Шухей/Кира

[bleach-lovers-only]

Без слов: Интерлюдия.

Автор: Leyana
Фандом: Bleach!
Жанр: по большей части агнст

Пэйринг: Шухей/Кира

Рейтинг: R
Саммари: прошло некоторое время после ухода капитанов-заговорщиков. Жизнь должна продолжаться, но…
Предупреждение: ООС
Примечание:
1)Интерлюдия – действо, происходящее без участия основных персонажей/главных героев произведения;
2)меня искренне удивляет, что я не смог обнаружить реализацию этой идеи в русскоязычном фансервисе – явление такое естественное…

Да?

- Он никогда не замечал, если я проводил уборку в офисе… - монотонно и негромко, будто сам себе (а, скорее всего, так и было) рассказывал Шухей. Идущий рядом Кира, рассеянно кивая, скользил отсутствующим взглядом по стенам городского лабиринта. Хотя он был практически трезв, никак не мог вспомнить, с чего это ему взбрело в голову провожать семпая до казарм девятого отряда. Впрочем, Хисаги пошатывался и смотрел в одну точку, прямо перед собой, так что приступ заботы был вполне оправдан.
Кира, тяжело вздохнув, подхватил опасно вильнувшего Шухея под руку. За последние несколько дней лейтенанты стали намного ближе друг другу; и без того мрачный, а после происшествия на скале Соукьёку абсолютно непробиваемый Хисаги рядом с ним будто чуть оттаивал, начинал что-то рассказывать… Изуру в такие моменты ненавязчиво заглядывал ему в глаза – и видел там отражение своей тоски, иррациональной и оттого еще более безысходной.
Завидев исполняющего обязанности капитана, часовой подскочил и вытянулся во фрунт. Хисаги махнул ему рукой, и парень расслабился, с интересом поглядел на бледного сопровождающего своего начальника.
- Извини, выпить ничего нет, - зайдя в свою комнату, Шухей сразу растянулся на футоне.
- Ничего, - Кира сел рядом. – Я не хочу. Все равно ведь не помогает.
Хисаги вздохнул и снова поднялся, вышел. Через несколько минут он вернулся; следом вбежал расторопный часовой, поставил возле футона чайник и, вежливо поклонившись Кире, умчался. Шухей достал чашки, разлил чай; морщась, начал пить мелкими глоточками.
Молчание становилось неуютным, натянутым. Изуру вспоминал предыдущие посиделки, после которых у него дня три болела голова. Но все мучения оказались напрасны: ни тяжелый Шухеев кулак, чуть не свернувший ему челюсть, ни последующие совместные возлияния – до самого утра, так что даже выспаться перед рабочим днем не удалось – не смогли изгнать тяжелые мысли, крутившиеся вокруг одной только темы.
Кира чувствовал себя действительно виноватым. Он почему-то не удивился предательству Ичимару, словно ожидал чего-то подобного – впрочем, за годы работы под его началом лейтенант твердо усвоил, что Гин способен на все. И даже на большее.
Тем не менее липкое, тянущее чувство собственной вины перед другими не уходило: не разглядел, не понял… не удержал… Было очень странно… и откровенно гнусно сидеть рядом со смеющимися приятелями – никто не позволил себе даже взгляд укоряющий бросить в сторону Киры… а он отчасти в этом нуждался – нуждался в порицании, в наказании, пусть чисто символическом… ведь за ним должно было последовать прощение.
Поэтому Кира даже не попытался увернуться, когда Шухей размахнулся с явным намерением пробить ему череп – покорно замер, ожидая удара. Видимо, это и спасло от серьезных повреждений: Хисаги словно одумался, но остановить руку уже не смог – чуть поменял направление движения, так что костяшки судорожно сжатых пальцев больно проехались по скуле, оставив ссадину. Шухей потом долго извинялся – Изуру только рукой махнул: «Пустяки. Мелочь».
«Мелочь,» - повторил он сам себе. В тот момент ему и смерти – развоплощения – казалось мало.
- Снова думаешь о капитане? – шероховатый голос Хисаги органично вплелся в его размышления. Кира наклонил голову, тускло глядя в чашку:
- Никак не могу отвязаться…
- Винишь себя и все прочее… - продолжил за него Шухей. – Брось. Ты не виноват.
- Подсознанию этого не скажешь, - уныло ответил Изуру. Лейтенант девятого фыркнул, цапнул парня за руку – сильно сжав кисть подушечками пальцев, словно хотел болью выбить из головы лишние мысли – и, дернув ее к губам, опрокинул в себя содержимое чашки, которую держал Изуру. Коротко выдохнул, словно не чай проглотил, а сакэ, рывком притянул Киру за плечи и одним резким, яростным движением взъерошил светлую челку.
Кира только глазами захлопал. В его голове действия семпая укладываться решительно отказывались. Трудно было представить, что угрюмый, замкнутый Хисаги вдруг начал запросто обниматься с коллегой. Даже с коллегой по несчастью.
Шухей, внимательно проследивший реакцию, тихо, с примесью неопределимой интонации, вздохнул и, поднявшись, выскользнул из комнаты.
Изуру сообразил, что что-то сделал не так. Осознание этого факта в который раз вернуло к мыслям об Ичимару. Капитан научил его тонко – даже чересчур – воспринимать настроение людей, подстраиваться под ожидания, предугадывать капризы… Кира оказался крайне способным учеником, легко воспринял все невысказанные уроки, непоказанные приемы…
Теперь он допустил ошибку, выдал не ту реакцию, которую, очевидно, ждал Шухей. Это было болезненно – привычка во всем быть правильным, все выполнять идеально начала сказываться даже в таких мелочах.
Хисаги вернулся, тяжело сел рядом, вплотную придвинувшись; Кира, вырванный из раздумий, недоуменно взглянул на него. Через несколько тягучих, словно патока, мгновений Шухей обхватил лицо Изуру горячими, еле заметно подрагивающими пальцами, притянул совсем близко, провел по щеке длинным острым языком и поцеловал приоткрытые губы.
Кира безмерно удивился. Но сопротивляться не стал – впрочем, ответить почему-то не подумал, позволив себе просто наслаждаться осторожными, будто пробующими, движениями губ семпая и исходящим от него тонким ароматом ментола. Шухей прошелся кончиком языка по деснам, по нёбу, коснулся мягкого языка Киры – тот почувствовал горьковатый привкус, словно Хисаги до этого курил.
- Семпай..? – говорить с почти заткнутым ртом оказалось очень неудобно, и Кира чуть отстранился. Точнее, попытался отстраниться – семпай, предугадав движение, положил руку на затылок и не отпустил, прижимая к себе, углубляя поцелуй. Изуру невольно вдохнул носом, тонко, с присвистом, так что сам этому удивился; опершись на руку, подался вперед и немного вбок (от неудобной позы начинала затекать шея, а Хисаги явно не собирался его отпускать).
- Семпай? – повторил Кира, когда Шухей оторвался, чтоб отдышаться.
- Молчи, - почти сердито ответил тот – не приказал, но и на просьбу это не походило. Изуру вдруг обратил внимание, что Шухей трезв абсолютно, хотя еще недавно еле на ногах стоял. Это его искренне озадачило; потом он подумал, что ведет себя как-то неадекватно происходящему – но, как вести по-другому, он, ни разу не оказывавшийся в подобной ситуации, не знал. Как-то не приходилось вот так… с коллегой… да еще при таких странных обстоятельствах…
«Проклятый Ичимару,» - подумал он. – «Проклятый Айзен. Чертов Тоусен, его-то куда понесло?!» Хисаги, между тем, наклонившись к лицу Киры, заглянул ему в глаза; Кира, отчего-то почувствовав себя дураком, неслышно вздохнул:
- Продолжай, раз уж начал.
Шухей недоверчиво уставился на излишне, наверное, серьезного парня. Изуру вздохнул еще раз; полуотвернувшись, развязал оби. Хисаги – словно пружина распрямилась – толкнул его, опрокидывая на футон; начал торопливо стягивать одежду, жадно, беспорядочно целуя острые ключицы, прикусывая тонкую кожу. Кира, в противовес не спеша, распутал многочисленные завязки, приподнявшись, сбросил кимоно, принялся за пояс Шухея.
Семпай щелкнул зубами, обвел языком розовый сосок, выделяющийся на бледной коже, затем прикусил. Кира ахнул; мысли потекли в несколько странном направлении. Всегда мрачный и сосредоточенный Шухей изменился, будто повернули скрытый выключатель; сейчас он разительно напоминал хищника, готовящегося растерзать свою добычу (Кира вдруг сообразил, что выступает в роли этой самой добычи). Темные глаза блестели почти маниакально, худые пальцы впивались в плечи Изуру, оставляя мгновенно багровеющие следы; казалось, он с трудом держит себя в руках, чтобы не вцепиться в обнаженную грудь зубами.
Живо представив себе потеки крови на губах семпая, Кира успокаивающе погладил его по спине; слегка изогнувшись, чтобы дотянуться, просунул руку в прорезь хакама (развязать сложную систему шнурков никак не получалось), провел пальцами по набедренной повязке. Шухей зашипел, снова укусил – так, что действительно показалась кровь, потом зализал маленькую ранку.
Изуру улыбнулся, поймав чуть виноватый, будто извиняющийся за несдержанность, взгляд; ослабив повязку, царапнул ногтями кожу паха. Хисаги прогнулся, подаваясь навстречу болезненной ласке, потом несколькими быстрыми движениями растянул пояс и снял одежду. Кира судорожно, прерывисто вздохнул, наверное, только теперь в полной мере осознав, во что вляпался.
Впрочем, отступать было слишком поздно: Шухей ухмыльнулся с выражением мрачного предвкушения и аккуратно, словно стараясь не касаться лишний раз чужой кожи, стянул с Изуру хакама. Кира снова, уже спокойней, вздохнул и закрыл глаза.
По внутренней стороне бедра скользнула ладонь; Кира на миг ощутил холодные, скользкие от смазки («Когда только успел?» - почти возмущенно подумал он) пальцы, надавившие на нежную кожу. Потом резко дернулся, прикусив губу, вскрикнул.
- Тише… - шепнул на ухо Шухей, запоздало сообразив, что два пальца, это, наверное, много, если…
- Ты что, раньше с мужчинами не спал? – искренне изумился он; при нравах, царивших в Готэе, это было несколько... необычно. Кира, не открывая глаз, мотнул головой – челка рассыпалась на прядки, прикрыла сморщенный в гримасе лоб. Справившись с замешательством, Шухей осторожно двинул рукой; Изуру выдохнул и усилием воли заставил себя расслабиться.
Помогло не очень. Было больно – на глаза навернулись слезы, дыхание перехватывало, и выровнять его никак не получалось. Кира начал дышать по счету – в давно, еще на учебе выверенном индивидуальном ритме, единственном, который помогал отвлечься: вдох-выдох, вдох, пауза, выдох…
Шухей мягко коснулся губами шеи, провел языком по дернувшемуся кадыку; убрав руку, легонько толкнул Киру в плечо. Тот понял, неловко перевернувшись, уткнулся носом в жесткую подушку и невольно сжался, ожидая прикосновений.
Дальнейшее смешалось в один яркий, цветно искрящийся фонтан огня; в этом огне исчезли все мысли. В какой-то момент боль – от тянущей, но терпимой, до обжигающей, какой-то рвущей – уступила первый план острому неожиданному удовольствию. Кира всхлипывал, закусывал руку, которой сам себе зажимал рот, словно, не осознавая, боялся, что услышит кто-то третий; чуть заметно двигал бедрами, подчиняясь заданному темпу. Хисаги осторожно покусывал его за ухо, за шею, отплевываясь от тонких, легко рвущихся и прилипающих к влажным, липким от вязкой слюны губам золотистых волос. Изуру это вдруг рассмешило, но он только и смог, что фыркнуть, вздрогнув и прогнувшись от особенно резкого толчка.
Оргазм оказался таким же неожиданным и стремительным, как все остальные ощущения – словно водой окатили, только не холодной, а обжигающей, почти кипятком. Кира сквозь звон в ушах услышал, как буквально через несколько секунд Шухей, до того только шумно, с резким вдохом почему-то, а не выдохом, дышавший, прервав поцелуй, протяжно застонал в ухо, почти оглушил; в последний раз впившись сильными пальцами в плечи – казалось, ключица треснет, до того сжал руки, - отпустил Киру. Тот без сил растянулся на футоне.
Сквозь мутное марево будто хмельного сознания пробилась мысль, что надо бы искупаться – или хотя бы убрать следы произошедшего; перспектива утром оттирать с кожи липкие, стягивающие пленки совершенно не вдохновляла. Но он не успел даже глаз открыть, как по животу прошлась осторожная рука, мягко проводя чуть влажным полотенцем. Изуру беззвучно вздохнул и, окончательно расслабившись, отдался в бережные руки, заботливо уложившие его поудобней, мягко обнявшие; убаюканный теплым дыханием в шею, провалился в глубокий, без видений, сон.

Хисаги Шухей умел работать, не думая. Даже так: он умел избавляться от мыслей, когда работал. Днем это спасало – можно было заниматься отчетами, гонять нерадивых бойцов, вести переговоры с другими отрядами… и не вспоминать, что это не его обязанности.
Ночью было хуже – во сне контролировать себя не получалось. Мысли шли потоком, изматывая до полуобморока – он проклинал себя, но избавиться от мучительной пытки не мог – и думал, думал, думал… Ближе к утру являлся Тоусен, смотрел невидящими глазами, осуждающе качал головой, словно это он, Шухей, был в чем-то виноват… потом разворачивался и уходил – тонкий, но очень статный на фоне крупного, широкого Айзена и скелетоподобного Ичимару.
Хотелось выть. Громко, долго и, желательно, с последующим суицидом в виде подвешивания себя к стене, с которой еще недавно снимали фальшивое тело Айзена. Но надо было работать. Поэтому Шухей работал. Работал и пил. При каждом удобном случае.
Перед Кирой ему было немного стыдно: сорвался на мальчишке, выместил на нем свою ярость, испытываемую к проклятому Ичимару… и, отчасти, к Тоусену. Изуру, видимо, тоже себя винил за что-то, чему Хисаги не мог подобрать хоть мало-мальски близкое определение: даже не попробовал увернуться, наоборот – сам, непроизвольно, неосознанно, как понял потом Шухей, подставился под удар. Ему Шухей почему-то мог рассказывать, о чем думал; Кира понимающе кивал и прятал собственную тоску за печальной улыбкой.
Сегодня капитан-отступник почему-то не приснился – зато очнулся Хисаги от ощущения, что его душат. Еще в послесонном полубреду ощупав горло, он с некоторым трудом сообразил, что душит его собственный ошейник: вечером Шухей забыл снять полоску кожи, и она передавила шею. Он с невнятной, ни на что конкретно не обращенной злостью сдернул вещицу и перевел взгляд на откинутую в сторону руку, которую придавливало что-то тяжелое. На несколько неудобно вывернутом локте покоилась голова Киры; золотистые волосы щекотали плечо.
Шухей обомлел. Последнее, что он помнил с вечера – как Кира, поддерживая под руку, проводил его до казарм. Дальше – как отрезало. Он напряг мозг – и вспомнил: как схватил Киру за руку, вздрогнув от неожиданного почему-то тепла чужих пальцев, как прижал к себе, поразившись мягкому аромату волос. Вспомнил, как нервно мерил шагами аккуратно подметенный участок у входа в казарму, нервно вдыхая ментоловый дым привезенных кем-то с грунта сигарет и пытаясь отговорить себя от опрометчивого поступка…
Он мысленно схватился за голову. Теперь Кира на него точно обидится и будет совершенно прав – было просто некрасиво пользоваться ситуацией. С другой стороны… кто же знал, что он такой невинный? На редкость смазливый мальчик с хорошим характером… тем более, лейтенант Ичимару Гина, о котором во всех отрядах гуляли ужасающие слухи разной степени правдоподобности…
Шухей потряс головой. Изуру, видимо, среагировав на это движение, распахнул глаза и, не мигая, уставился на него. Хисаги замер… и вдруг увидел, что у Киры глаза пронзительно-синие, а вовсе не бледно-голубые, как казалось из-за всегда полуприкрытых в неведомой печали век с густыми, неестественно черными ресницами.
- Проспал, - констатировал Кира. – На работу проспал.
- Это так важно? – от неожиданности Шухей просто не смог придумать ничего умнее. Изуру серьезно кивнул:
- Много дел. Надо закончить отчетность.
Хисаги не нашелся, что на это ответить. Кира приподнялся, выскользнул из-под одеяла, изящно, словно в танце, двигаясь, начал неторопливо одеваться. Шухей проследил весь этот процесс, немного растерянно хлопая глазами: на его взгляд, поведение Изуру совершенно не вязалось со сложившимся еще с Академии образом правильного мальчика.
Хисаги сел, чувствуя себя ужасно нескладным, подтянул к груди колени, сложил на них длинные руки. Кира затянул оби, привычно заправил за ухо выбивающуюся прядь, пригладил челку; по-прежнему делая вид, что ничего необычного не произошло, направился к выходу. Шухей начал судорожно придумывать что-нибудь, что уместно прозвучало бы в напряженной, словно замерший перед прыжком зверь, тишине, но лейтенант третьего опередил его – перед тем, как задвинуть седзи с внешней стороны, обернулся и сказал:
- Так… я зайду вечером, семпай? – и, не дожидаясь ответа, улыбнулся и ушел.

Вопреки своим обычаям, Кира не стал раздумывать, правильно он поступает или нет. Этот вопрос даже не возник. Просто пришло осознание: так надо. Так легче. Можно даже улыбаться – по-настоящему, не напоказ. Можно ловить тень улыбки в темных глазах – Шухей никогда не улыбается губами, – и от этого тоже легче: создается иллюзия не-одиночества. Иллюзия того, что рядом есть кто-то, кто понимает и разделяет такую схожую, такую разную боль.
(С некоторых пор Кира все считал иллюзией. Кажется, с того момента, как ему рассказали о свойствах занпакто Айзена, он перестал верить во все происходящее.)
Случайный разговор с Рукией вдруг оказался очень важным. «Боюсь, это ненадолго». Он пожал плечами: «Возможно». Но потом, позже, задумался. Почему-то с трудом представлялось, что через какое-то время все прекратится. Не будет больше встреч по вечерам: тягучих поцелуев – до темноты в глазах, изматывающе долгих ласк – до потери чувствительности, яростного секса – до отключения сознания, так что остается только растянуться на футоне, закрыть глаза и – как благословение – не видеть мутных снов.
Сейчас казалось, что это невозможно. Слишком вошли в привычку сильные руки, судорожно стискивающие талию Киры – словно в страхе, что он тоже исчезнет, – теплое дыхание над ухом и ожидание во взгляде. Не обязательно быть вместе, чтобы быть рядом.
Исполняющий обязанности капитана одернул себя. Когда он только стал лейтенантом, думал, что Ичимару-тайчо всегда будет рядом. И что? Известно, чем все кончилось. Он вздохнул и принялся дописывать отчет.

Подложив руки под голову, Шухей, растянувшийся на полу, внимательно наблюдал за сосредоточенным лицом Киры, просматривающего бумаги. Их принес курьер из второго отряда, который с очень серьезным видом попросил быстрей заполнить загадочные «бланки дистанционного допроса». Изуру читал вопросы, сводил к переносице светлые брови, сжимал в тонкую линию белеющие губы…
Когда курьер ушел, Кира обнял колени, сжался в комочек, даже как-то меньше стал.
- Опять..? – полуутвердительно спросил Шухей, приподнимаясь. Лейтенант брошенного отряда кивнул, поднял искаженное лицо; в глазах стояли слезы.
- Зачем они это делают? – тоскливо спросил он. Прозрачные капли побежали по заострившимся скулам, по бледным щекам. – Я ведь все уже рассказывал. Не раз. А они… заставляют… вспоминать… Зачем?.. - бесцветный голос прервался. Хисаги покачал головой; от него спецотдел давно отстал, но Киру – тихого, дисциплинированного сверх меры, неспособного дать отпор – до сих пор таскали на допросы и даже на очные ставки с какими-то шинигами, точно также непосвященными в дела предателей.
Изуру уткнулся семпаю в плечо, прерывисто вздохнул; Шухей взлохматил ему челку, с силой притянул за подбородок, слизнул соленые дорожки с щек, прикусил губу… Кира почти заученными движениями стянул кимоно, потянулся за новым поцелуем.
Хисаги водил подушечками пальцев по гладкой пружинящей коже, жадно ловя легкие томные вздохи. Он быстро понял, что Изуру не умеет сам расслабляться. Быстро усвоил, что переключить его легче всего поцелуем, заставить отвлечься – укусом… и успешно этим пользовался. Кира все понимал – но охотно отвечал на все уловки, сам начинал игру… отдавался с такой страстью, словно каждый раз был последним.
Кира честно пытался уделить внимание любовнику, но воспоминания, не желавшие покидать его, уводили внимание совсем не в ту сторону, и он почти не отвечал на ласки. Шухей не выдержал, сердито фыркнув, укусил его за ухо, начал раздеваться. Изуру беззвучно вздохнул; он немного злился на себя, потому что не мог выразить свою благодарность семпаю – за то, что тот все понимал, был рядом… просто был. Позволял заглядывать в непроницаемые почерневшие глаза, чтобы узнавать – всегда заново, – что Кира не одинок в своем переживании несуществующей, наверное, вины. Крайне эгоистичное утешение – но действенное.

- Кира-а!
Изуру тряхнул головой; в ушах зазвенело. Он подумал, что пара часов тяжелого сна – это явно мало. Шухей недовольно проворчал что-то невнятное, сгреб парня в охапку, подмяв под себя. Кира натянул одеяло повыше, чтоб прикрыть замерзшие от сквозняка плечи, и снова погрузился в дрему. Попытался.
- Кира, ты что, не слышишь?! – Абарай вихрем ворвался в комнату, наступил на лейтенантский шеврон с номером девять, поскользнулся и, неловко взмахнув руками, шлепнулся на четвереньки.
- Что ты орешь? – поморщился хозяин дома, зарываясь лицом не то в подушку, не то в Шухеев затылок.
- Господи, какой ты неуклюжий, Ренджи… - буркнул Хисаги, поднимая голову. – Потише нельзя, что ли?
Абарай вытаращился на него, будто в первый раз увидел. Шухей сел, вытащил из-под подушки пачку сигарет, извлек одну и зажал в зубах.
- Кира, вставай, на учения пора.
- Я знаю, - хрипло ответил вице-капитан. – Еще пару минут. И не…
- Да не курю я, - отмахнулся тот.
Ренджи ошалело пялился на них. Повозившись с одеялом, Кира сдался и, приподнявшись, сердито спросил:
- Чего явился?
Абарай, хлопнув ресницами, выдавил:
- Поговорить надо.
Шухей кивнул, встал и, подхватив одежду, вышел. Ренджи полушепотом произнес:
- Я думал, вы только раз…
- Ты еще и думать умеешь? – едко заметил Изуру, отчего Абарай совсем остолбенел. Кира вздохнул:
- Извини. Не выспался, вот и несу бред.
- Да ладно, - Ренджи ухмыльнулся; Изуру скривился и напомнил:
- Ты хотел рассказать, зачем пришел в такую рань.
- А… - у лейтенанта шестого отряда вдруг сделалось похоронное выражение лица; он внимательно посмотрел приятелю в глаза и неожиданно взял его за руку. – Ты только не нервничай…
Теперь уже Кира на него вытаращился, высвободил бледную кисть:
- Я так похож на истеричную девицу? – поднялся, повернувшись спиной, начал одеваться.
- Не похож, - очень серьезно сказал Ренджи. – Но дело… тонкое… Мы уходим в Хуэко Мундо.
Руки Изуру, уже успевшего натянуть хакама, замерли на недозатянутом узле пояса. Абарай шумно вдохнул и пояснил:
- Ичиго решил отправиться туда… за Иноэ. Ее похитили арранкары, кажется, по приказу… - он невольно сделал паузу, - Айзена. Теперь мы отправляемся туда, на поиски. Следом пойдет отряд еще из нескольких человек…
- И что? – Кира судорожно натянул сорочку, заправил ее. Ренджи стушевался:
- Я думал, ты захочешь знать.
- С чего ты взял? – чтобы скрыть нервное дрожание рук, Изуру набросил кимоно, собрал его на груди в горсть. Абарай встал, положил на плечо тяжело давящую ладонь:
- Кира, ну не надо, а? Мы же давно знакомы, мог бы и не прикидываться, что тебе все равно. Я же помню, как ты с Рукией разговаривал, какое у тебя лицо было… Ты все себя за что-то винишь, я не знаю за что, тебе видней, ты у нас умный… - он говорил все быстрее, потом запнулся, замолчал и добавил спустя несколько долгих секунд – решительно, как в Академии, перед особо сложным экзаменом: - Я тебе обещаю – притащу эту падлу, чтоб ты мог в глаза ему заглянуть, чтоб он сказал тебе, что ты ни в чем не виноват… А если не получится, хотя бы морду ему набью.
- Удачи, - прохрипел Кира, опускаясь обратно на футон. Ренджи кивнул и стремительно вышел; простучали по деревянному полу чеканные шаги и затихли, растаяли в утреннем птичьем многоголосье.
Через пару минут вернулся Шухей; молча подошел, сел рядом, обнял за плечи.
- А нас не возьмут… - по-детски обиженно пожаловался Кира. – А я, может, и правда… в глаза хотел посмотреть…
Хисаги коснулся губами его виска, подул на выбившуюся из-за уха воздушную прядку. Потом, против обыкновения, пригладил светлые волосы и шепнул:
- Все нормально. Мы должны остаться. Раз бывшие капитаны нас не взяли – значит, наше место здесь.
Изуру посмотрел на его кривую, вымученную улыбку и подумал, какой он, Изуру, дурак, сколько всего не понимал. Ведь Шухею наверняка куда хуже, чем самому Кире. От Гина-то действительно всего можно было ожидать… и особенно активно распространившиеся после возвращения «преступницы» Рукии слухи, не слишком, надо сказать, преувеличивавшие его сволочизм, в том числе говорили о возможном предательстве с его стороны… Но никто и в страшном сне не мог бы предположить, что Тоусен, известный защитник справедливости, во всем правильный, во всем положительный… Это было потрясением даже для сторонних – что уж говорить о лейтенанте, безоговорочно преданном непосредственному начальнику.
Кира поцеловал худую татуированную щеку, чуть повернув за подбородок, по очереди проследил языком тонкие ровные шрамы. Шухей запрокинул голову, закрыл глаза; Изуру, немного удивившись этому, поцеловал сжатые губы, скользнул губами по длинной шее… Хисаги вдруг глубоко вздохнул, неловко прижал юношу к себе, провел ладонью по плечу и сказал:
- Пора на работу.
- Да, - удивительно легко согласился Изуру. – Надо продолжать работать. «Продолжать жить,» - добавил он мысленно.
Перед тем, как свернуть от ворот дома Киры, чтобы направиться в сторону своего офиса, Шухей на минуту остановился:
- Я вечером зайду?
И улыбнулся – совершенно искренне.