Кукла Колдуна
Пылинки в лучах
Автор: Fujin
Фэндом: Блич
Пейринг: Ичиго/Урахара
Рейтинг: PG-13
Примечание: прикол про день рождения на английском, конечно, будет звучать не так актуально. Ну да не важно
Дисклеймер: Все принадлежит законным владельцам.
Размещение: С разрешения автора
Дальше- больше (:Урахара один сидит на крылечке магазина, прислонившись спиной к стене. Млеет от яркого душистого солнца. По двору летает пыль.
Он лениво нанизывает на нить крупные стеклянные бусины, и если бы не это движение, можно было бы подумать, что он спит. Разноцветные лучики от стекляшек летают по двору вместе с пылью.
Печёт.
- Эй, старик, - Хмуро протягивает Ичиго. Как будто это на пороге его, а вовсе не своего дома сидит Урахара. Или просто – мимо проходил, - Я тут с тобой посижу.
- Надо же, какая честь, - Протягивает тот в ответ насмешливо и сонно.
И тень от панамки скрывает и прячущуюся улыбку, и выражение глаз. Молчат. Катаются по земле пылинки.
Не клеится разговор, и Ичиго сам уже не знает, почему вместо прогулки его занесло именно в этот переулок, к этому человеку.
Пальцы ловко одевают бусины на иголку и дальше – на крепкую кручёную нитку. Непонятно даже, как они на такую широкую налезают. Красные, зелёные, золотые. Тонкое гранёное стекло.
- А где…все? – Как бы невзначай начинает Ичиго, указывая на двор. Не умеет он начинать разговоры.
А Урахара умеет прекрасно, и ничего не стоило бы ему помочь пареньку найти тему, подсказать, чего тот хочет, ждет в пыли, духоте, в безлюдном переулке у входа в магазин. Но он только довольно улыбается уголками губ и крутит в руках крупные бусины. Преломляясь в гранях стекла, солнечные зайчики прыгают из его пальцев.
Послушные.
- Я из гулять отпустил. А то совсем устали. – Поднятым вверх пальцем – удачной находкой, - На море купаться, вот.
Ичиго тут же представился Тессай, в окружении шезлонгов и надувных кругов бегающий за детьми. Почему-то по-прежнему в переднике. Ловко сказано, не придерёшься. Ичиго кивает, молчит
Урахара с интересом наблюдает за ним из под пол панамы, как за занимательной зверушкой. Хитро щурится.
- Мои вот тоже уехали, - Наконец снова начинает тот, - Каникулы, как-никак, разъехались все из города. Лето. – Словно извинением, - Скучно.
Урахара улыбается шире и часто кивает. От мельтешения зелёных полос рябит в глазах.
Тоже складно вышло.
- А ты почему не с ними?
- Ну как же, - Ичиго ухмыляется, хлопает рукой по заднему карману джинсов, где еле выглядывает удостоверение шинигами. Временно исполняющего обязанности, - Пустые, все дела. Если я уеду, кто же тут останется?
Урахара от всей души смеется этому, как хорошей шутке.
- А что, меня в расчет уже никто не берёт?
Ичиго фыркает, отворачивается, с видом раздражённым, скучающим и совершенно независимым.
Как будто это не он пришёл стоять у порога чужого дома.
- Не говори глупостей, старик.
***
Ичиго быстрым устремлённым шагом входит в магазин, проходит мимо прилавков и шкафчиков с товарами. В магазине прохладно и тихо. Тонкие солнечные лучики просачиваются сквозь пыльные, годами не мытые стёкла.
В нерешительности останавливается у пустого прилавка.
- Желаете чего-нибудь приобрести? - Урахара появляется из-за спины, услужливо улыбаясь и быстро-быстро махая веером.
От этой дежурной улыбки злость закипает в горле. Жаркая, как солнце на дворе.
Ичиго резко разворачивается и изо всех сил кидает мяч Урахаре в грудь. Его он принёс с собой.
Тот ловит его самыми кончиками пальцев, умудрившись не сломать веер, не помять.
- Поиграй со мной, мне скучно.
Урахара задумчиво крутит мяч в руках, а потом делает несколько шагов, наклоняется и оставляет его у входа. За порогом.
Хитро выжидающе смотрит, отходит к прилавку.
- Вы слишком самонадеянны, молодой человек, если считаете, что можете требовать этого от занятого торговца в разгар рабочего дня.
Ичиго сердито фыркает. Тишина звенит вокруг. Лежат давно пыльные товары на полках.
Ему и так нелегко было заставить себя прийти сюда снова.
Он отходит к порогу, поднимает мяч, возвращается и с силой опускает его на прилавок перед Урахарой. Прямо на россыпь каких-то побрякушек.
- Даже так? – Смешливым прищуром, - А если я не хочу?
И Урахара кладёт раскрытую ладонь на мяч. Даже не касаясь – просто рядом с его рукой. Из-за теней точно не разглядеть, но кажется – вот-вот рассмеётся.
Ичиго зло шипит сквозь стиснутые зубы, резко отдёргивает руку и мяч, тут же разворачивается, идёт к выходу.
В дверях задерживается и, даже толком не обернувшись, кидает через плечо:
- Я жду тебя во дворе.
***
Они сидят на ступеньках у заднего входа. Шумно отрывисто дышат. Вечереющий воздух звенит вокруг. Мяч лежит перед ними в пыли, красный в расплывающемся по двору закате.
Они вспотели, они устали так, что еле доползли до этого крыльца. Хочется пить.
А Ичиго, впервые за долгое время, наконец чувствует себя по-настоящему отдохнувшим. Так, что и сказать-то нечего.
Вдруг Урахара сам разрывает повисшую вечернюю тишину. И усталость, и лёгкую сонливость, и умиротворённость.
- Вот теперь мы с тобой устроим обмен. Твоя очередь сделать то, что я попрошу.
Ичиго поднимает взгляд от потёртых досок пола. В горле и так сухо, ком сворачивается внутри. Чуть выше солнечного сплетения, чуть ниже гортани.
Произносит недовольно:
- Чего тебе?
Урахара откидывается на стену магазина и острые закатные тени делают его безнадёжно усталым, слабым и лживым. Он непривычно отказывается встречаться с Ичиго глазами, смотрит в алеющий горизонт.
- Расскажи мне. Как там…сейчас?
Ичиго не нужно объяснять где это – «там».
Сейчас. Без меня.
Такие вопросы тоже задают с трудом.
- Разве Йоруичи-сан не рассказывала тебе всё?
Горьким смехом-передразниванием:
- Только общие события. Йоруичи-сан думает, что она меня щадит.
Ичиго отворачивается, молчит. Вовсе он не собирается ничего рассказывать.
Просто не знает, что можно рассказать про это неживое место. Просто слишком не привык видеть Урахару без всегдашней улыбки. Усталым. Спрашивающим. Таким.
А тот снова спрашивает – скучающим голосом, словно невзначай. И кажется – с каждым словом ломает себя. Беззаботного. Просто ему слишком надо знать.
- Говорят, Маюри назначили капитаном двенадцатого.
Ичиго кивает в ответ.
- А лейтенант у него кто?
Пожимает плечами:
- Не знаю. Девушка какая-то. Плёл что-то про то, что сам её сделал.
Урахара горько смеётся. От закатных росчерков полосы его панамки кажутся буро-малиновыми. И глаз не видно.
- О да, такое как раз в духе нашего отряда.
Снова молчат. Смотрят, как медленно скрывается за высотками солнце.
- Я тоже давно хотел спросить.
Урахара уже успел нацепить свою привычную улыбку. Прежде чем повернуться.
Иногда эта улыбка бесит Ичиго настолько, что хочется врезать тому прямо по лицу. Чтобы стереть эту улыбку. Увидеть удивление.
Сдёрнуть треклятую панамку и посмотреть, какого же цвета у него глаза.
Только вот Ичиго знает – это не его желание.
- Ну?
Спокойно, безразлично:
- Этот говорит, что Айзен наверняка был не первым, кто додумался скрещивать шинигами и Пустых.
Смехом, коснувшимся губ веером:
- Каких только глупостей не говорит тебе твоё подсознание. Что еще Этот тебе рассказывает?
Ичиго пропускает издёвку мимо ушей, смотрит серьёзно и с вызовом.
- Говорит, что у тебя такие эксперименты явно лучше получаются. Говорит, что живой пример этому есть. Мы.
- Какая гнусная ложь.
Вот и всё. Просто и невзаправду как всегда.
Урахара прячет улыбку в складках веера и ждёт, что же тот ответит. С интересом наблюдает за реакцией. Ответить на это нечего.
- Понятно, - Ичиго встаёт, оттряхивает штаны. – Поздно уже, я останусь?
Голосу в голове он верит не больше, чем Урахаре. Урахаре он не верит вообще.
Но всё же интересно – кто же из них врал.
***
Ичиго просыпается далеко за полдень, встаёт, сонно позёвывая, одевается. С непривычки спать на тонкой жесткой циновке ломит спину.
Выйдя из комнаты, он проходит по магазину, служебным помещениям. Никого. Только пыль, пробивающееся сквозь щели солнце и тонкие разноцветные блики от подвешенных под потолком стекляшек.
Из полуприкрытой двери складского помещения слышится какая-то возня. Ичиго входит внутрь и видит Урахару, силящегося запихнуть ящик на одну из верхних полок.
- Давай помогу.
Он встаёт рядом, берёт ящик – тяжёлый, зараза – за деревянные бока. Занозит руки. Пальцы у Урахары тёплые, даже сейчас осторожные. Вдвоём они ставят груз на место.
Пыхтя, пытаются отдышаться.
- Премного благодарен, - Урахара тут же вынимает блокнотик и принимается с довольным видом что-то там записывать, - Кстати, не хочешь подработать грузчиком?
Ичиго сердито смотрит на него, на эту раздражающую фальшивую улыбку и никак не может понять, что это – глупое предложение или такая странная шутка. На всякий случай отвечает:
- Нет, спасибо, мне и так работы хватает. Что это было?
- Очень жаль, такие перспективы. Что было? Ах, это. – Урахара ловко закрывает блокнот. – Ничего необычного. Решил заняться продажей еще и нормальных людских товаров. Надо же бедному торговцу на что-то существовать. – Смехом; веером, глушащим этот смех, - Что-то здесь душно, пойдём.
Ичиго пожимает плечами и выходит вслед за ним.
Его всё тянет обернуться и посмотреть еще хоть раз на этот дурацкий ящик. А еще лучше – прийти ночью и распотрошить его до самого дна.
Потому что он всё никак не может понять, когда шутки Урахары просто шутки, когда они что-то скрывают и когда же бывают правдой.
Что-то тяжеловат был ящик для всякой мишуры.
***
Ичиго легко парирует удар, уворачивается и ударяет сам. Отвратительно скрипят мечи. Не давая опомниться, отходит на пару шагов и с разбегу бросается в атаку; прыгает, готовые разрубить противника прямо в прыжке.
Сам бы он так не смог, и белобрысый псих ликующе хохочет в голове.
Урахара успевает защититься, но слишком много напора, ненависти в этом ударе, и он падает на песок полигона. Ичиго нависает сверху, давит Зангетсу, грозя переломить тонкий чужой клинок. И краем сознания успевает подумать, что эта сила и эта ненависть – тоже не его.
- Сдавайся.
Сейчас Урахара кажется почти испуганным. Уставшим. Непривычно открытым, слабым, со слетевшей панамкой.
Глаза. Надо успеть посмотреть, какого цвета у него глаза.
Ичиго тянется ниже, жалобно скрежещет сталь, преодолевая сопротивление. Еще ниже.
Он уже так близко, что может чувствовать его сбивчатое дыхание. Сладкий запах страха, который чует не он. И глаза. Глаза.
Урахара вдруг резко выворачивает Бенихиме, 2ой рукой собирает горсть песка и швыряет ему прямо в лицо.
Не успел разглядеть.
Пока Ичиго откашливается, Урахара успевает встать и зайти за спину. Даже не пытается ударить.
- Хватит. Всё, допрыгались.
Но Ичиго не хватит, он одним движением разворачивается и нападает снова. Почти успевает задеть, прежде чем Урахара задержит его клинок своим. И вдруг резко даёт кулаком прямо по лицу, вытянув руку над скрещенными мечами.
- Я же сказал: хватит.
Ичиго зло скалится, кровь из разбитой губы капает крошечными пятнами прямо на пол пещеры. Жарко. Щиплет.
- Еще нет.
Урахара фыркает, кладёт меч в ножны, превращая клинок в безобидную трость. Оттряхивается, подходя ближе, обходя Зангетсу как несущественную помеху.
- Как-нибудь в другой раз. Вытирайся и пойдём отсюда.
И он протягивает руку, тыльной стороной ладони касаясь щеки, подбородка, шеи. Стирая стёкшую струйку крови. Небрежно вытирает руку о штаны, разворачивается, собираясь уходить.
А Ичиго зло шипит сквозь стиснутые зубы, и духовная сила спиралями стекается вокруг. Трещит, сыпет искрами.
- Нет, сейчас.
Есть в этом что-то жизненно необходимое – хоть раз победить Урахару. После капитанов, лейтенантов и огромных Пустых – именно его. Наверное, это потому, что он его первый учитель.
Но белый псих смеётся внутри.
Но почему-то это кажется таким важным именно теперь. Когда грязные кровавые полосы на руках Урахары горят воспоминанием прикосновения. Кожи к коже.
- Не буду я с тобой вообще больше тренироваться, - Безразлично протягивает тот.
Он всё-таки еще не дошёл до того, чтобы кидаться на безоружных, и потому Ичиго уже почти кричит – зло, пытаясь спровоцировать:
- Да ты просто боишься меня.
Урахара в ответ спокойно пожимает плечами, всё так же идёт к выходу, автоматически вытирая руку о ткань одежды.
- Разумеется, и это тоже.
***
- Послушай, а как же Йоруичи-сан, неужели ты её тоже отправил…отдохнуть?
Они сидят на кухне. Пьют чай, остывающий в толстобоких кружках. Старая пыльная лампа над ними то и дело моргает.
От кружки Урахары еле чувствующейся добавкой тянет ромашкой, крапивой и покоем.
- Отчего же. Не мне решать, где ей быть, - Веер у губ скрывает отсутствие улыбки. Тень от панамки – выражение глаз. А голос – голос уже давно послушен настолько, что не подводит его, - Йоруичи-сан в Сейретей. Ей есть, куда возвращаться.
Ичиго смотрит на широкие доски стола, греет руки горячей чашкой, обхватив её ладонями. Наконец снова спрашивает:
- А ты? Ты бы хотел вернуться?
Урахара одним движением складывает веер, и на губах у него опять всегдашняя таинственно-беззаботная усмешка. Как будто она никогда не сходит с лица.
- Слушай, Куросаки-сан, давно хотел тебе сказать. Прекрати представлять меня как какого-то страдающего романтического героя. Напрягает, честно.
Тот в ответ только давится остывающим чаем.
Пытается понять, когда же Урахара врал – до этого или теперь.
***
Ичиго всё-таки неуютно было спать в доме Урахары. Это, конечно же, из-за жёсткой циновки на полу – в основном. Хотя лучше, чем в своём пустом доме.
И еще душно. И мысли всякие глупые лезут в голову. И тяжело дышать.
Да еще и этот ненормальный бубнит в голове всю ночь напролёт.
Однажды он всё-таки не выдерживает и встаёт с кровати. Выходит из комнаты. Идёт узкими коридорами магазина. На босых ногах остаётся пыль, скрипят половицы.
Проходя мимо комнаты Урахары Ичиго невольно останавливается. Хочет войти, хотя явственно ощущает: это желание – не его. Даже поднимает руку, касаясь гладкой поверхности двери.
В гортани по-прежнему стоит пошлый запах сушёной ромашки, или это комната Урахары пропиталась им насквозь.
Из-за перегородки слышно, как он глубоко размеренно дышит.
Ичиго закрывает глаза, лбом прислоняется к двери, чтобы лучше чуять этот горький запах, слышать дыхание. Даже сейчас тёплое. Растопыривает пальцы ладони, ощущая поверхность дерева. Запоминая.
Глупо.
- Иди спать, - Доносится из комнаты мягко и приглушённо.
Урахара наверняка думает так же.
Ичиго не отвечает, идёт дальше по скрипящим половицам, не решаясь включить в коридоре свет.
Доходит до склада и только там зажигает маленькую лампочку под самым потолком. Достаёт тот самый ящик, ставить который он помогал Урахаре недели назад. Нашел лом, открыл крышку. Так конечно нельзя поступать в чудом доме с чужими вещами, но сейчас Ичиго плевать на это. Ему надо знать.
В ящике оказались книги. Сложенные стопками ряды совершенно разных книг.
Ичиго зло рассмеялся, потому что не знал, что же сделать еще. Книги – это ничего. Может оказаться как и тщательно скрываемое памятью, так и действительно «нормальными людскими товарами».
Урахара. Поганец. Наверняка он сделал всё это специально. Мучил его неопределённостью. Дал заметить этот ящик. Положил в него всякую хрень.
Разрешил жить в своём доме. Играет в мяч и тренируется с ним в пещере. Пахнет чаем с то ромашкой, то крапивой, то полынью. Так смешливо улыбается. Так тепло дышит.
Прогоняет ночью от дверей своей спальни.
Книги – это ничего. Так и непонятно, что же он делает постоянно: так болезненно скрывающее врёт или просто издевается.
Это белолицый псих в голове, а вовсе не он, хочет залезть к Урахаре в душу и выпотрошить её до самого дна.
Наутро Урахара находит Ичиго в том же складском помещении между томами «Дон Кихота» и какими-то дамскими романами.
***
Электричество вырубило совершенно неожиданно, поздним вечером, во всём районе. Маленькие домики и магазины гасли – один за другим.
Ичиго устроился в старом покосившемся кресле, подобрав под себя ноги. До этого он читал какую-то книгу со склада Урахары, а теперь – без света – почти спал, прижавшись к потрепанной обивке.
Урахара сидел на полу у его ног и уже битый час крутил в руках провода. Честно пытался что-то сделать, хотя, по правде говоря, не соображает он в этом ничего.
На столе горела одинокая свеча.
За окном занималась гроза.
- Прекрати заниматься глупостью, - Протягивает Ичиго недовольно.
- Вовсе не глупость! – Смеётся тот в ответ смехом фальшивым и усталым, - Я пытаюсь обеспечить нам блага цивилизации.
Свеча на столе сыплет искрами и гаснет.
До этого её дёрганный свет резко очерчивал короткие морщинки у его глаз. И выступающие костяшки пальцев на застывших над проводами руках.
Ичиго сонно смеётся. Теперь они остались вообще в полной темноте. Только росчерки молний в окне.
- Лучше бы пошёл снова зажёг, - Упрёком.
- Лень.
Молчат. Чуть скрипят в руках провода. О стекло ударяются первые капли дождя.
- Скучно. Давай ты мне что-нибудь о себе расскажешь.
Урахара запрокидывает голову, почти положив её ему на колени, смешливо вопросительно смотрит.
- Например?
Конечно Ичиго плевать на Урахару. Просто его достало сидеть в тишине и темноте, вот он и пытается исправить хотя бы первое. Вовсе не хочет он ничего о нём знать. И вовсе не нравится ему ощущение теплого дыхания у колена.
Белёсому психу в голове – тому бы понравилось.
- Ну, не знаю. Когда у тебя день рождения, например?
Глаза Урахары хохочут, почти черные в темноте и тени. Опять насмехаются.
- Тридцать первого декабря.
От такой откровенной издёвки Ичиго вскипает настолько, что готов придушить Урахару прямо сейчас. Грохочет гром. Он даже протягивает руки, да только так и застывает, едва коснувшись шеи.
Чувствует, как бьётся пульс.
- Ты можешь хоть раз нормально ответить? Я, между прочим, серьёзно говорил.
- Я тоже.
Просто, мягко. И Ичиго вдруг верит – наскоком. Просто устал всё время сомневаться в его словах. Он склоняется над ним, закрывает глаза, и уж больше не хочет ни о чём думать. Это удивительное, редкое ощущение – взять и поверить, даже когда на самом деле практически уверен, что над тобой опять смеются.
Урахара пахнет хвоей, Новым годом и волшебством. Совсем детским, несуществующим – а не тем, что подвластно шинигами.
И дед Мороз, и стеклянные шары, и цветная мишура, и подарки под ёлкой на утро – всё это, слившееся радостным детским ожиданием и нетерпением. Памятью.
Ичиго – ему ведь нет и двадцати.
Потому он еще помнит, что только волшебники из детских сказок рождаются накануне Нового года. И ведь, наверное, похож, зараза.
Он склоняется ниже, зарывается лицом в волосы, шумно дышит. Нельзя так шутить, да еще и положив голову на чужие колени. А если не врёт – если нет? Тогда, пожалуй, можно было бы даже разреветься.
Урахара фыркает в темноте.
- Ты меня за это еще поцелуй.
***
Ичиго вернулся далеко за полночь. Его не было весь день. Весь день шёл проливной дождь.
Он стоит на крыльце давно закрытого магазина, давно промокший до нитки, барабанит кулаком в закрытую дверь. Больше часа.
- Да пусти же ты! Засадил мне в голову этого психа, отправил чёрте куда, а теперь и видеть нас не хочешь?!
Голос из-за двери тихий, усталый и приглушённый. Даже через перегородку от Ичиго явственно несёт алкоголем.
- Отчего же? Хочу, только в другом состоянии.
- Ах, а в любом я тебя не устраиваю?!
И он снова барабанит руками, с размаха пинает дверь ногой. Потом не выдерживает, пытается открыть наглухо запертую дверь, изо всех сил дёргает её в сторону.
Та вдруг поддаётся.
Ичиго влетает внутрь, едва не упав. Урахара стоит тут же, у распахнутой двери, машет веером, несмотря на холод. Или как раз из-за него – просто от вредности. Дождь косыми струями льётся внутрь – прямо на пол магазина. Он ногой возвращает дверь на место и подходит к Ичиго, смотря незлобно и чуть обиженно.
- Ты зашёл. Я посмотрел. Дальше что?
Тот заходится хриплым кашлем – ему прямо в лицо. Чуть пошатывается. Алкоголем от него пахнет ярко, одуряющее, непривычно.
- Дурак ты. Такой умный, а не понимаешь.
Урахара не дурак, и он отлично понимает, что Ичиго есть с чего напиться, когда на улице хлещет такой вот ливень. И воспоминания душат. Нечёткие, полупридуманные, детские.
И остался ты в городе совсем один. На целое лето.
Он знает наверняка: Ичиго весь день простоял без движения, глядя, как бьются водяные струи по реке под проливным дождём. Ждал.
Может, Удильщик вернётся. Может, новое воспоминание придумается.
- Давай раздевайся, залезай под горячий душ – и спать. Не хватало еще, чтобы ты простудился.
Ичиго сипло смеётся, и вода с его промокшей одежды заливает полы. Как будто даже кипяток сможет выбить из него этот холод. Как будто ему не всё равно, простудится он или нет.
Конечно, он помнил о матери всегда. Но в такие ливни было особенно паршиво.
- Плевать.
Урахара знает. Всё-то он знает, этот лживый торговец сказками и дверьми в мир волшебства и неживых.
Ичиго сидит на холодном, мокром полу, и помнит каждую морщинку на её лице. И кажется: расплывается под ним не вода, а её вязкая тёмная кровь, потому что за окном проливной дождь, ливнем забивающий в глаза, в кожу, в душу – воспоминания.
Урахаре тоже плевать.
- У меня магазин, а не больница. Всех посетителей потом своим кашлем распугает. Потом вытрешь за собой воду.
И он рывком поднимает Ичиго на ноги. Тот делает пару шагов, поскальзывается и снова падает на пол. Сидит, уставившись перед собой бессмысленным взглядом.
Урахара вздыхает, садится напротив.
Барабанят капли по крыше и окнам.
- Ну и что же мне с тобой делать?
По тону слышно: ночного гостя он хочет как минимум огреть чем потяжелее, чтоб глупости в голову не лезли. Просто голосом своим он владеет не хуже, чем лицом.
Ичиго сидит перед ним на полу, мелко дрожит. Холодный и насквозь промокший. Ему всё равно.
- Ладно, давай я тебя переодену и спать положу. Может, и не заболеешь.
И он забирается рукой тёплой – почти горячей на замёрзшей коже – под футболку, начинает стягивать её. Неловко, торопясь.
А Ичиго почему-то именно теперь не выдерживает; хватается мокрыми пальцами за ворот его одежды, прижимается всем телом, судорожно всхлипывая в шею. Несёт – вместе с запахом дождя и алкоголя:
- Знаешь, она…У неё глаза…Совсем забыл…Не могу никак вспомнить, какие же…Напрочь…А еще она, знаешь, она так любила, когда…
Ичиго холодный и влажный, его мелко трясёт. Урахара неуклюже обнимает его одной рукой, другую положив на губы. Потрясающим контрастом сухие и горячие.
- Нет, не знаю. И знать не хочу. Молчи.
Рождающаяся истерика заканчивается. Вмиг.
Тот смотрит удивлённо и обиженно, судорожно сглатывает. Вдруг хмурится, как от новой внезапной идеи, и тянется губами к его лицу, подминая Урахару под себя. Пока ладно снова не остановит его.
- Не надо, - Мягко, успокаивающе, горько, - Наутро тебе будет стыдно. И за это, и за то, что ты пытался рассказать. Не надо ничего этого. Не интересно.
Ичиго долго и пристально вглядывается ему в глаза. Слишком темно. Кажется, какие-то светлые. Не разобрать.
А потом встаёт, чуть опять не поскользнувшись, и идёт в душ, на ходу расстегивая ремень. Стало быть, в горячий. Чтобы не заболеть. И посетителей не распугать.
- Дурак ты, - Глухо, отчётливо, хрипло, - Я не пьяный, просто мне очень фигово и вдобавок облили саке.
Конечно, Ичиго вообще не пьёт. И уж тем более в такие дни. Когда на улице ливень и воспоминания стеной дождя встают поперёк горла.
Мешают нормально даже дышать.
Урахара смотрит на его удаляющуюся спину и не спорит даже с «дураком».
***
Ичиго тихо скулит во сне – больно, низко, со смесью жалости и злобы – нерождённым криком Пустого. Мечется по кровати. Его трясёт.
То и дело лицо его искажается полузнакомой гримасой, и кажется: почти до серости белеет кожа, растягиваются в сумасшедшей улыбке губы. А потом его снова знобит, колотит крупной дрожью, и простыни скрученные и влажные – от пота? слёз? дождя?
Ичиго тихо смеётся во сне – хрипло, обиженно, со смесью ненависти и зависти – к Полным и живым. Мечется по кровати. Его тоже трясёт.
Бессвязно бормочет, разговаривая сам с собой. Ночью, во сне, ему сложнее всего бороться с белёсым паразитом, пустившим корни внутри. В самой глубине – там, откуда разрастается прореха Пустых.
То и дело руки его во сне тянутся к горлу – и непонятно, чьё из них это желание – разорвать, убить, неважно кого.
Себя – чтобы не выпустить наружу разрастающуюся внутри шизофрению?
Его – чтобы выпустить хоть на минуту себя?
Тогда сидящий рядом Урахара придвигается и легонько бьёт веером по этим рукам. Несильно, едва касаясь. И Ичиго успокаивается, обмякает, спокойно глубоко дышит.
А потом вдруг резко распахивает ошалелые глаза и смотрит в упор – жалобно, просящее.
Низко хрипит севшим со сна голосом:
- Помоги мне. Я больше так не могу. Пожалуйста. Я буду хорошим, я буду послушным. Ты же можешь, - Его одуревшие глаза горят даже в темноте, - Выпусти меня, - Резко вскидываясь на кровати, с рёвом кидаясь на сидящего человека, - ПУСТИ!
Его снова скручивает и прижимает к кровати, и он мечется по ней, как привязанный – своей-чужой волей, и бормочет в бреду.
- Пусти, пусти, я тоже хочу жить, я, я, только я.
Урахара сидит, и без тени эмоций на лице наблюдает за этим. Ничего не отвечает, ничего не говорит. Вот уже которую ночь напролёт.
Впервые в жизни ему стыдно за столь хорошо удавшийся эксперимент.
***
- Пойдём, - Урахара вдруг хватает его за руку и тащит за собой. Непривычно оживлённый, напористый, - Решил тебе кое-что показать.
Ичиго недовольно вырывает руку, но идёт следом. Вообще-то он уже собирался спать. Вообще-то на улице низкая звёздная ночь. И ему вовсе не понравилось ощущение чужих тёплых пальцев, сомкнувшихся на запястье.
- Что еще такое? – Нарочито недовольно, сонно. Заинтересованно.
Урахара приводит его в складские помещения, и, не объясняя, принимается осматривать коробки. Пыльные лампочки без плафонов висят высоко под потолком. Одна перегорела, одна моргает.
Наконец он, видимо, находит то что искал – в наглухо запечатанном деревянном ящике, на одной из верхних полок. Приподнимается, пытаясь его достать, но, едва коснувшись ящика руками, тут же отдёргивается, словно что-то вспомнив, и со смехом разворачивается к Ичиго.
Со смехом до того непривычно честным и живым, что это почти пугает.
Может быть, он решил, что и ему надо когда-то извиняться.
- Слушай, Ичиго, а достань-ка мне ту коробку.
Из дальнего угла, от входа, низко и подозрительно:
- Я еще не нанимался к тебе грузчиком.
Но он всё равно подходит, встаёт на цыпочки, осторожно берёт ящик и ставит его на пол у ног Урахары. Совсем лёгкий.
- Ну и открывай теперь сам, раз достал, что ли.
Ичиго коротко и сердито смотрит на Урахару, с совершенно непричастным видом наблюдающего за тем, как он шарит в поисках лома, снова подходит, открывает ящик. Как будто это не он заставил его заниматься этой глупостью.
В ящике лежит смятый кусок ткани, серо-бурый от пыли. Урахара берёт его самыми кончиками пальцев, резко встряхивает и открывает неприметную заднюю дверь.
Пыль от плаща густым едким маревом еще стоит в воздухе, заставляя кашлять и щурить глаза. А через распахнутую дверь – огромным ворвавшимся миром – уже хлынул оглушающий ночной ветер, и шум, и низкое звёздное небо, и тихий смех за плечом. Пылинки ломались от этого воздуха прямо в полёте и оседали на доски пола.
- Ну чего встал? Пойдём.
Урахара взял его за плечо и вывел во двор, захлопнув дверь магазина. Ладонь была обжигающе-теплой, но на этот раз он отчего-то не возражал. Темно. Только яркие точки звёзд и тонкая щель света из-за двери.
Торговец стоял посреди двора и пристраивал пыльный плащ у себя на плечах. Нои его промокли от ночной росы. Ичиго стоял рядом, хмуро смотрел, дышал полной грудью, чувствовал, как колотится сердце, и не говорил ничего.
Урахара наконец закрепил плащ замысловатым узлом – нормальные завязки давно потерялись - поднял ногу, как будто собираясь идти по лестнице. Наступил. Хмыкнул. Луны не было, но звёзды – миллионы звёзд – освещали дворик и две фигуры ярким фосфорическим светом.
- Пойдём, - Еще раз повторил он.
А потом вдруг схватил Ичиго за запястье и прыгнул – прямо в распахнувшееся, упавшее сверху ночное небо.
И ветер бьёт в лицо – холодный, свежий, дурящий. И звёзды светят ярко, выбивая слёзы из глаз.
А Урахара прыгает еще выше, несётся с нечеловеческой скоростью – и тишина в свисте ветра звенит вокруг.
Плащ хлопками треплется на ветру, больно задевая лицо.
Звёзды горят.
Как в детских сказках, где колдуны и ведьмы умели летать. Со звоном ёлочных игрушек и запахом хвои. С днём рождения в канун нового года и волшебством. Детским, а не тем, что подвластно шинигами.
Шабаш.
Полосатая панамка слетает с головы, а они всё несутся вперёд – быстрее; дальше. Ичиго до боли хватается за руку и готов закричать от переполняющей скорости, свободы и чего-то другого: хрупкого, неуловимого, наполняющего болезненной нежностью.
Они летят: то высоко, то низко кидаясь в ночное небо. А потом узел, закрепляющий плащ, вдруг развязывается, и они спиралью падают вниз. Ичиго успевает схватить ткань в последний момент, и она знаменем падает вместе с ними, хлопая над головой.
Невысоко. Они падают в высокую траву, умудрившись ничего не сломать. Плащ грязной тряпкой опускается у ног. А Урахара лежит под ним и хрипло счастливо смеётся. От него пахнет ромашкой, крапивой и старым уютным теплом.
- В общем, ты извиняешь меня за всё плохое, что я мог сделать.
Ичиго утыкается лбом ему в грудь и чувствует, как в его ушах бешено колотиться чужое сердце. Дышит его теплом.
- Нифига.
Урахара снова смеётся и ерошит его короткие растрёпанные волосы.
Ичиго тянется вперёд всем телом и видит: обычные серые глаза.
От ночного воздуха и полёта кругом идёт голова.
- Ну и ладно.
- Ладно, - Соглашается Ичиго и тянется еще ближе.
Трава полна росы – злым напоминанием дождя, а ему впервые за долгие годы так пронзительно тепло. Тепло так, что наверняка можно прогнать из костей и памяти засевший там проливной ливень.
Чужое сердце колотится прямо напротив его – за тонкой перегородкой одежды, кожи и рёбер. Горячее, нужное, живое. То есть он, конечно, знал, что у Урахары в гигае обязательно должно быть сердце, но совсем другое – чувствовать его вот так.
Псих смеётся в голове и сейчас его опрокинутое небо ничем не отличается от того, что над головой.
Поцелуй вышел неловким, скомканным, мягким.
А сидящая на противоположном крыльце кошка отстранённо следила, как её семейную реликвию гоняет по траве ночной ветер.
***
Ичиго сидит за столом, обхватив руками чашку с остывающим чаем. На улице еще темно, но уже стелется по ногам белёсый утренний туман. Пар от чая забивается в ноздри. Заставляя кашлять.
Кажется, он всё-таки простудился.
Урахара тоже входит на кухню, наливает чая себе и салится напротив, еле заметно довольно улыбаясь уголками губ.
- Йоруичи-сан вернулась.
- Да, - Сонно кивает он и улыбается ее шире.
Ичиго заходится болезненным кашлем, шмыгает носом. Точно заболел.
- И что она…говорит?
- Говорит, что почти добилась у руководства Сейретея указа о моём возвращении. Тяжелые времена, былые заслуги, капитанов не хватает, сам понимаешь…
Он понимает и, не отрываясь, смотрит в свою кружку, на грязно-бурый остывающий чай.
- Знаешь, - Продолжает Урахара, и глаза его над ободком кружки смеются, - Все девушки любят иногда поиграть в жён декабристов, особенно если для этого не вовсе не обязательно выходить замуж, а впереди у них – вечность. А потом им вдруг становится так стыдно за то, что они устали играть, что они готовы выбить из кого угодно что угодно.
Ичиго вздрагивает и отрывает взгляд от чашки. До рези в глазах всматривается в чужие, силясь понять: врёт, нет? И всё равно по-прежнему не может.
Не может, чёрт его дери.
- Вернёшься туда?
Урахара сидит напротив и понимающе благодушно улыбается.
Голос в голове смеётся презрительно и издевательски, отскакивая от перевёрнутого неба.
- Ты пей, пока совсем не простудился. Пей.
И Ичиго заходится надрывным кашлем, раздирающим горло и лёгкие.
Ему, в общем-то, всё равно.
The End
Автор: Fujin
Фэндом: Блич
Пейринг: Ичиго/Урахара
Рейтинг: PG-13
Примечание: прикол про день рождения на английском, конечно, будет звучать не так актуально. Ну да не важно
Дисклеймер: Все принадлежит законным владельцам.
Размещение: С разрешения автора
Дальше- больше (:Урахара один сидит на крылечке магазина, прислонившись спиной к стене. Млеет от яркого душистого солнца. По двору летает пыль.
Он лениво нанизывает на нить крупные стеклянные бусины, и если бы не это движение, можно было бы подумать, что он спит. Разноцветные лучики от стекляшек летают по двору вместе с пылью.
Печёт.
- Эй, старик, - Хмуро протягивает Ичиго. Как будто это на пороге его, а вовсе не своего дома сидит Урахара. Или просто – мимо проходил, - Я тут с тобой посижу.
- Надо же, какая честь, - Протягивает тот в ответ насмешливо и сонно.
И тень от панамки скрывает и прячущуюся улыбку, и выражение глаз. Молчат. Катаются по земле пылинки.
Не клеится разговор, и Ичиго сам уже не знает, почему вместо прогулки его занесло именно в этот переулок, к этому человеку.
Пальцы ловко одевают бусины на иголку и дальше – на крепкую кручёную нитку. Непонятно даже, как они на такую широкую налезают. Красные, зелёные, золотые. Тонкое гранёное стекло.
- А где…все? – Как бы невзначай начинает Ичиго, указывая на двор. Не умеет он начинать разговоры.
А Урахара умеет прекрасно, и ничего не стоило бы ему помочь пареньку найти тему, подсказать, чего тот хочет, ждет в пыли, духоте, в безлюдном переулке у входа в магазин. Но он только довольно улыбается уголками губ и крутит в руках крупные бусины. Преломляясь в гранях стекла, солнечные зайчики прыгают из его пальцев.
Послушные.
- Я из гулять отпустил. А то совсем устали. – Поднятым вверх пальцем – удачной находкой, - На море купаться, вот.
Ичиго тут же представился Тессай, в окружении шезлонгов и надувных кругов бегающий за детьми. Почему-то по-прежнему в переднике. Ловко сказано, не придерёшься. Ичиго кивает, молчит
Урахара с интересом наблюдает за ним из под пол панамы, как за занимательной зверушкой. Хитро щурится.
- Мои вот тоже уехали, - Наконец снова начинает тот, - Каникулы, как-никак, разъехались все из города. Лето. – Словно извинением, - Скучно.
Урахара улыбается шире и часто кивает. От мельтешения зелёных полос рябит в глазах.
Тоже складно вышло.
- А ты почему не с ними?
- Ну как же, - Ичиго ухмыляется, хлопает рукой по заднему карману джинсов, где еле выглядывает удостоверение шинигами. Временно исполняющего обязанности, - Пустые, все дела. Если я уеду, кто же тут останется?
Урахара от всей души смеется этому, как хорошей шутке.
- А что, меня в расчет уже никто не берёт?
Ичиго фыркает, отворачивается, с видом раздражённым, скучающим и совершенно независимым.
Как будто это не он пришёл стоять у порога чужого дома.
- Не говори глупостей, старик.
***
Ичиго быстрым устремлённым шагом входит в магазин, проходит мимо прилавков и шкафчиков с товарами. В магазине прохладно и тихо. Тонкие солнечные лучики просачиваются сквозь пыльные, годами не мытые стёкла.
В нерешительности останавливается у пустого прилавка.
- Желаете чего-нибудь приобрести? - Урахара появляется из-за спины, услужливо улыбаясь и быстро-быстро махая веером.
От этой дежурной улыбки злость закипает в горле. Жаркая, как солнце на дворе.
Ичиго резко разворачивается и изо всех сил кидает мяч Урахаре в грудь. Его он принёс с собой.
Тот ловит его самыми кончиками пальцев, умудрившись не сломать веер, не помять.
- Поиграй со мной, мне скучно.
Урахара задумчиво крутит мяч в руках, а потом делает несколько шагов, наклоняется и оставляет его у входа. За порогом.
Хитро выжидающе смотрит, отходит к прилавку.
- Вы слишком самонадеянны, молодой человек, если считаете, что можете требовать этого от занятого торговца в разгар рабочего дня.
Ичиго сердито фыркает. Тишина звенит вокруг. Лежат давно пыльные товары на полках.
Ему и так нелегко было заставить себя прийти сюда снова.
Он отходит к порогу, поднимает мяч, возвращается и с силой опускает его на прилавок перед Урахарой. Прямо на россыпь каких-то побрякушек.
- Даже так? – Смешливым прищуром, - А если я не хочу?
И Урахара кладёт раскрытую ладонь на мяч. Даже не касаясь – просто рядом с его рукой. Из-за теней точно не разглядеть, но кажется – вот-вот рассмеётся.
Ичиго зло шипит сквозь стиснутые зубы, резко отдёргивает руку и мяч, тут же разворачивается, идёт к выходу.
В дверях задерживается и, даже толком не обернувшись, кидает через плечо:
- Я жду тебя во дворе.
***
Они сидят на ступеньках у заднего входа. Шумно отрывисто дышат. Вечереющий воздух звенит вокруг. Мяч лежит перед ними в пыли, красный в расплывающемся по двору закате.
Они вспотели, они устали так, что еле доползли до этого крыльца. Хочется пить.
А Ичиго, впервые за долгое время, наконец чувствует себя по-настоящему отдохнувшим. Так, что и сказать-то нечего.
Вдруг Урахара сам разрывает повисшую вечернюю тишину. И усталость, и лёгкую сонливость, и умиротворённость.
- Вот теперь мы с тобой устроим обмен. Твоя очередь сделать то, что я попрошу.
Ичиго поднимает взгляд от потёртых досок пола. В горле и так сухо, ком сворачивается внутри. Чуть выше солнечного сплетения, чуть ниже гортани.
Произносит недовольно:
- Чего тебе?
Урахара откидывается на стену магазина и острые закатные тени делают его безнадёжно усталым, слабым и лживым. Он непривычно отказывается встречаться с Ичиго глазами, смотрит в алеющий горизонт.
- Расскажи мне. Как там…сейчас?
Ичиго не нужно объяснять где это – «там».
Сейчас. Без меня.
Такие вопросы тоже задают с трудом.
- Разве Йоруичи-сан не рассказывала тебе всё?
Горьким смехом-передразниванием:
- Только общие события. Йоруичи-сан думает, что она меня щадит.
Ичиго отворачивается, молчит. Вовсе он не собирается ничего рассказывать.
Просто не знает, что можно рассказать про это неживое место. Просто слишком не привык видеть Урахару без всегдашней улыбки. Усталым. Спрашивающим. Таким.
А тот снова спрашивает – скучающим голосом, словно невзначай. И кажется – с каждым словом ломает себя. Беззаботного. Просто ему слишком надо знать.
- Говорят, Маюри назначили капитаном двенадцатого.
Ичиго кивает в ответ.
- А лейтенант у него кто?
Пожимает плечами:
- Не знаю. Девушка какая-то. Плёл что-то про то, что сам её сделал.
Урахара горько смеётся. От закатных росчерков полосы его панамки кажутся буро-малиновыми. И глаз не видно.
- О да, такое как раз в духе нашего отряда.
Снова молчат. Смотрят, как медленно скрывается за высотками солнце.
- Я тоже давно хотел спросить.
Урахара уже успел нацепить свою привычную улыбку. Прежде чем повернуться.
Иногда эта улыбка бесит Ичиго настолько, что хочется врезать тому прямо по лицу. Чтобы стереть эту улыбку. Увидеть удивление.
Сдёрнуть треклятую панамку и посмотреть, какого же цвета у него глаза.
Только вот Ичиго знает – это не его желание.
- Ну?
Спокойно, безразлично:
- Этот говорит, что Айзен наверняка был не первым, кто додумался скрещивать шинигами и Пустых.
Смехом, коснувшимся губ веером:
- Каких только глупостей не говорит тебе твоё подсознание. Что еще Этот тебе рассказывает?
Ичиго пропускает издёвку мимо ушей, смотрит серьёзно и с вызовом.
- Говорит, что у тебя такие эксперименты явно лучше получаются. Говорит, что живой пример этому есть. Мы.
- Какая гнусная ложь.
Вот и всё. Просто и невзаправду как всегда.
Урахара прячет улыбку в складках веера и ждёт, что же тот ответит. С интересом наблюдает за реакцией. Ответить на это нечего.
- Понятно, - Ичиго встаёт, оттряхивает штаны. – Поздно уже, я останусь?
Голосу в голове он верит не больше, чем Урахаре. Урахаре он не верит вообще.
Но всё же интересно – кто же из них врал.
***
Ичиго просыпается далеко за полдень, встаёт, сонно позёвывая, одевается. С непривычки спать на тонкой жесткой циновке ломит спину.
Выйдя из комнаты, он проходит по магазину, служебным помещениям. Никого. Только пыль, пробивающееся сквозь щели солнце и тонкие разноцветные блики от подвешенных под потолком стекляшек.
Из полуприкрытой двери складского помещения слышится какая-то возня. Ичиго входит внутрь и видит Урахару, силящегося запихнуть ящик на одну из верхних полок.
- Давай помогу.
Он встаёт рядом, берёт ящик – тяжёлый, зараза – за деревянные бока. Занозит руки. Пальцы у Урахары тёплые, даже сейчас осторожные. Вдвоём они ставят груз на место.
Пыхтя, пытаются отдышаться.
- Премного благодарен, - Урахара тут же вынимает блокнотик и принимается с довольным видом что-то там записывать, - Кстати, не хочешь подработать грузчиком?
Ичиго сердито смотрит на него, на эту раздражающую фальшивую улыбку и никак не может понять, что это – глупое предложение или такая странная шутка. На всякий случай отвечает:
- Нет, спасибо, мне и так работы хватает. Что это было?
- Очень жаль, такие перспективы. Что было? Ах, это. – Урахара ловко закрывает блокнот. – Ничего необычного. Решил заняться продажей еще и нормальных людских товаров. Надо же бедному торговцу на что-то существовать. – Смехом; веером, глушащим этот смех, - Что-то здесь душно, пойдём.
Ичиго пожимает плечами и выходит вслед за ним.
Его всё тянет обернуться и посмотреть еще хоть раз на этот дурацкий ящик. А еще лучше – прийти ночью и распотрошить его до самого дна.
Потому что он всё никак не может понять, когда шутки Урахары просто шутки, когда они что-то скрывают и когда же бывают правдой.
Что-то тяжеловат был ящик для всякой мишуры.
***
Ичиго легко парирует удар, уворачивается и ударяет сам. Отвратительно скрипят мечи. Не давая опомниться, отходит на пару шагов и с разбегу бросается в атаку; прыгает, готовые разрубить противника прямо в прыжке.
Сам бы он так не смог, и белобрысый псих ликующе хохочет в голове.
Урахара успевает защититься, но слишком много напора, ненависти в этом ударе, и он падает на песок полигона. Ичиго нависает сверху, давит Зангетсу, грозя переломить тонкий чужой клинок. И краем сознания успевает подумать, что эта сила и эта ненависть – тоже не его.
- Сдавайся.
Сейчас Урахара кажется почти испуганным. Уставшим. Непривычно открытым, слабым, со слетевшей панамкой.
Глаза. Надо успеть посмотреть, какого цвета у него глаза.
Ичиго тянется ниже, жалобно скрежещет сталь, преодолевая сопротивление. Еще ниже.
Он уже так близко, что может чувствовать его сбивчатое дыхание. Сладкий запах страха, который чует не он. И глаза. Глаза.
Урахара вдруг резко выворачивает Бенихиме, 2ой рукой собирает горсть песка и швыряет ему прямо в лицо.
Не успел разглядеть.
Пока Ичиго откашливается, Урахара успевает встать и зайти за спину. Даже не пытается ударить.
- Хватит. Всё, допрыгались.
Но Ичиго не хватит, он одним движением разворачивается и нападает снова. Почти успевает задеть, прежде чем Урахара задержит его клинок своим. И вдруг резко даёт кулаком прямо по лицу, вытянув руку над скрещенными мечами.
- Я же сказал: хватит.
Ичиго зло скалится, кровь из разбитой губы капает крошечными пятнами прямо на пол пещеры. Жарко. Щиплет.
- Еще нет.
Урахара фыркает, кладёт меч в ножны, превращая клинок в безобидную трость. Оттряхивается, подходя ближе, обходя Зангетсу как несущественную помеху.
- Как-нибудь в другой раз. Вытирайся и пойдём отсюда.
И он протягивает руку, тыльной стороной ладони касаясь щеки, подбородка, шеи. Стирая стёкшую струйку крови. Небрежно вытирает руку о штаны, разворачивается, собираясь уходить.
А Ичиго зло шипит сквозь стиснутые зубы, и духовная сила спиралями стекается вокруг. Трещит, сыпет искрами.
- Нет, сейчас.
Есть в этом что-то жизненно необходимое – хоть раз победить Урахару. После капитанов, лейтенантов и огромных Пустых – именно его. Наверное, это потому, что он его первый учитель.
Но белый псих смеётся внутри.
Но почему-то это кажется таким важным именно теперь. Когда грязные кровавые полосы на руках Урахары горят воспоминанием прикосновения. Кожи к коже.
- Не буду я с тобой вообще больше тренироваться, - Безразлично протягивает тот.
Он всё-таки еще не дошёл до того, чтобы кидаться на безоружных, и потому Ичиго уже почти кричит – зло, пытаясь спровоцировать:
- Да ты просто боишься меня.
Урахара в ответ спокойно пожимает плечами, всё так же идёт к выходу, автоматически вытирая руку о ткань одежды.
- Разумеется, и это тоже.
***
- Послушай, а как же Йоруичи-сан, неужели ты её тоже отправил…отдохнуть?
Они сидят на кухне. Пьют чай, остывающий в толстобоких кружках. Старая пыльная лампа над ними то и дело моргает.
От кружки Урахары еле чувствующейся добавкой тянет ромашкой, крапивой и покоем.
- Отчего же. Не мне решать, где ей быть, - Веер у губ скрывает отсутствие улыбки. Тень от панамки – выражение глаз. А голос – голос уже давно послушен настолько, что не подводит его, - Йоруичи-сан в Сейретей. Ей есть, куда возвращаться.
Ичиго смотрит на широкие доски стола, греет руки горячей чашкой, обхватив её ладонями. Наконец снова спрашивает:
- А ты? Ты бы хотел вернуться?
Урахара одним движением складывает веер, и на губах у него опять всегдашняя таинственно-беззаботная усмешка. Как будто она никогда не сходит с лица.
- Слушай, Куросаки-сан, давно хотел тебе сказать. Прекрати представлять меня как какого-то страдающего романтического героя. Напрягает, честно.
Тот в ответ только давится остывающим чаем.
Пытается понять, когда же Урахара врал – до этого или теперь.
***
Ичиго всё-таки неуютно было спать в доме Урахары. Это, конечно же, из-за жёсткой циновки на полу – в основном. Хотя лучше, чем в своём пустом доме.
И еще душно. И мысли всякие глупые лезут в голову. И тяжело дышать.
Да еще и этот ненормальный бубнит в голове всю ночь напролёт.
Однажды он всё-таки не выдерживает и встаёт с кровати. Выходит из комнаты. Идёт узкими коридорами магазина. На босых ногах остаётся пыль, скрипят половицы.
Проходя мимо комнаты Урахары Ичиго невольно останавливается. Хочет войти, хотя явственно ощущает: это желание – не его. Даже поднимает руку, касаясь гладкой поверхности двери.
В гортани по-прежнему стоит пошлый запах сушёной ромашки, или это комната Урахары пропиталась им насквозь.
Из-за перегородки слышно, как он глубоко размеренно дышит.
Ичиго закрывает глаза, лбом прислоняется к двери, чтобы лучше чуять этот горький запах, слышать дыхание. Даже сейчас тёплое. Растопыривает пальцы ладони, ощущая поверхность дерева. Запоминая.
Глупо.
- Иди спать, - Доносится из комнаты мягко и приглушённо.
Урахара наверняка думает так же.
Ичиго не отвечает, идёт дальше по скрипящим половицам, не решаясь включить в коридоре свет.
Доходит до склада и только там зажигает маленькую лампочку под самым потолком. Достаёт тот самый ящик, ставить который он помогал Урахаре недели назад. Нашел лом, открыл крышку. Так конечно нельзя поступать в чудом доме с чужими вещами, но сейчас Ичиго плевать на это. Ему надо знать.
В ящике оказались книги. Сложенные стопками ряды совершенно разных книг.
Ичиго зло рассмеялся, потому что не знал, что же сделать еще. Книги – это ничего. Может оказаться как и тщательно скрываемое памятью, так и действительно «нормальными людскими товарами».
Урахара. Поганец. Наверняка он сделал всё это специально. Мучил его неопределённостью. Дал заметить этот ящик. Положил в него всякую хрень.
Разрешил жить в своём доме. Играет в мяч и тренируется с ним в пещере. Пахнет чаем с то ромашкой, то крапивой, то полынью. Так смешливо улыбается. Так тепло дышит.
Прогоняет ночью от дверей своей спальни.
Книги – это ничего. Так и непонятно, что же он делает постоянно: так болезненно скрывающее врёт или просто издевается.
Это белолицый псих в голове, а вовсе не он, хочет залезть к Урахаре в душу и выпотрошить её до самого дна.
Наутро Урахара находит Ичиго в том же складском помещении между томами «Дон Кихота» и какими-то дамскими романами.
***
Электричество вырубило совершенно неожиданно, поздним вечером, во всём районе. Маленькие домики и магазины гасли – один за другим.
Ичиго устроился в старом покосившемся кресле, подобрав под себя ноги. До этого он читал какую-то книгу со склада Урахары, а теперь – без света – почти спал, прижавшись к потрепанной обивке.
Урахара сидел на полу у его ног и уже битый час крутил в руках провода. Честно пытался что-то сделать, хотя, по правде говоря, не соображает он в этом ничего.
На столе горела одинокая свеча.
За окном занималась гроза.
- Прекрати заниматься глупостью, - Протягивает Ичиго недовольно.
- Вовсе не глупость! – Смеётся тот в ответ смехом фальшивым и усталым, - Я пытаюсь обеспечить нам блага цивилизации.
Свеча на столе сыплет искрами и гаснет.
До этого её дёрганный свет резко очерчивал короткие морщинки у его глаз. И выступающие костяшки пальцев на застывших над проводами руках.
Ичиго сонно смеётся. Теперь они остались вообще в полной темноте. Только росчерки молний в окне.
- Лучше бы пошёл снова зажёг, - Упрёком.
- Лень.
Молчат. Чуть скрипят в руках провода. О стекло ударяются первые капли дождя.
- Скучно. Давай ты мне что-нибудь о себе расскажешь.
Урахара запрокидывает голову, почти положив её ему на колени, смешливо вопросительно смотрит.
- Например?
Конечно Ичиго плевать на Урахару. Просто его достало сидеть в тишине и темноте, вот он и пытается исправить хотя бы первое. Вовсе не хочет он ничего о нём знать. И вовсе не нравится ему ощущение теплого дыхания у колена.
Белёсому психу в голове – тому бы понравилось.
- Ну, не знаю. Когда у тебя день рождения, например?
Глаза Урахары хохочут, почти черные в темноте и тени. Опять насмехаются.
- Тридцать первого декабря.
От такой откровенной издёвки Ичиго вскипает настолько, что готов придушить Урахару прямо сейчас. Грохочет гром. Он даже протягивает руки, да только так и застывает, едва коснувшись шеи.
Чувствует, как бьётся пульс.
- Ты можешь хоть раз нормально ответить? Я, между прочим, серьёзно говорил.
- Я тоже.
Просто, мягко. И Ичиго вдруг верит – наскоком. Просто устал всё время сомневаться в его словах. Он склоняется над ним, закрывает глаза, и уж больше не хочет ни о чём думать. Это удивительное, редкое ощущение – взять и поверить, даже когда на самом деле практически уверен, что над тобой опять смеются.
Урахара пахнет хвоей, Новым годом и волшебством. Совсем детским, несуществующим – а не тем, что подвластно шинигами.
И дед Мороз, и стеклянные шары, и цветная мишура, и подарки под ёлкой на утро – всё это, слившееся радостным детским ожиданием и нетерпением. Памятью.
Ичиго – ему ведь нет и двадцати.
Потому он еще помнит, что только волшебники из детских сказок рождаются накануне Нового года. И ведь, наверное, похож, зараза.
Он склоняется ниже, зарывается лицом в волосы, шумно дышит. Нельзя так шутить, да еще и положив голову на чужие колени. А если не врёт – если нет? Тогда, пожалуй, можно было бы даже разреветься.
Урахара фыркает в темноте.
- Ты меня за это еще поцелуй.
***
Ичиго вернулся далеко за полночь. Его не было весь день. Весь день шёл проливной дождь.
Он стоит на крыльце давно закрытого магазина, давно промокший до нитки, барабанит кулаком в закрытую дверь. Больше часа.
- Да пусти же ты! Засадил мне в голову этого психа, отправил чёрте куда, а теперь и видеть нас не хочешь?!
Голос из-за двери тихий, усталый и приглушённый. Даже через перегородку от Ичиго явственно несёт алкоголем.
- Отчего же? Хочу, только в другом состоянии.
- Ах, а в любом я тебя не устраиваю?!
И он снова барабанит руками, с размаха пинает дверь ногой. Потом не выдерживает, пытается открыть наглухо запертую дверь, изо всех сил дёргает её в сторону.
Та вдруг поддаётся.
Ичиго влетает внутрь, едва не упав. Урахара стоит тут же, у распахнутой двери, машет веером, несмотря на холод. Или как раз из-за него – просто от вредности. Дождь косыми струями льётся внутрь – прямо на пол магазина. Он ногой возвращает дверь на место и подходит к Ичиго, смотря незлобно и чуть обиженно.
- Ты зашёл. Я посмотрел. Дальше что?
Тот заходится хриплым кашлем – ему прямо в лицо. Чуть пошатывается. Алкоголем от него пахнет ярко, одуряющее, непривычно.
- Дурак ты. Такой умный, а не понимаешь.
Урахара не дурак, и он отлично понимает, что Ичиго есть с чего напиться, когда на улице хлещет такой вот ливень. И воспоминания душат. Нечёткие, полупридуманные, детские.
И остался ты в городе совсем один. На целое лето.
Он знает наверняка: Ичиго весь день простоял без движения, глядя, как бьются водяные струи по реке под проливным дождём. Ждал.
Может, Удильщик вернётся. Может, новое воспоминание придумается.
- Давай раздевайся, залезай под горячий душ – и спать. Не хватало еще, чтобы ты простудился.
Ичиго сипло смеётся, и вода с его промокшей одежды заливает полы. Как будто даже кипяток сможет выбить из него этот холод. Как будто ему не всё равно, простудится он или нет.
Конечно, он помнил о матери всегда. Но в такие ливни было особенно паршиво.
- Плевать.
Урахара знает. Всё-то он знает, этот лживый торговец сказками и дверьми в мир волшебства и неживых.
Ичиго сидит на холодном, мокром полу, и помнит каждую морщинку на её лице. И кажется: расплывается под ним не вода, а её вязкая тёмная кровь, потому что за окном проливной дождь, ливнем забивающий в глаза, в кожу, в душу – воспоминания.
Урахаре тоже плевать.
- У меня магазин, а не больница. Всех посетителей потом своим кашлем распугает. Потом вытрешь за собой воду.
И он рывком поднимает Ичиго на ноги. Тот делает пару шагов, поскальзывается и снова падает на пол. Сидит, уставившись перед собой бессмысленным взглядом.
Урахара вздыхает, садится напротив.
Барабанят капли по крыше и окнам.
- Ну и что же мне с тобой делать?
По тону слышно: ночного гостя он хочет как минимум огреть чем потяжелее, чтоб глупости в голову не лезли. Просто голосом своим он владеет не хуже, чем лицом.
Ичиго сидит перед ним на полу, мелко дрожит. Холодный и насквозь промокший. Ему всё равно.
- Ладно, давай я тебя переодену и спать положу. Может, и не заболеешь.
И он забирается рукой тёплой – почти горячей на замёрзшей коже – под футболку, начинает стягивать её. Неловко, торопясь.
А Ичиго почему-то именно теперь не выдерживает; хватается мокрыми пальцами за ворот его одежды, прижимается всем телом, судорожно всхлипывая в шею. Несёт – вместе с запахом дождя и алкоголя:
- Знаешь, она…У неё глаза…Совсем забыл…Не могу никак вспомнить, какие же…Напрочь…А еще она, знаешь, она так любила, когда…
Ичиго холодный и влажный, его мелко трясёт. Урахара неуклюже обнимает его одной рукой, другую положив на губы. Потрясающим контрастом сухие и горячие.
- Нет, не знаю. И знать не хочу. Молчи.
Рождающаяся истерика заканчивается. Вмиг.
Тот смотрит удивлённо и обиженно, судорожно сглатывает. Вдруг хмурится, как от новой внезапной идеи, и тянется губами к его лицу, подминая Урахару под себя. Пока ладно снова не остановит его.
- Не надо, - Мягко, успокаивающе, горько, - Наутро тебе будет стыдно. И за это, и за то, что ты пытался рассказать. Не надо ничего этого. Не интересно.
Ичиго долго и пристально вглядывается ему в глаза. Слишком темно. Кажется, какие-то светлые. Не разобрать.
А потом встаёт, чуть опять не поскользнувшись, и идёт в душ, на ходу расстегивая ремень. Стало быть, в горячий. Чтобы не заболеть. И посетителей не распугать.
- Дурак ты, - Глухо, отчётливо, хрипло, - Я не пьяный, просто мне очень фигово и вдобавок облили саке.
Конечно, Ичиго вообще не пьёт. И уж тем более в такие дни. Когда на улице ливень и воспоминания стеной дождя встают поперёк горла.
Мешают нормально даже дышать.
Урахара смотрит на его удаляющуюся спину и не спорит даже с «дураком».
***
Ичиго тихо скулит во сне – больно, низко, со смесью жалости и злобы – нерождённым криком Пустого. Мечется по кровати. Его трясёт.
То и дело лицо его искажается полузнакомой гримасой, и кажется: почти до серости белеет кожа, растягиваются в сумасшедшей улыбке губы. А потом его снова знобит, колотит крупной дрожью, и простыни скрученные и влажные – от пота? слёз? дождя?
Ичиго тихо смеётся во сне – хрипло, обиженно, со смесью ненависти и зависти – к Полным и живым. Мечется по кровати. Его тоже трясёт.
Бессвязно бормочет, разговаривая сам с собой. Ночью, во сне, ему сложнее всего бороться с белёсым паразитом, пустившим корни внутри. В самой глубине – там, откуда разрастается прореха Пустых.
То и дело руки его во сне тянутся к горлу – и непонятно, чьё из них это желание – разорвать, убить, неважно кого.
Себя – чтобы не выпустить наружу разрастающуюся внутри шизофрению?
Его – чтобы выпустить хоть на минуту себя?
Тогда сидящий рядом Урахара придвигается и легонько бьёт веером по этим рукам. Несильно, едва касаясь. И Ичиго успокаивается, обмякает, спокойно глубоко дышит.
А потом вдруг резко распахивает ошалелые глаза и смотрит в упор – жалобно, просящее.
Низко хрипит севшим со сна голосом:
- Помоги мне. Я больше так не могу. Пожалуйста. Я буду хорошим, я буду послушным. Ты же можешь, - Его одуревшие глаза горят даже в темноте, - Выпусти меня, - Резко вскидываясь на кровати, с рёвом кидаясь на сидящего человека, - ПУСТИ!
Его снова скручивает и прижимает к кровати, и он мечется по ней, как привязанный – своей-чужой волей, и бормочет в бреду.
- Пусти, пусти, я тоже хочу жить, я, я, только я.
Урахара сидит, и без тени эмоций на лице наблюдает за этим. Ничего не отвечает, ничего не говорит. Вот уже которую ночь напролёт.
Впервые в жизни ему стыдно за столь хорошо удавшийся эксперимент.
***
- Пойдём, - Урахара вдруг хватает его за руку и тащит за собой. Непривычно оживлённый, напористый, - Решил тебе кое-что показать.
Ичиго недовольно вырывает руку, но идёт следом. Вообще-то он уже собирался спать. Вообще-то на улице низкая звёздная ночь. И ему вовсе не понравилось ощущение чужих тёплых пальцев, сомкнувшихся на запястье.
- Что еще такое? – Нарочито недовольно, сонно. Заинтересованно.
Урахара приводит его в складские помещения, и, не объясняя, принимается осматривать коробки. Пыльные лампочки без плафонов висят высоко под потолком. Одна перегорела, одна моргает.
Наконец он, видимо, находит то что искал – в наглухо запечатанном деревянном ящике, на одной из верхних полок. Приподнимается, пытаясь его достать, но, едва коснувшись ящика руками, тут же отдёргивается, словно что-то вспомнив, и со смехом разворачивается к Ичиго.
Со смехом до того непривычно честным и живым, что это почти пугает.
Может быть, он решил, что и ему надо когда-то извиняться.
- Слушай, Ичиго, а достань-ка мне ту коробку.
Из дальнего угла, от входа, низко и подозрительно:
- Я еще не нанимался к тебе грузчиком.
Но он всё равно подходит, встаёт на цыпочки, осторожно берёт ящик и ставит его на пол у ног Урахары. Совсем лёгкий.
- Ну и открывай теперь сам, раз достал, что ли.
Ичиго коротко и сердито смотрит на Урахару, с совершенно непричастным видом наблюдающего за тем, как он шарит в поисках лома, снова подходит, открывает ящик. Как будто это не он заставил его заниматься этой глупостью.
В ящике лежит смятый кусок ткани, серо-бурый от пыли. Урахара берёт его самыми кончиками пальцев, резко встряхивает и открывает неприметную заднюю дверь.
Пыль от плаща густым едким маревом еще стоит в воздухе, заставляя кашлять и щурить глаза. А через распахнутую дверь – огромным ворвавшимся миром – уже хлынул оглушающий ночной ветер, и шум, и низкое звёздное небо, и тихий смех за плечом. Пылинки ломались от этого воздуха прямо в полёте и оседали на доски пола.
- Ну чего встал? Пойдём.
Урахара взял его за плечо и вывел во двор, захлопнув дверь магазина. Ладонь была обжигающе-теплой, но на этот раз он отчего-то не возражал. Темно. Только яркие точки звёзд и тонкая щель света из-за двери.
Торговец стоял посреди двора и пристраивал пыльный плащ у себя на плечах. Нои его промокли от ночной росы. Ичиго стоял рядом, хмуро смотрел, дышал полной грудью, чувствовал, как колотится сердце, и не говорил ничего.
Урахара наконец закрепил плащ замысловатым узлом – нормальные завязки давно потерялись - поднял ногу, как будто собираясь идти по лестнице. Наступил. Хмыкнул. Луны не было, но звёзды – миллионы звёзд – освещали дворик и две фигуры ярким фосфорическим светом.
- Пойдём, - Еще раз повторил он.
А потом вдруг схватил Ичиго за запястье и прыгнул – прямо в распахнувшееся, упавшее сверху ночное небо.
И ветер бьёт в лицо – холодный, свежий, дурящий. И звёзды светят ярко, выбивая слёзы из глаз.
А Урахара прыгает еще выше, несётся с нечеловеческой скоростью – и тишина в свисте ветра звенит вокруг.
Плащ хлопками треплется на ветру, больно задевая лицо.
Звёзды горят.
Как в детских сказках, где колдуны и ведьмы умели летать. Со звоном ёлочных игрушек и запахом хвои. С днём рождения в канун нового года и волшебством. Детским, а не тем, что подвластно шинигами.
Шабаш.
Полосатая панамка слетает с головы, а они всё несутся вперёд – быстрее; дальше. Ичиго до боли хватается за руку и готов закричать от переполняющей скорости, свободы и чего-то другого: хрупкого, неуловимого, наполняющего болезненной нежностью.
Они летят: то высоко, то низко кидаясь в ночное небо. А потом узел, закрепляющий плащ, вдруг развязывается, и они спиралью падают вниз. Ичиго успевает схватить ткань в последний момент, и она знаменем падает вместе с ними, хлопая над головой.
Невысоко. Они падают в высокую траву, умудрившись ничего не сломать. Плащ грязной тряпкой опускается у ног. А Урахара лежит под ним и хрипло счастливо смеётся. От него пахнет ромашкой, крапивой и старым уютным теплом.
- В общем, ты извиняешь меня за всё плохое, что я мог сделать.
Ичиго утыкается лбом ему в грудь и чувствует, как в его ушах бешено колотиться чужое сердце. Дышит его теплом.
- Нифига.
Урахара снова смеётся и ерошит его короткие растрёпанные волосы.
Ичиго тянется вперёд всем телом и видит: обычные серые глаза.
От ночного воздуха и полёта кругом идёт голова.
- Ну и ладно.
- Ладно, - Соглашается Ичиго и тянется еще ближе.
Трава полна росы – злым напоминанием дождя, а ему впервые за долгие годы так пронзительно тепло. Тепло так, что наверняка можно прогнать из костей и памяти засевший там проливной ливень.
Чужое сердце колотится прямо напротив его – за тонкой перегородкой одежды, кожи и рёбер. Горячее, нужное, живое. То есть он, конечно, знал, что у Урахары в гигае обязательно должно быть сердце, но совсем другое – чувствовать его вот так.
Псих смеётся в голове и сейчас его опрокинутое небо ничем не отличается от того, что над головой.
Поцелуй вышел неловким, скомканным, мягким.
А сидящая на противоположном крыльце кошка отстранённо следила, как её семейную реликвию гоняет по траве ночной ветер.
***
Ичиго сидит за столом, обхватив руками чашку с остывающим чаем. На улице еще темно, но уже стелется по ногам белёсый утренний туман. Пар от чая забивается в ноздри. Заставляя кашлять.
Кажется, он всё-таки простудился.
Урахара тоже входит на кухню, наливает чая себе и салится напротив, еле заметно довольно улыбаясь уголками губ.
- Йоруичи-сан вернулась.
- Да, - Сонно кивает он и улыбается ее шире.
Ичиго заходится болезненным кашлем, шмыгает носом. Точно заболел.
- И что она…говорит?
- Говорит, что почти добилась у руководства Сейретея указа о моём возвращении. Тяжелые времена, былые заслуги, капитанов не хватает, сам понимаешь…
Он понимает и, не отрываясь, смотрит в свою кружку, на грязно-бурый остывающий чай.
- Знаешь, - Продолжает Урахара, и глаза его над ободком кружки смеются, - Все девушки любят иногда поиграть в жён декабристов, особенно если для этого не вовсе не обязательно выходить замуж, а впереди у них – вечность. А потом им вдруг становится так стыдно за то, что они устали играть, что они готовы выбить из кого угодно что угодно.
Ичиго вздрагивает и отрывает взгляд от чашки. До рези в глазах всматривается в чужие, силясь понять: врёт, нет? И всё равно по-прежнему не может.
Не может, чёрт его дери.
- Вернёшься туда?
Урахара сидит напротив и понимающе благодушно улыбается.
Голос в голове смеётся презрительно и издевательски, отскакивая от перевёрнутого неба.
- Ты пей, пока совсем не простудился. Пей.
И Ичиго заходится надрывным кашлем, раздирающим горло и лёгкие.
Ему, в общем-то, всё равно.
The End
-
-
15.05.2010 в 08:03Я люблю вас, за то что выложили.
Небо, наконец-то фик про Урахару. И длинный, и настоящий, и многогранный и вхарактерный.
А какой Ичиго....
В общем
Спасибо, спасибо огромное.
Не подскажете, может у этого автора еще что-нибудь про них есть?..