ну так соорудишь себе местечко среди звезд. Ты ведь не сможешь остановиться. У тебя просто не получится. Бешеная лиса, ужас обывателей, кошмар конформистов.

- И объект безнадежной страсти всего Сейрейтея, - он почувствовал, как напряглись под рукой теплые плечи. - И бессильной зависти напыщенных идиотов. Вроде Маюри.

- Не дразни его, пожалей, - Рангику встряхнулась и лукаво посмотрела в прищуренные глаза.

- Добрая ты… Знаешь, а я не умею. Просто не знаю, как это делается, - Гин сел поудобнее и запустил пальцы ее роскошную гриву. - На самом деле, это удобно. Полная ясность рассудка и никаких иллюзий. Я и себя-то не жалею.

- Хмм… Тебя нельзя жалеть. Только любить или ненавидеть, и все – до пьяных холлоу в глазах, до визга и рыданий в подушку.

«Эх, подруга дорогая. Кажется, тут-то ты и дала маху. Есть одна… сидит сейчас в гостиной Кучики, и плевать ей на всех кицунэ мира» - Гин помотал головой, отгоняя вредные мысли, сорвал и прикусил травинку. Пожевал, задумчиво глядя в розовеющее небо. Темные на фоне заката облака наползали на солнце с неумолимостью танковых клиньев, а ветер играючи гнал их прочь, не давая собраться для решительного броска. У солнца неплохие союзники. Ветер силен и неуловим, и сила его до времени скрыта. Учись, кицунэ-сан.

Рангику потянулась, потерлась щекой и положила голову ему на плечо, открывая великолепный обзор на персиковую в закатном солнце кожу в вырезе косодэ. Провести пальцем вдоль странной цепочки, про которую она никому не рассказывает, вниз, где она теряется в глубокой ложбинке. Наклониться и повторить этот путь губами, еле касаясь, словно кистью для туши или крылом бабочки, потереться носом о шею, прочертить двойную дорожку – носом и языком – от шеи к груди, услышать тихий резкий вздох. Улыбнуться.

Грудь Рангику поднимается и опадает, будто хочет убежать. Поймать ее, слегка сдавить, покружить большим пальцем вокруг соска, нажать и опять покружить, и еще раз. В награду получить долгий хрипловатый стон, от которого кружится голова, и вся кровь отливает вниз.

Солнце падает за горизонт, прощальный порыв ветра будто тушит свет, а воздух наполняется звоном цикад.

Рангику проводит языком по губам, забирается пальцами в серебристые волосы, осторожно тянет, постепенно усиливая нажим. «О, давай, давай еще, чтобы выдрать с корнем ненужные мысли».

Второй рукой высвободить другую грудь. Это просто, она как будто сама ложится в ладонь. Прижаться щекой, обвести сосок, подуть и покрутить языком. Лизнуть, прислушиваясь к дыханию над головой, да, да, давай, попроси меня. Ты можешь, я знаю, давай, буду дразнить, пока не скажешь. Чего хочешь. От меня. Ну. Давай. Рангику. Девочка моя, сука, давай, скажи, я же слышу, как ты дышишь. Прикусить сосок, втянуть в рот, выпустить. Языком - влажную дорожку к другой груди, плавно, неторопливо, а пальцы обеих рук продолжают чуть более жестокую игру с сосками. Покрутить в пальцах, сжать, сдавить, погладить. Мацумото отчаянно выгибается, пытаясь прижаться бедрами. Нет, зарыться лицом в грудь, втянуть носом ее пряный запах, провести языком вверх, покружить в ямке между ключиц, прикусить кожу на шее. Чуть касаясь губами, поцеловать в уголок рта. Посмотреть в глаза.

- Гин, давай.

- Что? - хитрющая улыбка.

- Ты знаешь, что, - она резко дергает пояс и легко освобождается от одежды. Да, есть на что посмотреть, даже при свете звезд.

- Нееет, не знаю, - тянет он по-детски капризно. Пусть она скажет.

- Блин, Гин, будь так любезен, сними штаны и трахни меня, зараза.

- С удовольствием, - почему от этих слов совершенно сносит крышу? Маленькая победа? А для полноты ощущений ему так нужна победа над партнером? И больше никаких мыслей, и гул в ушах, и губы, и можно уступить, когда ее язык осторожно проникает в рот. Впустить, лизнуть, погладить, резкое движение – и уже ты обводишь языком ее губы, медленно, дразня, втягиваешь в рот нижнюю. Прикусить, помотать головой, отпустить и впиться губами в ее рот, и уже нет сил терпеть, и не хватает воздуха. Одной рукой рвануть пояс, почувствовать, как ее колени обхватывают бедра, закрыть глаза. Беззвучно прошептать «Рукия» в податливый рот, и не смотреть, ни за что не смотреть, голубые глаза… не тот цвет… «не думать, не думать, нет – нет – блядь – нет» - как рэп-мантра, задающая ритм. Закусить губу, чтобы не выкрикнуть вслух, когда уже не сможешь сдержаться. И ткнуться головой в изгиб шеи.

- «Ты прекрасна, возлюбленная моя»… - «Никогда больше, слышишь? Ты–никогда–больше–к ней–не–прикоснешься, гад, извращенец, сука, у тебя, дурака, совсем мозги набекрень».

- Ги-ин, - тихий, такой уютный голос, рука в волосах. И откуда эта жалость к себе? Кажется, посмотришь в зеркало – потянет блевать. - Я… - «Быстро, ну, говори что-нибудь, не дай ей это сказать»…

- Рангиииику, солнышко, стоит ли валяться в траве с голой задницей в такой чудный вечер? Сыграем… в шунпо-салки. Отсюда и до твоих казарм. Кто проиграет, с того пузырь. Ну как? - лукавая улыбка.

Неожиданно прямой взгляд, кивок, и она начинает одеваться. На Мацумото приятно смотреть – движения неторопливы, точны и изящны: сильная, уверенная в себе, роскошная женщина. С очень умными и грустными глазами. «Сволочь ты, Гин».

- Окей, пузырь - с тебя, - ее улыбка получилась почти веселой. - Будь здоров, кицунэ-сан. Не сломай шею.

На шунпо Мацумото стоило посмотреть. Если гоняться всерьез, еще неизвестно, кто победит.

***

- Рангику-сан, а Рангику-сан, - ворота казармы подпирал лысый громила с подведенными глазами. - С-сегодня Кучики празднуют поп-полнение. П-пойдем, выпьем?

- Вдвоем, что ли?

- Не, н-нас много, - он сделал широкий жест, и из тени выступили три фигуры. - Будет весело! - Иба-сан, красавчик Кайен и еще какой-то милый мальчик с перьями на ресницах. - Это наш Юмичика, прошу любить и жаловать.

- Ладно, пошли. Все равно делать нечего, а настроение – хоть вой.

- Вот и повоем вместе. На луну.

Поместье Кучики было не узнать: повсюду гирлянды разноцветных фонариков и толпы подвыпивших шинигами. Иккаку пытался петь, вяло отбиваясь от любвеобильного Юмичики. Рангику прокралась вглубь сада и перешла ручей по маленькому мостику. Дальше были сплошные заросли, где можно свернуться клубочком у ствола криптомерии, подхватить себя под коленки и как следует пожалеть. Вот только глупо это – жалеть себя.

- «Без крышки гроб его несли, скок-скок со всех ног. - Смешно и бессмысленно. - ручьями слезы в гроб текли. прощай, мой голубок». - Знала, на что идешь, вот только все эти годы надеялась на чудо, на то, что нужна ему, а он почему-то молчит, скрывает. Вот дурочка. Потом думала, что ему вообще никто не нужен - лисья натура, и радовалась крохам с барского стола. Но сегодня что-то было не так. Странная нежность этих ласковых рук. В последний раз? Как будто не с тобой. Обхватить лицо руками. Неужели кто-то достучался? Раскачиваясь в такт мыслям. Не хочу так. Все, хватит. Надо. Как-то. Жить. Дальше. Я не позволю. Больше. Себя. Мучить. И где-то в глубине ехидный голосок: сама-то веришь? Нет, не верю. Только, кажется, он больше не придет.

«Ты прекрасна, возлюбленная моя»… Какая чушь.

Из-под пальцев текли слезы, затекали в рукава. Будет мокро и противно. Ну и черт с ним. А что-то внутри кричит, что хватит себя жалеть, это ничего не даст, кроме головной боли назавтра, хуже похмелья. Завалиться на кучу опавшей хвои и беззвучно оплакивать… бессмысленно потраченное время? Глупость? Любовь? Какая разница? И заснуть, проспать до серо-розового рассвета, когда волосы и рукава влажны от росы, тело закоченело и не слушается, и проснуться от звука шагов по мосту через ручей.

- Не грусти, Рукия, все просто замечательно. У тебя теперь есть семья.

- Какая семья, Ренджи? Это дом с привидениями, из которых самые живые косятся на меня, а главный похож на мороженую рыбу.

Двое захихикали.

- Ну, ты же справишься, как всегда, - завистливый вздох. - Просто… ты не умеешь сдаваться. Может, сначала будет трудно, но мы видали и не такое. Ты тут вообще круче всех.

- Ууу… сколько слов. Не надо, Ренджи, я и так знаю, что все утрясется… как-нибудь. Просто надеялась, наверное, идиотка... еще только разреветься не хватало. Глупо. Больше вообще не буду надеяться, никогда. Ненавижу слабость.

В криптомериях орали птицы, звенел ручей, почти заглушая тихий разговор. Двое почти исчезли за деревьями. Рангику промассировала затекшие руки и ноги и медленно встала; подслушанное как будто поставило точку после вчерашних размышлений: надо просто жить дальше. Уже казалось, что получать удовольствие от самой жизни, не ожидая подачек, но радуясь подаркам – не так уж трудно.

***

Мацумото и след простыл, а Гин все лежал на куче одежды, раскинув руки и глядя вверх. Цвет неба постепенно менялся от серо-синего к бархатно-черному, а из-за дальних домов показался узенький месяц. Теплый ветерок трогал разгоряченное тело.

Чертова девчонка. Кучики Рукия. Пустое место. А сердце дрожащей птицей пикирует куда-то вниз, и мысли только о ней, стоит закрыть глаза… и никаких звезд… И похабное воображение невесть с чего услужливо рисует фантастические картины из жизни семейства Кучики. Спешите видеть! Потное совокупление при свете фонариков.

Пальцы Бьякуи жадно лезут в вырез домашнего кимоно, шепот:

- Ты так похожа на нее…

Девчонка молчит, почему-то никак не удается представить себе ее ответ, только смотрит глазищами и опускается на футон. А проворные капитанские пальцы уже скользят вверх по ноге и раздвигают…

«Возьми себя в руки, расслабься, дыши, дыши же. Посмешище». - Рука сжимает член. Ай-ай-ай, только извращенец может возбудиться от такой мерзости. Да, извращенец, и да, мерзко, а что делать? Дыхание застряло в горле, и ты же только что с Мацумото, и небо, месяц, тонкий, как твоя улыбка, и нет никакой улыбки, только закушенная губа и плавные движения.

…полы кимоно… Полуприкрытые глаза Кучики темнеют. Из-под складок одежды и рассыпавшихся волос видны только ее глаза. Без выражения.

И снова звезды, и руке мокро и липко, и разбирает истерический смех. Эротическая фантазия, блин. Я безумен только при северо-восточном ветре… Ладно, весь Готэй считает тебя странным и обходит за два квартала, но когда сам… плохи твои дела, серебристый лис. Совсем никуда.

Вытереть руку о траву, выдранным пучком очистить грудь и живот, вдохнуть терпкий запах земли, который всегда сильнее ночью. И лежать, раскинувшись, глядя в небо. И нет никаких мыслей, и тебя тоже нет: есть только небо и ветер, звезды почти незаметно движутся, ссыпаются куда-то за край земли, и месяц уходит за горизонт. Проснуться перед рассветом от того, что холодно. Натянуть одежду и в сотню прыжков добраться до казарм. Новый день – новые песни.

***

- Тебя можно поздравить, Ичимару? - Айзен-сама, сама забота и внимание. - С банкаем? - Вот только почему чувствуешь себя мухой на булавке?

- Да, тайчо, - сегодня в улыбке Гина чуть больше радости. Или самодовольства?

- Прекрасно. Это открывает новые возможности. Твоя деятельность в академии… полезна. Мне нужна информация о студентах, отправляющихся на грунт.

- Моя группа идет через три дня. Что надо сделать? - Что вы задумали на этот раз, тайчо?

- Выясни детали: место, время, точный состав группы, и устрой так, чтобы мы первыми получали информацию о любых неожиданностях.

- Будет сделано, капитан. Я с ними не иду, но постараюсь устроить дежурство в пункте связи.

- Прекрасно. С тобой приятно иметь дело. Информация нужна не позднее чем завтра.

***

Вечер, за окном перекликаются патрули.

По столу расплывается вонючая лужа дешевого сакэ, Ичимару задумчиво рисует палочками по рассыпанному мокрому рису. Рогатая рожа холлоу. Когтистая лапа. Четыре фигурки, спина к спине. Резким движением стирает все и делает несколько больших глотков из бутылки. Кладет голову на руку и будто засыпает.

Перед глазами мелькают сегодняшние картинки. Трупы. Дикие глаза рыжего дружка Рукии. Белобрысый парень в истерике кричит, что не хочет умирать. Глупец. Кто же хочет. Только надо это скрывать, тща-ательно. Так-то вот. Тайчо, конечно, велик в своей мудрости, ками ему судья и его экспериментам, но почему-то сейчас, ночью, после всего, хочется сидеть в одиночестве, надираться гадостью и думать. - Что с тобой, кицуне-сан? - Почему, увидев в заварушке рыжего недотепу, дружка Рукии, захотелось наплевать на приказы и кинуться на помощь, и одновременно стоять и смотреть, как его порвут в мелкие клочья? А еще очень интересно, откуда взялись эти странные твари. Есть кое-какие мыслишки.

Еще глоток мерзкого пойла: томление духа лучше всего лечится некачественными напитками. - Айзен-сама, что же это вы такое затеяли?

Сладко… спать мордой в тарелку. Дивно… просыпаться с дикой головной болью и ощущением, что поужинал из ближайшего сортира. Все лучше, чем запоздалый приход сознания и возвращение этих странных мыслей. Крепись, бродяга, бывало и похуже. Как-нибудь прорвемся. И тогда…

Новый день. Работа до седьмого пота.

Тихая ярость. С улыбкой.

@темы: Мацумото, Рукия, Внимание: рейтинг!, Айзен, Гет, Яой, Гин, Фанфики

---

Блич-кинк. По-прежнему наше всё. (Кайен/Рукия)

[Нему-сама]

Без названия.
Автор неизвестен.

Пейринг: Кайен/Рукия

Рейтинг: R

Дальше?

Здесь нет времени отдыхать, восстанавливая силы, нет возможности остановиться, давая ранам полностью залечиться. Это даже не череда отдельных схваток - это бесконечное, непрерывное сражение, когда победа над одним арранкаром лишь знаменует начало драки со вторым.
Рукия рада этому. Напряжение битвы помогает ей не думать: об опасности, которая угрожает ее друзьям, рискующих жизнями где-то рядом. Об Ичиго, которому, в его стремлении защитить всех, тяжелее, чем кому-либо другому. О бое, едва не закончившимся ее смертью. И о враге в облике самого дорогого человека.
Еще два арранкара - слишком слабые, чтобы задержать ее на пути к друзьям более, чем на несколько секунд. Еще одна массивная дверь, отделяющая, видимо, этот зал от следующего - но недостаточно массивная, чтобы выдержать ее атаку. Еще несколько десятков метров, которые она преодолеет за пару секунд. Она не имеет права медлить, ей надо спешить к... кому?

Сегодня она едва не погибла. Позади - несколько часов непрекращающегося ни на минуту сражения. Она невероятно устала. Возможно, это изможденное сознание сыграло с ней дурную шутку. Потому что сейчас, здесь, его быть не может.
Пусть смутно, но она помнит, чем закончился тот бой. Все, что осталось после девятого Эспады, это человеческое тело, лишенное головы, осколки стекла, две маски пустых и лужи непонятной жидкости. И все это, если даже и уцелело после сражения нии-самы, осталось в той башне. Оно осталось там, его тело. Человеческое тело.
После его гибели от него остались его собственные маски, превратившиеся в жидкость тела поглощенных им пустых и тело некогда поглощенного им вместе с Метастазией...
Кто угодно из обитающих в Лас Ночес арранкаров мог перенести сюда останки девятого Эспады - не зная, что и не эспаде они принадлежат, а одной из его жертв. А тело, из-за особенностей Аароньеро при свете солнца терявшее человеческое лицо, окончательно отделившись от пустого, вернулось в свой истинный облик.

Рукия едва ли задумывается над логичностью этих выводов, но хватается за мысль, как за спасительную соломинку. Ведь это не исключено, да? Необоснованная, глупая, бредовая идея - но ведь это возможно, да?
В центре этого зала, на небольшом каменном возвышении, лежит Шиба Кайен, и этому должно быть нормальное объяснение. Это может быть иллюзия. Или ловушка. Или подготовленное кем-либо искусственное тело, вроде гигая. Или она сошла с ума. Что угодно. Но это не тело Кайена-доно. Он мертв. И ей давно пора смириться, давно пора перестать жить призраками прошлого, давно пора вернуться в реальность. Перед ней обман, и она не имеет права тратить время на бесплодные сомнения, пока гибнут ее друзья. Она должна вернуться к ним, и сражаться вместе с ними, и защищать их, и любить их, и быть счастливой вместе с ними. Ее место - не рядом с призраком, а рядом с друзьями. Рядом с Ичиго.

Рукия любит Ичиго.
Потому что он похож на Кайена. Каждый раз, глядя на рыжего шинигами, она может увидеть его.
Рукия благодарна Ичиго.
Потому что он не такой, как Кайен. Будь рядом с ней его точная копия, по внешности и по поведению, она бы сошла с ума.
Вся ее жизнь до Кайена - ничто, не жизнь, но лишь существование. Те несколько лет, проведенных рядом с ним - абсолютное счастье - то самое, к которому стремятся, которое ищут всю жизнь - так неожиданно, так внезапно пришедшее к ней. И потерянное столь же внезапно. После его смерти была бессмысленная череда пустых дней, по инерции проходивших мимо нее - и только появление этого мальчишки, как ей казалось, спасло ее. Как ей казалось.
Но Ичиго - не Кайен, и никогда не будет похож на него, и никогда его не заменит, и никогда она не будет любить его так, как любила Кайена. А Кайен мертв, мертв, и он никогда не вернется, она никогда его не увидит, ей никогда уже не прикоснуться к нему, не поцеловать его, никогда, никогда, никогда, никогда не...
Стены зала, кажется, дрожат от крика Рукии.
Это не он. Это даже не его тело. Глупо верить, что может быть иначе.
Только Рукии плевать.
Она устала от напрасных надежд, что он вернется. Устала каждый раз доказывать себе, что Ичиго и Кайен лишь схожи внешне. Устала убеждать себя в том, что в девятом Эспаде нет ничего от Кайена. Если для того, чтобы избавиться от этой тянущей, неохватной боли, нужно обмануть себя, она это сделает.
И она видит перед собой лишь его. Ее Кайен.

И куда-то исчезает стыд, не позволявший ей задержать на нем взгляд, когда хотелось смотреть на него часами, не допускавший никаких прикосновений, кроме продиктованных необходимостью, не дававший ей даже мечтать о том, что он может быть ее.
Рукия наклоняется к этому лицу, такому родному, такому любимому, и проводит пальцами по щеке. Она еще не канула во тьме бесконечной пустоты, она еще может выбраться. Она еще может улыбаться. Потому что он есть. Он перед ней.
Его губы холодны, но это неважно. Он не отвечает на ее поцелуй, но ей все равно. Он не смущается, когда их одежда летит в сторону, но это и не к чему. Он не обнимает ее в ответ, но ее это не волнует. Его тело никак не реагирует на прикосновения ее губ, языка, пальцев, но она и не замечает этого. Он ласкает ее, только если она сама берет его руку в свои, но для нее разница несущественна. Он позволяет ей все, что она так долго мечтала сделать, не имея смелости признаться в этом даже самой себе, и большего не нужно.
Она с ним, и этого достаточно.
Рукия счастлива.

@темы: Рукия, Внимание: рейтинг!, Кайен, Гет

---

Интересные факты о манге.

[Нему-сама]

Bleach poems - стихи из манги


Перевод: [info]d-sky


Вот что значит читать по главам – даже не подозревала до сегодняшнего дня, что каждый выходящий том имеет на обложке конкретного персонажа, что вполне естественно, а каждому персонажу соответствует свое стихотворение, что уже интереснее.



1 том, Куросаки Ичиго

我らは姿無きが故に
それを畏れ

То, что не имеет формы,
Внушает нам страх.



2 том, Кучики Рукия

人が希望を持ちえるのは
死が目に見えぬものであるからだ

Надежда остается с человеком,
Поскольку глаз его не может видеть смерть.

В том же духе до 20-го тома, включая Ренджи, Бьякую, Гина. ^^

3 том, Иное Орихиме

もし わたしが雨だったなら
それが永遠に交わることのない
空と大地を繋ぎ留めるように
誰かの心を繋ぎ留める
ことができただろうか

А если бы я стала вдруг дождем,
Смогла бы я навечно слиться
С другого человека сердцем так,
Как дождь в своем паденье
Соединяет небеса и землю?



4 том, Исида Юрю

ぼくたちはひかれあう
水滴のように惑星のように
ぼくたちは反発しあう
磁石のように肌の色のように

Мы притягиваемся друг к другу
Как планеты. Мы похожи, как капли воды.
Мы отталкиваемся друг от друга,
Как магниты. Наша кожа отлична по цвету.



5 «Чед» Ясутора

剣を握らなければ　おまえを守れない
剣を握ったままでは　おまえを抱き締められない

Пока в моих руках нет меча, мне нечем тебя защищать.
Пока в моих руках есть меч, мне нечем тебя обнять.



6 том, Урахара Киске

Его прогон я не понимаю совсем и вообще (угадал все буквы, не смог прочесть слово), так что пусть он остается в первозданном виде:


そう、我々に運命などない
無知と恐怖にのまれ
足を踏み外したものたちだけが
運命と呼ばれる濁流の中へと
堕ちてゆくのだ


(Про судьбу - грязную реку в свое время что-то гнал Спайк Шпигель, наверное, распространеннное сравнение).



7 том, Кучики Бякуя

我々は涙を流すべきではない
それは心に対する肉体の敗北であり
我々が心というものを
持て余す存在であるということの
証明にほかならないからだ

Мы не имеем права слезы лить.
Иначе тело подчинится сердцу,
И это будет доказательством того,
Что наше сердце в очередь свою
Не подчинится никаким приказам.



8 том, Зангетсу

錆びつけば二度と突き立てられず
摑み損なえば　我が身を裂く
そう　誇りとは
刃に似ている

Покрывшись ржавчиной, уже не режу я,
Утратишь хватку – проиграешь битву.
И с гордостью все так же обстоит.
Ну что ж, я меч, я знаю это сам.



09 том, Сиба Кукаку

ああ　おれたちは皆
眼をあけたまま
空を飛ぶ夢を見てるんだ

Хоть наши глаза и открыты,
Они видят сон о полете
Сквозь небо.



10 том, Сиба Гандзю

俺達は手を伸ばす
雲を払い空を貫き
月と火星は摑めても
真実には　まだ届かない

Лишь руку протяни – и облака шутя
Смахнешь с небес, а может и луну
Возьмешь в ладони, только вот
Как ни тянись ты – не ухватишь правды.



11 том, Абараи Рендзи

届かぬ牙に火を灯す
あの星を見ずに済むように
この吭を裂いてしまわぬように

Недосягаемый клык пламенем сияет.
Я не желаю на него смотреть,
Чтоб горло мне не раздирало криком.



12 том, Айзен Соске

我々が岩壁の花を美しく思うのは
我々が岩壁に足を止めてしまうからだ
悚れ無きその花のように
空へと踏み出せずにいるからだ

Цветок у края пропасти прекрасен.
Мы в страхе замираем на краю,
Вместо того, чтобы ступить на небо,
Забыв о страхе, как этот цветок.

(Грамматическое отступление: забавная все-таки штука – форма на «тэ симау». Употребляется для – цитирую учебник - выражения наступления нового неблагоприятного состояния в результате совершения необратимого действия. Ну, шаг с обрыва с высокой вероятностью окажется необратимым, да благоприятным его последствия не назовешь... короче, убиться веником).



13 том, Зараки Кемпачи

誇りを一つ捨てるたび
我らは獣に一歩近付く
心を一つ殺すたび
我らは獣から一歩遠退く

Каждый раз, забывая гордость,
Мы на шаг приближаемся к зверю
Каждый раз, убивая душу,
Мы на шаг отступаем от зверя.



14 том, Ямада Ханатаро

軋む軋む浄罪の塔
光のごとくに世界を貫く
揺れる揺れる背骨の塔
堕ちてゆくのはぼくらか　空か

Шатается, шатается башня покаяния,
И свет пронзает этот мир насквозь.
Трескается, трескается башня позвоночника,
Что рухнет раньше, небо или мы?



15 том, Кира Изуру

ぼくはただきみに
さよならを言う練習をする

Я просто учусь
Говорить тебе слово «прощай».


16 том, Хицугайя Тосиро

降り頻る太陽の鬣が
薄氷に残る足跡を消してゆく

欺かれるを恐れるな
世界は既に欺きの上にある

Метель стирает солнечною гривой
Следы шагов идущего по льду.

Бояться лжи не надо – этот мир
Давно уж держится одною ложью.

(鬣 - львиная грива, имя Хитсугайи, Тосиро, означает «зимний лев». Солнце же – первый иероглиф в его фамилии. Снегопад, скрывающий следы – конкретный кадр из 169 главы, воспоминание Рангику. Весь мир давно уже держится лишь ложью – строчка из имиджевой песни Ичимару. 薄氷, дословно «тонкий лед» - означает «опасность»).



17 том, Сюхоин Йороичи

血のように赤く
骨のように白く
孤独のように赤く
黙のように白く
獣の神経のように赤く
神の心臓のように白く
溶け出す憎悪のように赤く
凍てつく傷歎のように白く
夜を食む影のように赤く
月を射抜く吐息のように
白く輝き赤く散る

Красный, как кровь
Белый, как кость,
Красный, как одиночество,
Белый, как молчание,
Красный, как животная страсть,
Белый, как чистое сердце,
Красный, как тлеющая ненависть
Белый, как замирающий крик боли.

Тени ночи окрашены красным,
И лунный свет белее белого
Вдруг осыплется алыми лепестками.

(Кровь и кость – символ родственной связи. Глагол «осыпаться» употреблен тот же, что использует как команду Бякуя, когда его меч превращается в тысячу лепестков).


18 том, Сой Фонг

あなたの影は密やかに
行くあての無い毒針のように
私の歩みを縫いつける

あなたの光はしなやかに
給水搭を打つ落雷のように
私の命の源を断つ

Твоя неразгаданная тень легла на пути,
Никуда не уйти – как отравленной иглой
Мои шаги сшиты.

Твой ласковый свет так изящно
Источник моей жизни разрушает,
Как молния режет воду.



19 том, Куросаки Ичиго

そう、何ものも　わたしの世界を変えられはしない

Все ерунда, я так и знал, мой мир ничто не может изменить.


20 том, Ичимару Гин

美しきを愛に譬ふのは
愛の姿を知らぬ者

醜きを愛に譬ふのは　
愛を知ったと驕る者

Тот, кто скажет: «любовь так прекрасна!»,
Лишь прикасался к внешнему покрову.

«Как уродлива», скажет тот,
Кто имел безрассудство любить.

@темы: Наблюдения за Готеем (информация), Манга

---

[Мидзу]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Кенсей/Шухей

[Нему-сама]

Бличкинк- наше всё!

Автор неизвестен.

Пейринг: Кенсей/Шухей

Рейтинг: R
Крохотная зарисовка.

Дальше?

Горячие ладони ласкают тело. Менос подери! Почему у него такие обжигающие ладони? Это не мужчина, а сгусток огня! Шухей пытается выворачиваться, даже понимая – не поможет. Эти опаляющие прикосновения ещё и вездесущи. И непозволительно нежны. Настолько, что не хочется избегать их!
Менос подери! Почему?!
У него мягкие, пусть и обветренные губы, кривящиеся в открытой белозубой усмешке. Такая улыбка… такая же, как он: решительная и сильная. И хочется оскалиться в ответ, точно волчонок одобрительно посмотревшему на него вожаку стаи. Шухей улыбается, стараясь не обращать внимание на таящуюся внутри глаз мужчины грусть.
Почему?!
Он настойчив, хоть и осторожен. И Хисаги стонет под ним, отдается, едва сдерживаясь, надеясь не сделать что-нибудь, что спровоцирует смех. Шухей не любит, когда над ним смеются. Хотя этому мужчине он простит всё, что угодно. И не потому, что должен ему целую вечность. А просто… просто…
Почему он?!
Хисаги сжимает зубы, пытаясь подавить стон боли, когда сильные скользкие пальцы начинают медленно разминать его изнутри, мягко проникая в тугое кольцо мышц. Шухей вслушивается в каждое движение, изнывая от нетерпения и в то же время, будто каждый раз – впервые, ожидая всплеска красных сполохов. Он знает, что слишком узок… и раз от раза не становится проще. Пусть. Ведь он не боится.
Разве что своих мыслей. Почему?..
Хисаги боялся ответа на этот вопрос: все ведь окажется просто, без лишних драм. И мстить будет - некому. Или, что ещё хуже, не достанет для этого сил.
Руководство Готей 13 хранило мрачное молчание в отношении тех событий: исчезновения нескольких капитанов и лейтенантов вслед за простыми душами и рядовыми шинигами. Нашел ли Совет 46 преступников? А командование Готей 13? Нет? Или не имели возможности наказать? Или уже обрушили кару на виноватых?
Отчаянное желание знать правду умирало в столкновении с необходимость оставаться в неведении. Как издыхала боль от первого проникновения внушительного члена этого мужчины в волнах наслаждения, следующих за осторожными движениями.
Почему именно так?
Шухей не знал. Но через некоторое время, когда мощные руки приподнимали его бедра вверх, а загадочная 69 начинала ритмично маячить перед взглядом, предвосхищая новый удар либо боли, цепляющейся в поясницу и бедра, либо наслаждения, ему становилось практически все равно. Плевать, что его имеет мужчина, шинигами, которым он восхищается, которому подражает, которого - не хотел так. Или? Плевать...
Мугурума Кенсей … имеет право делать с Хисаги Шухеем всё, что ему заблагорасудится.
Даже раз за разом, каждую ночь, сублимировать свое "неисчезновение" и раскатывать мальчишку, которого когда-то спас, которому показал значение слов "мощь" и "доброта", которого надоумил - "стать как он", по футону, жарко и яростно выдыхая в судороге оргазма, мягко, но безаппеляционно заставляя ощущать свою силу.
Пусть... Хисаги легко признавался себе в том, что ему нравятся эти сны, а более частая стирка измятого белья не напрягает вовсе, но избегал даже попыток объяснить, отчего становится так больно в груди, когда Кенсей , мягко выйдя из разгоряченного тела и доведя Шухея до пика руками или ртом, тихо накидывал одежду и исчезал, ухмыльнувшись на прощанье, точно говоря "не смей раскисать"! Внутри предательски что-то сжималось, а жажда мести вспыхивала с новой силой. Шухей прекрасно знал, насколько отчаянно ему необходим образ Мугурумы-тайчо...
И посмеивался, когда казарма начинала ржать на тему того, что Хисаги опять снился "мокрый" сон. Посмеивался над ними, ощущая своё превосходство. У него были причины и источник решимости для того, чтобы стать лучшим из лучших. И тогда – он сможет осуществить задуманное. Сможет!


UPD: И второе, не менее вкусное произведение.

таймлайн ≈ пост-39й том.
Рейтинг: NC-17
От Нему- на скобки не обращаем внимания, гомэн.

М-м-м?

***

…тусклый свет электрической лампы, ноющая боль в рёбрах, тишина.
Шухей медленно приходит в сознание. Он лежит на полу в небольшой, незнакомой полутёмной комнате, а напротив, скрестив руки на груди, стоит человек. Хисаги прищуривается и пытается приподняться…
…И тут же падает обратно на футон.

Просто это оказалось уже слишком. Они едва не потеряли Мацумото, и был ранен Иккаку, и Хинамори, и Кира, а потом и он сам… и эта жуткая, непрекращающаяся битва длиною в день… или два? или дольше?.. и Айзен, и арранкары… а теперь – этот человек. Человек, который был для него идеалом, которого он боготворил и на которого равнялся, которому обязан жизнью и которого много лет считал погибшим, теперь этот человек стоит перед ним, как тогда, спрашивает «Жив?» и хмуро разглядывает не слишком аккуратную перевязку. И этот человек снова его спас. Хотя, скорее всего, даже не подозревает, что снова.
Наверное, он просто сходит с ума.
И < Шухей > смеётся. Сиплым, сбивчивым, лающим смехом, улыбаясь широко и радостно, а из глаз безостановочно, против воли катятся крупные слёзы.
Точно, совсем как тогда. И он смеётся сильней.
Но сквозь смех, и боль, и свистящие выдохи… и даже если это всего лишь иллюзия, он всё равно…
— < Кенсей-тайчо >… я так рад, что вы живы.

«Мда, простое успокойся тут не поможет…»
< Кенсей > смотрит на раненого парня у своих ног, и то ли цифры на щеке, то ли неожиданное, неуместное «тайчо», то ли этот истерический смех поднимают из памяти мутное, расплывчатое воспоминание того дня… того самого дня, предпоследнего в Сейрейтее.
…отчаянный крик, и громадный пустой, и «Сдувай, Тачиказе!»
«Как тебя зовут?»
«Хи…Хисаги < Шухей >», — хлюпая носом, запинается замызганный руконгайский мальчишка.
— Хисаги < Шухей >, — вслух повторяет вайзард, задумчиво скребя в затылке пятернёй.
И парень перед ним давится смехом и вмиг затихает.
Хе-хе, похоже, и правда он.
Не вполне уверенный, что боец сейчас в состоянии соображать, < Кенсей > всё-таки объясняет:
— Ранили Тоусена. И Генрюсаю удалось договориться о десятичасовой передышке. Так что спи давай. Нас разбудят ко времени.

Произносит всё это и ложится рядом, под прямым углом, головой на край футона; седые коротко стриженые пряди щекотно колют < Шухею > обнажённую кожу плеча.
Ложится и тут же засыпает, по-военному быстро. Есть время спать – надо спать, привычка, наработанная годами службы, от которой уже захочешь и не избавишься. А он наверняка и не хочет.
Хисаги прекрасно всё это знает, но разве можно уснуть, когда…
Немного успокоившись, < Шухей > осторожно, стараясь не потревожить спящего, приподнимается на локте и поворачивается на бок. Рана отзывается неприятным, тянущим чувством, но зато теперь можно как следует разглядеть самого важного для него человека.
И он разглядывает, долго, внимательно, пристально. С особенным удовольствием отмечая чуть видные «награды» прошлых боёв, и серебряный пирсинг, вцепившийся ухо, и то, что капитан не изменился совсем, всё такой же молодой и… Хисаги не даёт себе додумать. Мысль кажется дикой и настолько неправильной, что лучше поскорее избавиться от неё…
< Шухей > неосознанно встряхивает головой. Зря.
Одно мимолётное колебание воздуха – и капитан в момент просыпается. Вздёрнув проколотую бровь, подозрительно смотрит на < Шухея >.
— Ты чего?
От неожиданности шарахнувшись обратно на футон, Хисаги выдаёт первое, что приходит в голову:
— Сто лет вас не видел, — и сам удивляется собственной глупости.
Но, похоже, дурацкая ситуация веселит капитана. < Кенсей > шумно фыркает:
— Странный ты какой-то… а по виду не скажешь, — и мгновением спустя разворачивается неуловимым движением, ложится рядом, лицом к лицу, и почти оказывается сверху.
— Шея затекла, — ворчит Кенсей , и, подперев щёку кулаком, отчего-то очень серьёзно рассматривает Шухея .
И Шухей , наконец сообразив, что занял единственный в комнате футон, уже собирается извиняться за неудобства, но тут капитан протягивает руку и легко касается его левой скулы. Шухей удивлённо моргает.
— Зачем? — коротко спрашивает капитан.
— Чтобы всегда помнить, кому я обязан жизнью, — спокойно и просто отвечает Хисаги.
Кенсей только хмыкает, и большим пальцем неспешно обводит чёткие контуры знакомых цифр.
А Шухей закрывает глаза и прислушивается, пытаясь лучше запомнить новое, удивительное ощущение горячей, сухой, чуть шершавой ладони на своей щеке. Капитан совсем близко, он тёплый и пахнет мылом, и лимоном, и воздухом после грозы, а сам Шухей – кровью, стерильными бинтами и спиртом, но это только обостряет восприятие. А ещё от капитана веет силой и жёсткой, ломаной, необычной рейацу – рейацу не шинигами. Почему?..
Увлёкшись, Хисаги пропускает момент, когда прикосновения из безотчётно-задумчивых становятся любопытными, а ладонь, очертив линию подбородка, медленно спускается ниже, невесомо гладит шею, неторопливо обводит выступающие ключицы и, согрев обнажённое плечо, замирает на лентах бинтов.
И с каждым новым касанием собраться с мыслями и отыскать объяснение всё труднее, а дыхание становится хриплым и сбивчивым, сладко тянет внизу живота, и в комнате теперь очень жарко.
— Хочешь? — отрывисто спрашивает Кенсей, и Шухей кивает.
И, уже согласившись, немного запоздало напоминает себе, что просто не имеет права отказать этому человеку, а странная реакция собственного тела решительно ни при чём.
— Поменьше двигайся, я всё сделаю сам, — негромко говорит Кенсей и поднимается; ухватившись за лямки, через голову стаскивает футболку без рукавов.
Хисаги шумно втягивает воздух: на широкой груди по-прежнему темнеют угловатые шесть и девять. Ещё одно, самое главное подтверждение – перед ним и правда спасший его капитан, всё это не видение и не ошибка, и завороженный этими цифрами, Шухей не сразу понимает, что они уже оба раздеты.
И что в руках у Кенсея рукоятка занпакто с заживляющей мазью. И что минуту назад он согласился…. Поздно.
Прохладные пальцы легко проскальзывают внутрь и вдоль позвоночника ледяной волной растекается паника; Хисаги весь подбирается.
— Расслабься, это не так уж и страшно, — очень знакомо, агрессивно-насмешливо оскаливается капитан, и как ни странно, это помогает. Шухей >спрашивает себя, а чего он боится? Боли – нет, любое ранение гораздо больнее. < Кенсея > – невозможно, он совершенно уверен – этот человек не может причинить ему вреда. Того, чем они сейчас заняты – чушь, всё, что приемлемо для < Кенсея >, нормально и для него самого. Чего же тогда? Своих желаний? Но сейчас ещё приходится считаться с чужими. И от этой мысли вдруг вспыхивает в груди жаркий, необъяснимый восторг. Это же Кенсей …
И Хисаги обещает себе сделать всё, что потребуется. И расслабляется. Доверяет.
Почувствовав это, капитан усмехается – Шухею кажется – одобрительно. Пальцы исчезают, и Кенсей входит в него, замирает. Ждёт. А дав время привыкнуть, начинает двигаться, медленно, размеренно, плавно. Капитан осторожен до крайности – ни одного резкого движения, ни единого прикосновения к ране, но ощущения всё равно непривычные и едва ли приятные.
А потом < Кенсей > слегка смещается вверх и, приподнявшись, пропускает руку между телами, ведёт ладонью по напряжённому животу, спускается ниже, поглаживает, легко сжимает и… ох! чёрт возьми…
Всё меняется кардинально.

Стараясь не задеть рану, Кенсей , опираясь на локоть, удерживается на одной руке и чуть касается белой повязки. Не слишком удобно, но его всё равно надолго не хватит.
Парень под ним горячий и узкий, и судя по реакциям, такие эксперименты для него явно в новинку, но отдаётся он так открыто и откровенно, что это заводит похлеще любых хитростей и умений.
Становится интересно, каков он в бою. И вайзард вдруг очень остро жалеет о том, что этого парня не было в его отряде.
— Быстрей!.. — безголосо выдыхает Хисаги и, забыв про ранение, начинает подхватывать ритм
Кенсей ускоряется.

Неожиданное удовольствие колючим электрическим током пробегает по телу, сводит мышцы жгучей судорогой, и Хисаги сдавленно вскрикивает.
Кенсей закрывает ему рот ладонью:
— Тише, тут слышно всё, — а другой рукой сжимает уверенней и сильней.
И Шухей рад этой ладони, не будь её – он заорал бы в голос, а так только глухо стонет и, зажмурившись, прогибается навстречу тёмному, оглушительному оргазму.
Пару мгновений спустя Кенсей шипит сквозь зубы ругательства, дёргается резко и не в ритм, и, судорожно, но осторожно опустившись на локти, утыкается лбом в плечо Хисаги; Шухей слышит, как гулко и бешено колотится чужое сердце. Несколько секунд Кенсей висит на руках, а потом отстраняется, перекатывается на спину и снова ложится на футон под углом, и плечо Шухея снова приятно покалывают жёсткие серые пряди.
Капитан дышит ровно и глубоко, и Хисаги с какой-то странной гордостью думает о том, что Кенсей похож на ветер – может быть резким, а может быть – вот таким…
— Если выиграем – повторим, — прикрыв глаза, хрипло ухмыляется Кенсей .
«Никаких если», — мысленно хмыкает в ответ Хисаги.
И сигнал тревоги пронзительным визгом взрывается над головой.

запись создана: 05.10.2009 в 23:40

@темы: Вайзарды, Внимание: рейтинг!, Шухей, Яой, Фанфики

---

Пикник для облученных

[Effulgent]

Название: Пикник для облученных.
Автор: Effulgent and Izabella
Фэндом: Bleach
Жанр: стеб и немного романтики
Рейтинг: PG 13
Персонажи: Все капитаны Готей 13 и свой персонаж Реику
Статус: Закончен
Дисклеймер: Kubo Tite
Предупреждение: полный бред, придуманный в бессонные ночи. Не судите строго.
Описания: RPS, Humor, AU. Итак, представляем себе время до вторжения Ичиго и его команды.



Собрание капитанов сегодня проходило необычным образом. Старик Яма совсем подвинулся умом и решил устроить пикник на природе. Не прийти - разумеется, нельзя, а явиться – означает два с половиной часа поедания бутербродов и разговоров ни о чём среди людей которые друг к другу не питают особой любви.
В полдень вся элита сообщества душ собралась в лесу на зелёной полянке перед озером в Сейретеи. Ну…или почти вся…

Две одинокие фигурки на поле подсолнухов:
- Проклятье! Ячиру, где это мы?!!
- Кен-тян, видишь как хорошо, что ты взял меня с собой? Если бы не я, ты бы заблудился!
- Я и так заблудился! – рявкнул Зараки Кенпачи, капитан 11 отряда.
- Нет, моя интуиция подсказывает, что мы почти пришли…

Тем временем на пикнике:
- Итак, капитаны Готэй 13, - начал Ямамото Генрюсай Шикегуни, когда все расселись на клетчатые коврики и достали бутерброды, - Приятного аппетита!!!
- Что-то странное сегодня с ним творится. Ты так не думаешь, Къёраку? – спросил Укитаке Джоиширо, капитан 13 отряда и болезненно скривился.
- Согласен, но ты и сам выглядишь неважно, опять простудился?
- Камамура сегодня всю ночь выл на луну, у меня страшная мигрень…
- Выпей саке, мне всегда помогает. Нанао-тян превосходно его подогрела…

На соседнем коврике:
- Бьяяяяяякуяяяяя….
Со стороны Бьякуи презрительное молчание.
- Няяяяяяяя….
Бьякуя молчит.
Опять:
- Бьяяяяяякуяяяяя….
В голове у Бьякуи: «Я капитан 6 отряда…Я 28-ое поколение известного благородного дома Кучики. У меня офигенный банкай…».
- Бьяяяяяякуяяяяя….
Бьякуя: «Я обладатель самой крутой причёски…»
- Няяяяяяяя….
Бьякуя: «Моя Сенбон Сакура разрежет кого хочешь на кусочки…мелкие-мелкие..даааа….»
- Бьяяяяяякуяяяяя….
Бьякуя: «У меня самый лучший бутерброд с ветчиной…»
- Бьяяяяяяяяяяяякуяяяяяяя!
- Ну, что ещё, Маюри?!!!!
- Передай кетчуп, я хочу поставить эксперимент над бутербродом с малиновым вареньем.

Соседний от соседнего коврик:
- Ума не приложу, почему нас посадили вместе, - возмущённо пробормотал Хитсугайя Тоширо, капитан 10 отряда.
- Успокойтесь, капитан. Это досадное недоразумение, - заверила его Мацумото Рангику, лейтенант 10 отряда.
- Это собрание капитанов Рангику-тян, что ты здесь делаешь? – протянул Ичимару Гин, растягивая губы в плотоядной улыбке. – Уж не явилась ли ты затем, чтобы вовремя поменять своему капитану пелёнки?
Хитсугайю перекосило от злобы:
- Гин, ты…
- Да, - перебил Ичимару, - Я люблю маленьких плохих мальчиков. Ты это хотел узнать?

Соседний от соседнего, который соседний первого, коврик:
- Камамура, вы такой загадочный мужчина, - восторженно прижала руки к груди капитан 4 отряда Унохана Ретсу.
- Гав…ээээ…в смысле…Да, я такой, - не стал спорить Камамура.
- Да, он такой, - рассеянно согласился Тоусен.
Следующий коврик:
- Сой Фон, воздух так свеж, неправда ли? – поинтересовался Айзен, жуя кусочек сыра.
- Заговоры…я чую заговоры…здесь везде мои шпионы…всех постигнет моя кара…
- Хм…

На другом конце Сообщества Душ:
- Ячиру, скажи честно, ты прикалываешься?
- Нет, Кен-тян, мы уже почти пришли…

- Господа, вам не кажется, что солнце слишком печет? – обмахиваясь шляпой Къераку, спросил покрасневший от жары Джоиширо.
- Действительно очень жарко, - кивнул лейтенант первого отряда. По идее, лейтенантов брать с собой, было не разрешено, но оставлять главнокомандующего было нельзя. Сасакибе Чюджиро объяснил это тем, что преклонный возраст требует постоянного внимания.
- Вообще-то я позвал вас на пикник, чтобы все мы познакомились с природой, полюбили нашу землю, ведь скоро мы в ней окажемся, - зычным голосом объявил Генрюсай.
Капитаны вежливо улыбнулись и проигнорировали сие замечание.
А капитан 1 отряда поплелся в сторону леса. Затем, при помощи кидо сделал не очень глубокую яму в земле и забрался в нее.
- Вот, теперь я узнаю насколько это удобно, - пробормотал себе под нос Ямомото, засыпая свои ноги землей.
- Действительно, очень комфортно, - удивленно произнес старик и благополучно заснул.

20 минут спустя:
- А где капитан? – спросил Сасакибе.
- Ну, он ушел в ту сторону, - флегматично жуя зеленый лук, ответил Укитаке.
- Его уже действительно давно нет….я не хочу дожить до того возраста, когда перестану интересоваться женщинами и начну справлять надобности по пол часа, - Къераку передернуло от подобной перспективы.
- Нам нужно его пойти поискать, - проигнорировал его лейтенант 1 отряда.
- Что ж, идемте, - покорно согласился Джоиширо.
Троица уныло поплелась в сторону леса.
- Аааа!!!!!!!! – заорал Укитаке на ухо Сасакибе и бедный мужчина выпал из реальности из-за мощной звуковой атаки.
- Что случилось? – поинтересовался Къераку, пытаясь отцепить от себя Укитаке.
- Там…там Генрюсай в землеееее лежииыыыыыт!
- И правда, - растерянно согласился Шинсу. – Лежит.
- Он мертв? – несколько неуверенно спросил Сасакибе, слегка отошедший от крика Укитаке.
- А вы его палкой потыкайте, - любезно посоветовал неизвестно откуда взявшийся Ичимару. Впрочем, Гин всегда внезапно появлялся и участвовал во всех событиях Готей 13.
- А если он живой? – опасливо покосился на «труп» Къераку.
- Тогда он тебя укусит, и ты заразишься маразмом, - дьявольски расхохотался капитан 3 отряда и удалился с поля действий.
Тыкать Генрюсая не решились, зато благополучно причислили его к списку ныне покойных. Выпив саке на импровизированной могилке (Укитаке заботливо набрал полевых цветов и положил рядом с Генрюсаем) за упокой души и, оставив наполненную до краев рюмку «покойному», они вернулись к своему коврику.
- Знаете господа, это не дело, - заявил Къераку. – Наш любимый командор отбросил тапки, а мы его как следует и не помянули…
- Да, действительно, - грустно подтвердил Сасакибе.
- Я просто обязан исправить эту ошибку, только мне нужна тара…
- А вон у речки ведерко стоит, - указал пальцем Джоуширо.
- Вот и прекрасно, - довольно потер руки Шинсу, и резво схватив бесхозное ведро, стоящее почему-то на капитанских одеждах, скрылся…

Чуть раньше. Коврик Уноханы, Камамуры и Тоусена.
- Канаме, - шепотом обратился к другу Сайджин. – Я сварился в этих доспехах, пойдем, искупаемся, иначе от меня скоро очень дурно будет пахнуть.
- Идем, - согласился Тоусен. – Прошу нас извинить Унохана-сан.
- Ну что, вы все в порядке, - смутилась капитан 4 отряда.
Разоблачившись, капитаны предусмотрительно поставили шлем Камамуры на одежду, чтоб та не разлетелась, если ветер подует…

В то же время. Коврик Хитсугайи, Ичимару и Мацумото.
- Гин, верни капитану его духовный меч, - едва сдерживая смех, попросила Рангику.
- Или малыш Тоширо заплачет? – ехидно спросил капитан 3 отряда.
- Ичимару, ты!!!.... «цензура», «цензура», «цензура», так тебя «цензура», и так «цензура», - выдал милый, обаятельный и самый младший капитан Готей 13
- Ого, а капитан оказывается, уже дорос до того, чтобы подслушивать казарменную брань, - подивился Гин. – Растешь, малыш.
- Ненавижу!!! – выкрикнул Хитсугая, и, вскочив, побежал вглубь леса.
- Ой, Рангику, гляди, пятно мокрое осталось…ты забыла памперсы или он чуток подтаял? – обеспокоено поинтересовался Ичимару. – О, глупое чадо, вернись, иначе мне придется тебя отшлепать, - крикнул Гин вдогонку Тоширо и побежал следом.
По пути Ичимару увидел троих придурков столпившихся вокруг спящего Ямомото и, сказав пару фраз, продолжил свою погоню за удравшим Хитсугайей….Но резко затормозил.
Прямо перед ним стояла Мацумото…
- Рангику, а я и не думал, что ты такая быстрая, - удивился капитан 3 отряда. Девушка повернулась к нему лицом и Гин понял, что ошибся. Глаза этой Синигами были ярко зеленого цвета, кхм, да и грудь поменьше, да и вырез не такой откровенный…
- Эм…- хотел, было начать Гин длинную речь, но девушка испуганно ойкнув, скрылась. – Да, дела…бывает же…

Спустя 6 минут. Коврик Бьякуи и Маюри.
- Кучики-сан вы слышали?
- Нет.
- Кучики-сан, это очень плохо для вас. Кажется, вы начинаете глохнуть.
- Маюри, объясните уже, наконец, что вы хотите, чтоб я услышал? – Бьякуя был раздражен, но в голосе была слышна лишь тень недовольства.
Бьякуя: «У меня дьявольский контроль…я могуществен и непоколебим, как вода в озере вечности…».
- А вот это, - ответил Куротсучи, и, подтверждая его слова, над поляной пронесся вой:
- Шлееееээээм, ворюуууугииииии, вернииииитеееееэээ, ууууууууууу……ууууу!!!!!!!!!!!
- Пустой, - ахнул Бьякуя.
- Совершенно верно, - согласился Маюри.

Коврик Мацумото. К ней присоединился Ичимару.
- Ну, Гин, где капитан? – Недовольно спросила Рангику.
- Увы, он покинул нас, - ответил тот задумчиво.
- Как это? Его сожрал пустой? – воскликнула на всю поляну, подслушивающая их Сой Фон.
- Кого?! Хитсугаю?! Несчастный ребенок. Давайте помянем беднягу, - внес свое предложение Къераку, все вынуждены были с ним согласиться. За упокой души несчастного было грех не выпить.
- Кстати, Рангику, - замялся Гин. – Я только что видел в лесу твою копию…
- Как это? – удивилась Мацумото.
- Ну…она была почти как ты…только глаза зелёные и размер не так хорош, - хихикнул капитан 3 отряда.
У Рангику сделалось жуткое лицо:
- Вот тебе и воссоединение семьи…

Коврик Уноханы и Тоусена. 10 минут спустя.
- А где же Камамура? – растерянно вопросила Ретсу.
- Не знаю. Возможно, он отправился вслед за капитаном 10 отряда…
- О, горе мне, горе, такой мужчина, такооой мужчина и покинул меня….какая я несчастная женщина.
- Ну что вы…
- Я должна воссоединиться с моим любимым. Пойду, утоплюсь, - заявила не очень трезвая докторша и действительно пошла топиться.
- Это будет правильно, один мужчина, одна женщина, так и должно быть, идите смелее и топитесь Унохана-сан, это будет справедливо, - глубокомысленно изрек Канаме. Унохана, не долго думая, стукнула его со всей злости по голове и отправилась к озеру.
- Я ушла топиться! – крикнула она веселой компании.
- Да, Унохана-сан, приятно вам поплавать, - рассеяно крикнул в ответ капитан Айзен.
Ретсу действительно нырнула, но топиться отчего-то передумала. Вместо этого в ее голове созрел коварный план, который она реализует завтра, чтоб эти сволочи начали, наконец, ее ценить!

Лес. Злой Хитсугая.
«Чертов Ичимару! Да что он о себе возомнил?! Да как он так может надо мной насмехаться?» - думал юный капитан, пиная камушек. Он уже, было совсем, собрался вернуться, но тут наткнулся на «могилку» Генрюася. «Вот старый маразматик, нашел место, где спать». Тут взгляд Тоширо зацепился за полную рюмку. «Вот возьму и напьюсь, как взрослый» - решил Хитсугая и, как и подобает мужчине, принявшему решение, это самое решение выполнил. Так и не получив никаких приятных ощущений, лишь в голове появился непонятный туман, капитан 10 отряда в конец обиделся.
Захотелось юному капитану подраться. Причем очень сильно. А тут, словно подарок судьбы на него несется пустой, с мордой собаки, завывающий:
- Шлееееээээм, ворюуууугииииии, вернииииитеееееэээ, ууууууууууу……ууууу!!!!!!!!!!!
- Ну все, пришел тебе Happy End, то есть просто End, - сказав эту крутую фразу Хитсугая потянулся к рукояти зампакто, но не обнаружил его на привычном месте. «Ичимару, мерзавец так и не вернул мне мой меч». На глаза набежали злые слезы, но Тоширо храбро моргнул и решил брать быка за рога.
Расстояние между ним и пустым стало совсем крошечным, но это не напугало капитана. Он и голыми руками справиться! Подпрыгнув высоко над землей, и нелепо дрыгнув ногами, Хитсугайя приземлился на спину к «пустому». Надо сказать, он не совсем это планировал, но так получилось тоже очень даже ничего.
- Воот, держись Сейритей! Я иду на своем новом скакуне! – кричал довольный и разрумянившийся мальчишка, иногда шпоря бока своего «скакуна».

***
- Так, капитаны готовы, - сообщил Абарай, спрыгивая с ветки, простите, со своего наблюдательного поста.
- О, Айзен-сама, сегодня, вы непременно меня поцелуете, - прошептала Ханамори Момо. Слышавший ее Кира, испуганно глянул на девушку, пришедшую в религиозный экстаз. – Я обязательно этого добьюсь, пусть мне и придется совершить непростительную вещь…
- Эээ… Хиномори-тян у нас же другой план, - неуверенно проговорил Изуру.
- Помолчи, - отрезала лейтенант 5 отряда, и Кира не решился с ней спорить. Сегодня Момо ничего не остановит…
Паранойя тайчо 2 отряда была не беспочвенна - через несколько минут капитаны были молниеносно атакованы…

Пикник:
Тоусен шатающейся походкой брёл среди ковриков, на которых пускали слюни пьяные капитаны. Даже Айзен, и тот изрядно хлебнул из тайком принесённого термоса. Удар Уноханы Ретсу не пошёл на пользу голове Канаме и вскоре, та сошлась в сокрушительном бою со стволом векового дуба и капитан 9 отряда, поверженный, упал и лишился сознания.

- Мы несём потери, Укитаке, - озабоченно сообщил Къёраку.
Пьяные Джоуширо и Сасакибе повернули головы на шум. Около ближайшего дерева лежал Канаме и не подавал признаков жизни.
- Почтим память этого слепого замечательного негра! – произнёс Шинсу и поднял рюмку саке.
- Да! Ты погиб достойно, Тоусен! Давайте! Поднимайте рюмки! Напьёмся до слоников!
Мимо алкашей стремительно пронеслась Сой Фон и её подчинённые:
- Мы это так не оставим! Наших мочат, вперёд друзья мои! Покажем им, где Зараки зимует!
- Как жестоко, даже враги не заслуживают такого…- пробормотал Укитаке.

***
- Вам не кажется, что тут пахнет мартышками? – несколько смущенно спросил Бьякуя у Маюри.
- Нет, хотя это подозрительно…
- И мне так кажется, - вздохнул Кучики. Ему казалось, что рядом его лейтенант и это ужасно нервировало. Хотя бы потому, что Абарай действует на нервы своему капитану даже на расстоянии.
- Что будем делать с пустым? Он сбежал…
- Я видел в той стороне капитана 10 отряда, думаю, он и без нас справится. Нужно же ему набирать опыт, - изрёк Бьякуя.

Одновременно:

Ренджи на карачках подполз к спине своего капитана и стал стягивать с ничего неподозревающей жертвы шарф.
Зачем неделю назад лейтенант Абарай поспорил с Кирой? По пьяни и не такое случается, но поблизости оказалась Хинамори Момо и отвертеться не удалось. Она прицепилась к Ренджи как клещ и пришлось идти, и к тому же тащить с собой эту девчонку. Гад Изуру выиграл у Абарая в карты и теперь Ренджи должен украсть шарф Бьякуи, что сделать практически невозможно. Но гад Кира и сам проигрался в пух и прах…когда играл с Момо…и теперь Изуру предстоит стянуть шляпу Кьёраку…
- Мы все вляпались в дерьмо, - прошептал Ренджи.
- Вам не кажется, что тут пахнет мартышками? – спросил Бьякуя.
«Ах ты, гад», - возмущённо подумал Абарай и одним рывком стянув шарф, ускакал в кусты.
Тем временем Хинамори подкрадывалась к Айзену Соске, сладко посапывающему на полосатом коврике. Она легко сняла очки у капитана 5 отряда и водрузив их себе на нос, смачно поцеловала Айзена в щёку.
Тот мигом проснулся с воплем:
- Кто здесь?
Хинамори Момо слегка откашлялась и медовым голоском призналась:
- Это я…Ичимару!
- Гин? Почему ты сидишь верхом на мне? – прищурился Айзен.
- Потому, что я всегда хотел это сделать, дорогой! – захохотала лейтенант 5 отряда, подражая голосу Ичимару.
- Что? – пораженно вякнул Соске. И тут же был жестоко изна…то есть зацелован.
Негодование в душе Айзена вызвало его духовную силу и та выстрелила из его тела…мимо…

***
Къераку, открыв рот, смотрел, как в Укитаке врезался огромный сгусток синей энергии и вдруг откуда-то стали вылезать маленькие зелёные человечки. Они что-то лопотали на незнакомом языке, кланялись и танцевали ламбаду. Потом стали стягивать с бедного Укитаке мантию и сапоги… Джоиширо радостно засмеялся и начал водить с пришельцами хоровод…
У Шинсу закружилась голова и чтобы хоть как-то её прояснить, капитан 8 отряда схватился за ведро саке.

***
- Ну же, Бьякуя, не грусти…он отыщется, - уговаривал Куротцучи Маюри, капитан 12 отряда.
- Нет…как я мог такое допустить? - ошарашено мямлил Кучики. Он раскачивался из стороны в сторону, как загипнотизированный и повторял:
- Тысячи лепестков...того, кто это сделал, разрежут тысячи лепестков…
- Вот, выпей, - протянул ему огромный стакан саке Куротсучи.
- Что это? – спросил Кучики и, не дослушав ответ, одним махом опустошил стакан.

***
Зараки Кенпачи наконец добрёл до озера в лесу, около которого должны были собраться капитаны.
Мимо него прошлёпала мокрая и злая Унохана, бормоча себе под нос проклятья и безумно хихикая, а следом за Ретсу промчался Хитсугайя верхом на голом завывающем Комамуре.
- Вот бл… - ошарашено сказал Зараки.
- Не ругайся Кенпачик, - высунулась из-за его спины Ячиру. – что тут стряслось?
- Нашла, кого спросить…
Зараки огляделся.
Солнце пекло как никогда и это, похоже, сказалось на отдыхающих. По всей поляне валялись объедки, скомканные коврики для пикника…очки Тоусена…духовный меч Тоусена…плащ Тоусена…сам Тоусен…
Около лежащего Тоусена, водил хоровод с маленькими зелёными человечками Укитаке. На него пялился и крестился лейтенант 1 отряда. Неподалёку капитан 8 отряда лакал саке из шлема Комамуры.
Рядом лежал Айзен Соске и закрывал руками лицо, вопя:
- Ичимару, мы же договаривались, не при всех!
Верхом на капитане 5 отряда сидела Хинамори в айзеновских очках и дьявольски хохотала.
Около озера валялась одежда Комамуры, в которой, рыдая, рылся Бьякуя:
- Этот шарф многие годы носили члены моего рода! Его стоимости хватило бы на постройку 10 домов! Дедушка меня Убьёооооот!!!!
Возле Бьякуи сновал Маюри с кетчупом и глубокомысленно хмыкал, пробуя тот на язык.
Рангику и Ичимару откровенно ржали над Сой Фон. Та со своей свитой вдалеке откапывала Генрюсая и пыталась привести его в чувство.
На ветке самого высокого дуба сидели Кира Изуру в шляпе Къёраку и Абарай Ренджи в бьякуевском шарфике…
В воздухе витал запах перегара…
- Мать твою так! Опять не успел к самому веселью…- огорчился Кенпачи.

***
Расстроенный Зараки Кенпачи уже хотел, было возвращаться обратно в отряд… как увидел, что на той стороне озера, по пояс в воде, стоит прекрасная полногрудая дева…
- Ячиру, - прохрипел капитан одиннадцатого отряда. – Кто эта женщина?
Лейтенант Кусаджиши высунулась из-за плеча своего командира и скривилась так, будто съела неспелую сливу.
- Это…
- Молчи, я сам узнаю, - перебил её Зараки. И, как завороженный, пошёл к прекрасной девушке.

***
«Ну, что за дурак?!» - думала Ячиру. – «Зачем ему понадобилась эта толстуха?! Он как с катушек слетел! Может это долгое воздержание? Ах, Кен-тян…почему ты не замечаешь, что я уже выросла настолько...чтобы открыть тебе своё сердце…излечить от ран твою душу…твоё тело…боже, Ячиру, о чём ты думаешь?! Пока твои мысли разбегаются, как тараканы, Кенпачика уводит эта дойная корова! Но…ах, как же я тебя люблю, Кен-тяяяяаааан…Ах, ты КУСОК ВЕТЧИНЫ, а ну убери от него руки!!!».
- Как вас зовут? – спросил Зараки с блаженной улыбкой, в несвойственной ему, галантной манере.
Незнакомка похлопала ресницами и…пустила слюну…
- Ячиру, - шепнул Зараки, - посмотри…
- Да, я вижу – она пускает слюни…
- Да не это, - отмахнулся капитан 11 отряда. – Она ПРЕКРАСНА!
От восклицания Кенпачи, девушка вздрогнула и мигом втянула слюну обратно.
- Какая она забавная, - растянулся в идиотской улыбке капитан.
- Если бы она сделала это с соплёй, тебе бы тоже понравилось?! – возмутилась Ячиру.
- Она ещё и так умеет?!! Здорово!
«Это безнадёжно…что же делать? О! Придумала!»
Ячиру соскочила со спины Зараки и помчалась к месту пикника капитанов…
- Жди меня здесь, Кен-тяяаан!!!

***
- Так вот, - продолжила Рангику. – Мы с двоюродной сестрой жутко похожи друг на друга, но она…как это сказать…маленько больная…ну в смысле…
- Совсем чокнутая? – подсказал Ичимару.
- Нуууу…не совсем…но некоторые функции её мозг не выполняет…она не контролирует свою силу…
- Силу? – высунулся из кустов Маюри. Он давно там сидел. Слушал и лизал кетчуп…
- Ну да, - замялась Мацумото. – Она кажется всем мужчинам идеальной девушкой…
- Мне не показалась… - задумчиво сказал Гин. У Рангику округлились глаза:
- А ты уверен?
- Да.
- Мне очень жаль, Ичимару…в таком возрасте…я слышала, в мире людей это лечат, даже таблетки есть…
- Виа-Гра, - поддакнул Маюри, заставив этим обратить на себя подозрительные взгляды собеседников.
Гин только фыркнул и уже было собрался защищать своё мужское достоинство, как к их компании подбежала запыхавшаяся Ячиру.
- Рангику…там…Реику…она и…КЕН-ТЯН!

***
- Знаешь, а так он даже очень милый…- удивлённо сказал Гин.
Рангику и Ичимару стояли чуть поодаль от сюсюкаещего Зараки и решали, прервать ли эту идиллию или всё-таки заснять на видео-камеру и распространять потом на пиратских дисках.
Ячиру тем временем висела у Кенпачи на руке и пыталась оттянуть от весело плескающейся в воде слабоумной.
- Ячиру, посмотри, при всей пышности её форм, она на удивление изящна…
- Просто есть плохие водители КАМазов, а есть хорошие, - ядовито проговорила лейтенант 11 отряда и обиженно отпустила его локоть.
Рангику наконец подошла к сестре и, схватив за руку, потащила ту в глубь леса.
- Не волнуйся, Реику, сейчас мы пойдём в больничку…
Реику радостно вывалила изо рта язык.
- Куда ты ведёшь мою любимую, - возмутился Зараки. – Любимая, подожд…что со мной такое было?
Мацумото и её сестра скрылись в лесу. Ичимару, с гаденькой ухмылочкой, тоже куда-то убежал. Остались только Зараки и Ячиру…
Подул слабый ветерок…закружились в воздухе листья сакуры…запели птицы у них над головами и…капитан 11 отряда со всей силы, с ноги получил по роже от своего лейтенанта…

***
Непростой выдался денёк у жителей Сейретеи. Капитаны Готей 13 пропали, на месте была лишь Унохана. И то, её подчинённым жутко не повезло. В них летели столы и стулья. А своему лейтенанту, Ретсу даже попала в глаз дыроколом.
Некоторые лицезрели капитана Хитсугайю несущегося по окрестностям верхом на огромной собаке, но те, кто этого не видел, не поверили им ни на грош.
Среди синигами откуда-то пошёл слушок, что Зараки женится…а там и сам Зараки заявился злой, как тысяча пустых…

На следующий день:

Перед Генрюсаем стояли в две шеренги 12 капитанов Готей 13. Многие из них очень плохо пахли, а некоторые откровенно еле стояли на ногах. Мстительная Унохана отказалась их лечить и теперь все страдали от жуткого похмелья. После вчерашних событий лоб Тоусена украшала огромная шишка, Укитаке поминутно переговаривался с кем-то зелёным, прятавшимся у него за пазухой. Бьякуя двумя руками держался за свой шарф и постоянно вздрагивал, шумно втягивая ноздрями воздух. Ноги Хитсугайи приобрели форму колеса, а Комамура охал и держался за больные бока. Маюри не расставаясь с кетчупом, умудрился заляпать им капитана Ичимару, а капитан Ичимару из-за этого наступил на капитана Кьёраку, который накануне пол ночи блевал в кустах на пару с лейтинантом 1 отряда. У Сой Фон странно дёргался глаз, у Зараки дёргались оба глаза, а у Айзена с огромными засосами на лице просто не было очков, и он щурился, чтобы хоть что-то разглядеть.
- Как вы понимаете, - прокряхтел старик Ямамото. Его спина после вчерашнего отдыха в земле согнулась под немыслимым углом и не хотела разгибаться обратно. – На пикнике мы уяснили одну очень важную вещь…
Капитаны заинтересованно навострили уши:
- Мы! – взвыл Генрюсай. – БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ БУДЕМ ПРОВОДИТЬ СОБРАНИЯ НА СВЕЖЕМ ВОЗДУХЕ!

Через неделю:
- А не отправиться ли нам всем дружным коллективом к морю…- задумчиво произнёс Ямамото Генрюсай Шикегуни, капитан 1 отряда Готей 13.

@темы: Юмор, Фанфики

---

Шухей/Кира

[Нему-сама]

Без слов: Интерлюдия.

Автор: Leyana
Фандом: Bleach!
Жанр: по большей части агнст

Пэйринг: Шухей/Кира

Рейтинг: R
Саммари: прошло некоторое время после ухода капитанов-заговорщиков. Жизнь должна продолжаться, но…
Предупреждение: ООС
Примечание:
1)Интерлюдия – действо, происходящее без участия основных персонажей/главных героев произведения;
2)меня искренне удивляет, что я не смог обнаружить реализацию этой идеи в русскоязычном фансервисе – явление такое естественное…

Да?

- Он никогда не замечал, если я проводил уборку в офисе… - монотонно и негромко, будто сам себе (а, скорее всего, так и было) рассказывал Шухей. Идущий рядом Кира, рассеянно кивая, скользил отсутствующим взглядом по стенам городского лабиринта. Хотя он был практически трезв, никак не мог вспомнить, с чего это ему взбрело в голову провожать семпая до казарм девятого отряда. Впрочем, Хисаги пошатывался и смотрел в одну точку, прямо перед собой, так что приступ заботы был вполне оправдан.
Кира, тяжело вздохнув, подхватил опасно вильнувшего Шухея под руку. За последние несколько дней лейтенанты стали намного ближе друг другу; и без того мрачный, а после происшествия на скале Соукьёку абсолютно непробиваемый Хисаги рядом с ним будто чуть оттаивал, начинал что-то рассказывать… Изуру в такие моменты ненавязчиво заглядывал ему в глаза – и видел там отражение своей тоски, иррациональной и оттого еще более безысходной.
Завидев исполняющего обязанности капитана, часовой подскочил и вытянулся во фрунт. Хисаги махнул ему рукой, и парень расслабился, с интересом поглядел на бледного сопровождающего своего начальника.
- Извини, выпить ничего нет, - зайдя в свою комнату, Шухей сразу растянулся на футоне.
- Ничего, - Кира сел рядом. – Я не хочу. Все равно ведь не помогает.
Хисаги вздохнул и снова поднялся, вышел. Через несколько минут он вернулся; следом вбежал расторопный часовой, поставил возле футона чайник и, вежливо поклонившись Кире, умчался. Шухей достал чашки, разлил чай; морщась, начал пить мелкими глоточками.
Молчание становилось неуютным, натянутым. Изуру вспоминал предыдущие посиделки, после которых у него дня три болела голова. Но все мучения оказались напрасны: ни тяжелый Шухеев кулак, чуть не свернувший ему челюсть, ни последующие совместные возлияния – до самого утра, так что даже выспаться перед рабочим днем не удалось – не смогли изгнать тяжелые мысли, крутившиеся вокруг одной только темы.
Кира чувствовал себя действительно виноватым. Он почему-то не удивился предательству Ичимару, словно ожидал чего-то подобного – впрочем, за годы работы под его началом лейтенант твердо усвоил, что Гин способен на все. И даже на большее.
Тем не менее липкое, тянущее чувство собственной вины перед другими не уходило: не разглядел, не понял… не удержал… Было очень странно… и откровенно гнусно сидеть рядом со смеющимися приятелями – никто не позволил себе даже взгляд укоряющий бросить в сторону Киры… а он отчасти в этом нуждался – нуждался в порицании, в наказании, пусть чисто символическом… ведь за ним должно было последовать прощение.
Поэтому Кира даже не попытался увернуться, когда Шухей размахнулся с явным намерением пробить ему череп – покорно замер, ожидая удара. Видимо, это и спасло от серьезных повреждений: Хисаги словно одумался, но остановить руку уже не смог – чуть поменял направление движения, так что костяшки судорожно сжатых пальцев больно проехались по скуле, оставив ссадину. Шухей потом долго извинялся – Изуру только рукой махнул: «Пустяки. Мелочь».
«Мелочь,» - повторил он сам себе. В тот момент ему и смерти – развоплощения – казалось мало.
- Снова думаешь о капитане? – шероховатый голос Хисаги органично вплелся в его размышления. Кира наклонил голову, тускло глядя в чашку:
- Никак не могу отвязаться…
- Винишь себя и все прочее… - продолжил за него Шухей. – Брось. Ты не виноват.
- Подсознанию этого не скажешь, - уныло ответил Изуру. Лейтенант девятого фыркнул, цапнул парня за руку – сильно сжав кисть подушечками пальцев, словно хотел болью выбить из головы лишние мысли – и, дернув ее к губам, опрокинул в себя содержимое чашки, которую держал Изуру. Коротко выдохнул, словно не чай проглотил, а сакэ, рывком притянул Киру за плечи и одним резким, яростным движением взъерошил светлую челку.
Кира только глазами захлопал. В его голове действия семпая укладываться решительно отказывались. Трудно было представить, что угрюмый, замкнутый Хисаги вдруг начал запросто обниматься с коллегой. Даже с коллегой по несчастью.
Шухей, внимательно проследивший реакцию, тихо, с примесью неопределимой интонации, вздохнул и, поднявшись, выскользнул из комнаты.
Изуру сообразил, что что-то сделал не так. Осознание этого факта в который раз вернуло к мыслям об Ичимару. Капитан научил его тонко – даже чересчур – воспринимать настроение людей, подстраиваться под ожидания, предугадывать капризы… Кира оказался крайне способным учеником, легко воспринял все невысказанные уроки, непоказанные приемы…
Теперь он допустил ошибку, выдал не ту реакцию, которую, очевидно, ждал Шухей. Это было болезненно – привычка во всем быть правильным, все выполнять идеально начала сказываться даже в таких мелочах.
Хисаги вернулся, тяжело сел рядом, вплотную придвинувшись; Кира, вырванный из раздумий, недоуменно взглянул на него. Через несколько тягучих, словно патока, мгновений Шухей обхватил лицо Изуру горячими, еле заметно подрагивающими пальцами, притянул совсем близко, провел по щеке длинным острым языком и поцеловал приоткрытые губы.
Кира безмерно удивился. Но сопротивляться не стал – впрочем, ответить почему-то не подумал, позволив себе просто наслаждаться осторожными, будто пробующими, движениями губ семпая и исходящим от него тонким ароматом ментола. Шухей прошелся кончиком языка по деснам, по нёбу, коснулся мягкого языка Киры – тот почувствовал горьковатый привкус, словно Хисаги до этого курил.
- Семпай..? – говорить с почти заткнутым ртом оказалось очень неудобно, и Кира чуть отстранился. Точнее, попытался отстраниться – семпай, предугадав движение, положил руку на затылок и не отпустил, прижимая к себе, углубляя поцелуй. Изуру невольно вдохнул носом, тонко, с присвистом, так что сам этому удивился; опершись на руку, подался вперед и немного вбок (от неудобной позы начинала затекать шея, а Хисаги явно не собирался его отпускать).
- Семпай? – повторил Кира, когда Шухей оторвался, чтоб отдышаться.
- Молчи, - почти сердито ответил тот – не приказал, но и на просьбу это не походило. Изуру вдруг обратил внимание, что Шухей трезв абсолютно, хотя еще недавно еле на ногах стоял. Это его искренне озадачило; потом он подумал, что ведет себя как-то неадекватно происходящему – но, как вести по-другому, он, ни разу не оказывавшийся в подобной ситуации, не знал. Как-то не приходилось вот так… с коллегой… да еще при таких странных обстоятельствах…
«Проклятый Ичимару,» - подумал он. – «Проклятый Айзен. Чертов Тоусен, его-то куда понесло?!» Хисаги, между тем, наклонившись к лицу Киры, заглянул ему в глаза; Кира, отчего-то почувствовав себя дураком, неслышно вздохнул:
- Продолжай, раз уж начал.
Шухей недоверчиво уставился на излишне, наверное, серьезного парня. Изуру вздохнул еще раз; полуотвернувшись, развязал оби. Хисаги – словно пружина распрямилась – толкнул его, опрокидывая на футон; начал торопливо стягивать одежду, жадно, беспорядочно целуя острые ключицы, прикусывая тонкую кожу. Кира, в противовес не спеша, распутал многочисленные завязки, приподнявшись, сбросил кимоно, принялся за пояс Шухея.
Семпай щелкнул зубами, обвел языком розовый сосок, выделяющийся на бледной коже, затем прикусил. Кира ахнул; мысли потекли в несколько странном направлении. Всегда мрачный и сосредоточенный Шухей изменился, будто повернули скрытый выключатель; сейчас он разительно напоминал хищника, готовящегося растерзать свою добычу (Кира вдруг сообразил, что выступает в роли этой самой добычи). Темные глаза блестели почти маниакально, худые пальцы впивались в плечи Изуру, оставляя мгновенно багровеющие следы; казалось, он с трудом держит себя в руках, чтобы не вцепиться в обнаженную грудь зубами.
Живо представив себе потеки крови на губах семпая, Кира успокаивающе погладил его по спине; слегка изогнувшись, чтобы дотянуться, просунул руку в прорезь хакама (развязать сложную систему шнурков никак не получалось), провел пальцами по набедренной повязке. Шухей зашипел, снова укусил – так, что действительно показалась кровь, потом зализал маленькую ранку.
Изуру улыбнулся, поймав чуть виноватый, будто извиняющийся за несдержанность, взгляд; ослабив повязку, царапнул ногтями кожу паха. Хисаги прогнулся, подаваясь навстречу болезненной ласке, потом несколькими быстрыми движениями растянул пояс и снял одежду. Кира судорожно, прерывисто вздохнул, наверное, только теперь в полной мере осознав, во что вляпался.
Впрочем, отступать было слишком поздно: Шухей ухмыльнулся с выражением мрачного предвкушения и аккуратно, словно стараясь не касаться лишний раз чужой кожи, стянул с Изуру хакама. Кира снова, уже спокойней, вздохнул и закрыл глаза.
По внутренней стороне бедра скользнула ладонь; Кира на миг ощутил холодные, скользкие от смазки («Когда только успел?» - почти возмущенно подумал он) пальцы, надавившие на нежную кожу. Потом резко дернулся, прикусив губу, вскрикнул.
- Тише… - шепнул на ухо Шухей, запоздало сообразив, что два пальца, это, наверное, много, если…
- Ты что, раньше с мужчинами не спал? – искренне изумился он; при нравах, царивших в Готэе, это было несколько... необычно. Кира, не открывая глаз, мотнул головой – челка рассыпалась на прядки, прикрыла сморщенный в гримасе лоб. Справившись с замешательством, Шухей осторожно двинул рукой; Изуру выдохнул и усилием воли заставил себя расслабиться.
Помогло не очень. Было больно – на глаза навернулись слезы, дыхание перехватывало, и выровнять его никак не получалось. Кира начал дышать по счету – в давно, еще на учебе выверенном индивидуальном ритме, единственном, который помогал отвлечься: вдох-выдох, вдох, пауза, выдох…
Шухей мягко коснулся губами шеи, провел языком по дернувшемуся кадыку; убрав руку, легонько толкнул Киру в плечо. Тот понял, неловко перевернувшись, уткнулся носом в жесткую подушку и невольно сжался, ожидая прикосновений.
Дальнейшее смешалось в один яркий, цветно искрящийся фонтан огня; в этом огне исчезли все мысли. В какой-то момент боль – от тянущей, но терпимой, до обжигающей, какой-то рвущей – уступила первый план острому неожиданному удовольствию. Кира всхлипывал, закусывал руку, которой сам себе зажимал рот, словно, не осознавая, боялся, что услышит кто-то третий; чуть заметно двигал бедрами, подчиняясь заданному темпу. Хисаги осторожно покусывал его за ухо, за шею, отплевываясь от тонких, легко рвущихся и прилипающих к влажным, липким от вязкой слюны губам золотистых волос. Изуру это вдруг рассмешило, но он только и смог, что фыркнуть, вздрогнув и прогнувшись от особенно резкого толчка.
Оргазм оказался таким же неожиданным и стремительным, как все остальные ощущения – словно водой окатили, только не холодной, а обжигающей, почти кипятком. Кира сквозь звон в ушах услышал, как буквально через несколько секунд Шухей, до того только шумно, с резким вдохом почему-то, а не выдохом, дышавший, прервав поцелуй, протяжно застонал в ухо, почти оглушил; в последний раз впившись сильными пальцами в плечи – казалось, ключица треснет, до того сжал руки, - отпустил Киру. Тот без сил растянулся на футоне.
Сквозь мутное марево будто хмельного сознания пробилась мысль, что надо бы искупаться – или хотя бы убрать следы произошедшего; перспектива утром оттирать с кожи липкие, стягивающие пленки совершенно не вдохновляла. Но он не успел даже глаз открыть, как по животу прошлась осторожная рука, мягко проводя чуть влажным полотенцем. Изуру беззвучно вздохнул и, окончательно расслабившись, отдался в бережные руки, заботливо уложившие его поудобней, мягко обнявшие; убаюканный теплым дыханием в шею, провалился в глубокий, без видений, сон.

Хисаги Шухей умел работать, не думая. Даже так: он умел избавляться от мыслей, когда работал. Днем это спасало – можно было заниматься отчетами, гонять нерадивых бойцов, вести переговоры с другими отрядами… и не вспоминать, что это не его обязанности.
Ночью было хуже – во сне контролировать себя не получалось. Мысли шли потоком, изматывая до полуобморока – он проклинал себя, но избавиться от мучительной пытки не мог – и думал, думал, думал… Ближе к утру являлся Тоусен, смотрел невидящими глазами, осуждающе качал головой, словно это он, Шухей, был в чем-то виноват… потом разворачивался и уходил – тонкий, но очень статный на фоне крупного, широкого Айзена и скелетоподобного Ичимару.
Хотелось выть. Громко, долго и, желательно, с последующим суицидом в виде подвешивания себя к стене, с которой еще недавно снимали фальшивое тело Айзена. Но надо было работать. Поэтому Шухей работал. Работал и пил. При каждом удобном случае.
Перед Кирой ему было немного стыдно: сорвался на мальчишке, выместил на нем свою ярость, испытываемую к проклятому Ичимару… и, отчасти, к Тоусену. Изуру, видимо, тоже себя винил за что-то, чему Хисаги не мог подобрать хоть мало-мальски близкое определение: даже не попробовал увернуться, наоборот – сам, непроизвольно, неосознанно, как понял потом Шухей, подставился под удар. Ему Шухей почему-то мог рассказывать, о чем думал; Кира понимающе кивал и прятал собственную тоску за печальной улыбкой.
Сегодня капитан-отступник почему-то не приснился – зато очнулся Хисаги от ощущения, что его душат. Еще в послесонном полубреду ощупав горло, он с некоторым трудом сообразил, что душит его собственный ошейник: вечером Шухей забыл снять полоску кожи, и она передавила шею. Он с невнятной, ни на что конкретно не обращенной злостью сдернул вещицу и перевел взгляд на откинутую в сторону руку, которую придавливало что-то тяжелое. На несколько неудобно вывернутом локте покоилась голова Киры; золотистые волосы щекотали плечо.
Шухей обомлел. Последнее, что он помнил с вечера – как Кира, поддерживая под руку, проводил его до казарм. Дальше – как отрезало. Он напряг мозг – и вспомнил: как схватил Киру за руку, вздрогнув от неожиданного почему-то тепла чужих пальцев, как прижал к себе, поразившись мягкому аромату волос. Вспомнил, как нервно мерил шагами аккуратно подметенный участок у входа в казарму, нервно вдыхая ментоловый дым привезенных кем-то с грунта сигарет и пытаясь отговорить себя от опрометчивого поступка…
Он мысленно схватился за голову. Теперь Кира на него точно обидится и будет совершенно прав – было просто некрасиво пользоваться ситуацией. С другой стороны… кто же знал, что он такой невинный? На редкость смазливый мальчик с хорошим характером… тем более, лейтенант Ичимару Гина, о котором во всех отрядах гуляли ужасающие слухи разной степени правдоподобности…
Шухей потряс головой. Изуру, видимо, среагировав на это движение, распахнул глаза и, не мигая, уставился на него. Хисаги замер… и вдруг увидел, что у Киры глаза пронзительно-синие, а вовсе не бледно-голубые, как казалось из-за всегда полуприкрытых в неведомой печали век с густыми, неестественно черными ресницами.
- Проспал, - констатировал Кира. – На работу проспал.
- Это так важно? – от неожиданности Шухей просто не смог придумать ничего умнее. Изуру серьезно кивнул:
- Много дел. Надо закончить отчетность.
Хисаги не нашелся, что на это ответить. Кира приподнялся, выскользнул из-под одеяла, изящно, словно в танце, двигаясь, начал неторопливо одеваться. Шухей проследил весь этот процесс, немного растерянно хлопая глазами: на его взгляд, поведение Изуру совершенно не вязалось со сложившимся еще с Академии образом правильного мальчика.
Хисаги сел, чувствуя себя ужасно нескладным, подтянул к груди колени, сложил на них длинные руки. Кира затянул оби, привычно заправил за ухо выбивающуюся прядь, пригладил челку; по-прежнему делая вид, что ничего необычного не произошло, направился к выходу. Шухей начал судорожно придумывать что-нибудь, что уместно прозвучало бы в напряженной, словно замерший перед прыжком зверь, тишине, но лейтенант третьего опередил его – перед тем, как задвинуть седзи с внешней стороны, обернулся и сказал:
- Так… я зайду вечером, семпай? – и, не дожидаясь ответа, улыбнулся и ушел.

Вопреки своим обычаям, Кира не стал раздумывать, правильно он поступает или нет. Этот вопрос даже не возник. Просто пришло осознание: так надо. Так легче. Можно даже улыбаться – по-настоящему, не напоказ. Можно ловить тень улыбки в темных глазах – Шухей никогда не улыбается губами, – и от этого тоже легче: создается иллюзия не-одиночества. Иллюзия того, что рядом есть кто-то, кто понимает и разделяет такую схожую, такую разную боль.
(С некоторых пор Кира все считал иллюзией. Кажется, с того момента, как ему рассказали о свойствах занпакто Айзена, он перестал верить во все происходящее.)
Случайный разговор с Рукией вдруг оказался очень важным. «Боюсь, это ненадолго». Он пожал плечами: «Возможно». Но потом, позже, задумался. Почему-то с трудом представлялось, что через какое-то время все прекратится. Не будет больше встреч по вечерам: тягучих поцелуев – до темноты в глазах, изматывающе долгих ласк – до потери чувствительности, яростного секса – до отключения сознания, так что остается только растянуться на футоне, закрыть глаза и – как благословение – не видеть мутных снов.
Сейчас казалось, что это невозможно. Слишком вошли в привычку сильные руки, судорожно стискивающие талию Киры – словно в страхе, что он тоже исчезнет, – теплое дыхание над ухом и ожидание во взгляде. Не обязательно быть вместе, чтобы быть рядом.
Исполняющий обязанности капитана одернул себя. Когда он только стал лейтенантом, думал, что Ичимару-тайчо всегда будет рядом. И что? Известно, чем все кончилось. Он вздохнул и принялся дописывать отчет.

Подложив руки под голову, Шухей, растянувшийся на полу, внимательно наблюдал за сосредоточенным лицом Киры, просматривающего бумаги. Их принес курьер из второго отряда, который с очень серьезным видом попросил быстрей заполнить загадочные «бланки дистанционного допроса». Изуру читал вопросы, сводил к переносице светлые брови, сжимал в тонкую линию белеющие губы…
Когда курьер ушел, Кира обнял колени, сжался в комочек, даже как-то меньше стал.
- Опять..? – полуутвердительно спросил Шухей, приподнимаясь. Лейтенант брошенного отряда кивнул, поднял искаженное лицо; в глазах стояли слезы.
- Зачем они это делают? – тоскливо спросил он. Прозрачные капли побежали по заострившимся скулам, по бледным щекам. – Я ведь все уже рассказывал. Не раз. А они… заставляют… вспоминать… Зачем?.. - бесцветный голос прервался. Хисаги покачал головой; от него спецотдел давно отстал, но Киру – тихого, дисциплинированного сверх меры, неспособного дать отпор – до сих пор таскали на допросы и даже на очные ставки с какими-то шинигами, точно также непосвященными в дела предателей.
Изуру уткнулся семпаю в плечо, прерывисто вздохнул; Шухей взлохматил ему челку, с силой притянул за подбородок, слизнул соленые дорожки с щек, прикусил губу… Кира почти заученными движениями стянул кимоно, потянулся за новым поцелуем.
Хисаги водил подушечками пальцев по гладкой пружинящей коже, жадно ловя легкие томные вздохи. Он быстро понял, что Изуру не умеет сам расслабляться. Быстро усвоил, что переключить его легче всего поцелуем, заставить отвлечься – укусом… и успешно этим пользовался. Кира все понимал – но охотно отвечал на все уловки, сам начинал игру… отдавался с такой страстью, словно каждый раз был последним.
Кира честно пытался уделить внимание любовнику, но воспоминания, не желавшие покидать его, уводили внимание совсем не в ту сторону, и он почти не отвечал на ласки. Шухей не выдержал, сердито фыркнув, укусил его за ухо, начал раздеваться. Изуру беззвучно вздохнул; он немного злился на себя, потому что не мог выразить свою благодарность семпаю – за то, что тот все понимал, был рядом… просто был. Позволял заглядывать в непроницаемые почерневшие глаза, чтобы узнавать – всегда заново, – что Кира не одинок в своем переживании несуществующей, наверное, вины. Крайне эгоистичное утешение – но действенное.

- Кира-а!
Изуру тряхнул головой; в ушах зазвенело. Он подумал, что пара часов тяжелого сна – это явно мало. Шухей недовольно проворчал что-то невнятное, сгреб парня в охапку, подмяв под себя. Кира натянул одеяло повыше, чтоб прикрыть замерзшие от сквозняка плечи, и снова погрузился в дрему. Попытался.
- Кира, ты что, не слышишь?! – Абарай вихрем ворвался в комнату, наступил на лейтенантский шеврон с номером девять, поскользнулся и, неловко взмахнув руками, шлепнулся на четвереньки.
- Что ты орешь? – поморщился хозяин дома, зарываясь лицом не то в подушку, не то в Шухеев затылок.
- Господи, какой ты неуклюжий, Ренджи… - буркнул Хисаги, поднимая голову. – Потише нельзя, что ли?
Абарай вытаращился на него, будто в первый раз увидел. Шухей сел, вытащил из-под подушки пачку сигарет, извлек одну и зажал в зубах.
- Кира, вставай, на учения пора.
- Я знаю, - хрипло ответил вице-капитан. – Еще пару минут. И не…
- Да не курю я, - отмахнулся тот.
Ренджи ошалело пялился на них. Повозившись с одеялом, Кира сдался и, приподнявшись, сердито спросил:
- Чего явился?
Абарай, хлопнув ресницами, выдавил:
- Поговорить надо.
Шухей кивнул, встал и, подхватив одежду, вышел. Ренджи полушепотом произнес:
- Я думал, вы только раз…
- Ты еще и думать умеешь? – едко заметил Изуру, отчего Абарай совсем остолбенел. Кира вздохнул:
- Извини. Не выспался, вот и несу бред.
- Да ладно, - Ренджи ухмыльнулся; Изуру скривился и напомнил:
- Ты хотел рассказать, зачем пришел в такую рань.
- А… - у лейтенанта шестого отряда вдруг сделалось похоронное выражение лица; он внимательно посмотрел приятелю в глаза и неожиданно взял его за руку. – Ты только не нервничай…
Теперь уже Кира на него вытаращился, высвободил бледную кисть:
- Я так похож на истеричную девицу? – поднялся, повернувшись спиной, начал одеваться.
- Не похож, - очень серьезно сказал Ренджи. – Но дело… тонкое… Мы уходим в Хуэко Мундо.
Руки Изуру, уже успевшего натянуть хакама, замерли на недозатянутом узле пояса. Абарай шумно вдохнул и пояснил:
- Ичиго решил отправиться туда… за Иноэ. Ее похитили арранкары, кажется, по приказу… - он невольно сделал паузу, - Айзена. Теперь мы отправляемся туда, на поиски. Следом пойдет отряд еще из нескольких человек…
- И что? – Кира судорожно натянул сорочку, заправил ее. Ренджи стушевался:
- Я думал, ты захочешь знать.
- С чего ты взял? – чтобы скрыть нервное дрожание рук, Изуру набросил кимоно, собрал его на груди в горсть. Абарай встал, положил на плечо тяжело давящую ладонь:
- Кира, ну не надо, а? Мы же давно знакомы, мог бы и не прикидываться, что тебе все равно. Я же помню, как ты с Рукией разговаривал, какое у тебя лицо было… Ты все себя за что-то винишь, я не знаю за что, тебе видней, ты у нас умный… - он говорил все быстрее, потом запнулся, замолчал и добавил спустя несколько долгих секунд – решительно, как в Академии, перед особо сложным экзаменом: - Я тебе обещаю – притащу эту падлу, чтоб ты мог в глаза ему заглянуть, чтоб он сказал тебе, что ты ни в чем не виноват… А если не получится, хотя бы морду ему набью.
- Удачи, - прохрипел Кира, опускаясь обратно на футон. Ренджи кивнул и стремительно вышел; простучали по деревянному полу чеканные шаги и затихли, растаяли в утреннем птичьем многоголосье.
Через пару минут вернулся Шухей; молча подошел, сел рядом, обнял за плечи.
- А нас не возьмут… - по-детски обиженно пожаловался Кира. – А я, может, и правда… в глаза хотел посмотреть…
Хисаги коснулся губами его виска, подул на выбившуюся из-за уха воздушную прядку. Потом, против обыкновения, пригладил светлые волосы и шепнул:
- Все нормально. Мы должны остаться. Раз бывшие капитаны нас не взяли – значит, наше место здесь.
Изуру посмотрел на его кривую, вымученную улыбку и подумал, какой он, Изуру, дурак, сколько всего не понимал. Ведь Шухею наверняка куда хуже, чем самому Кире. От Гина-то действительно всего можно было ожидать… и особенно активно распространившиеся после возвращения «преступницы» Рукии слухи, не слишком, надо сказать, преувеличивавшие его сволочизм, в том числе говорили о возможном предательстве с его стороны… Но никто и в страшном сне не мог бы предположить, что Тоусен, известный защитник справедливости, во всем правильный, во всем положительный… Это было потрясением даже для сторонних – что уж говорить о лейтенанте, безоговорочно преданном непосредственному начальнику.
Кира поцеловал худую татуированную щеку, чуть повернув за подбородок, по очереди проследил языком тонкие ровные шрамы. Шухей запрокинул голову, закрыл глаза; Изуру, немного удивившись этому, поцеловал сжатые губы, скользнул губами по длинной шее… Хисаги вдруг глубоко вздохнул, неловко прижал юношу к себе, провел ладонью по плечу и сказал:
- Пора на работу.
- Да, - удивительно легко согласился Изуру. – Надо продолжать работать. «Продолжать жить,» - добавил он мысленно.
Перед тем, как свернуть от ворот дома Киры, чтобы направиться в сторону своего офиса, Шухей на минуту остановился:
- Я вечером зайду?
И улыбнулся – совершенно искренне.

@темы: Внимание: рейтинг!, Изуру, Шухей, Яой, Фанфики